По оценкам специалистов, новый финансовый конгломерат ЮПИ, обладающий тысячами отделений, станет ведущим кредитным учреждением Соединенных Штатов, стран Тихоокеанского региона, Южной Европы и Средиземноморья от Гибралтара до Стамбула.
Правда, некоторых международных обозревателей беспокоит вопрос контроля над такими огромными финансовыми потоками. В телефонном разговоре с нашим корреспондентом мистер Вальберг на этот вопрос ответил так: «Контроль будет неотъемлемой составляющей эволюции. Ни один уважающий себя экономист или банкир не станет против этого возражать».
Вертолет снизился и опустился на круглую взлетно-посадочную площадку Чесапикского лагеря. Открылась сверкающая белизной дверца, и вышедший из вертолета заместитель директора Фрэнк Шилдс, чьи спрятавшиеся в щелочки глаза были чуть ли не плотно зажмурены, защищаясь от солнечного света, подвергся словесному нападению со стороны Брэндона Скофилда, за спиной которого стоял Камерон Прайс. К счастью, бо́льшая часть гневных криков бывшего сотрудника разведки потонула в реве вращающегося несущего винта, а к тому моменту как эти двое покинули область оглушительного шума и присоединились к Прайсу, Скофилд уже успел порядком выдохнуться.
– Раз уж ты догадался, что и зачем я делаю, почему это тебя удивило, не говоря уж о том, что разозлило? – обиженно спросил заместитель директора.
– Косоглазый, это самый наитупейший вопрос, который ты задал за всю свою жизнь, черт возьми! – проревел Скофилд.
– Почему?
– Прекрати повторяться!
– Эй, Брэндон, это ты страдаешь такой дурной привычкой, а не я. И взгляни на все вот с какой стороны. Поскольку ты, несомненно, понимал, что я могу воспользоваться Л-фактором, и экзамен ты выдержал, ты чист, а мне не нужно гадать, не упустил ли я чего-нибудь.
– Всему виной ведь было то предложение, которое сделали мне Матарезе, не так ли? Миллионы и ранчо в тихом уголке…
– Это замечание было брошено мимоходом, – прервал его Шилдс, – но на какое-то время оно все-таки засело. И вспомни, двадцать пять лет назад ты сам заставил президента Соединенных Штатов заплатить тебе отступные. Так что мой ответ – да.
– Почему ты был так уверен, что я не принял это предложение?
– Потому что в противном случае ты ни за что не заговорил бы об этом с Денни во всех подробностях.
– Ты просто невыносим!
– Возможно, но вспомни Прагу. Кстати, а где Денни?
– Я приказал ему оставаться в стороне до тех пор, пока не разберусь с тобой, поскольку, как мы согласились, командую парадом я. У меня ведь есть такие полномочия, правда?
– Ну как, Брэндон, ты со мной разобрался? – вместо того чтобы ответить на вопрос Скофилда, спросил заместитель директора.
– Проклятие, нет! О своей идее закрыть это место и перебраться в Северную Каролину можешь забыть! Мы остаемся здесь.
– Да ты просто сумасшедший! Матарезе известно, где мы находимся – где находишься ты. Им известно, что тебе удалось спастись с потопленного траулера; а прилетев сюда и присоединившись к нам, ты бросил им перчатку. Они не остановятся до тех пор, пока тебя не убьют.
– А скажи мне, Косоглазый, почему Матарезе так хотят расправиться со мной?
– По тем же самым причинам, по которым мы хотели тебя разыскать, – ради того, что может сохраниться в твоей железобетонной голове. Тот отчет, который ты представил много лет назад, был крайне скудным в познавательном плане, однако, говоря твоими же словами, тебе известно о Матарезе больше, чем кому бы то ни было из наших.
– Так что же мешает мне изложить все, что я знаю, на бумаге?
– Ровным счетом ничего, но существуют законы, и мы имеем дело с очень могущественными интересами, с очень богатыми и влиятельными людьми, как в правительстве, так и за его пределами.
– Ну и что?
– А то, что письменные заявления, показания давно умершего, обесчещенного агента, запятнавшего себя чудовищными злоупотреблениями служебным положением, включая неподчинение, выдачу заведомой дезинформации и постоянную ложь начальству, едва ли можно считать доказательствами, которые можно представить в суде и тем более на слушаниях в Конгрессе.
– Так порвите мое досье в клочья, сожгите его дотла! Все это уже давным-давно стало историей, которая не имеет никакого отношения к настоящему.
– Ты слишком долго был оторван от жизни, Беовульф Агата. Сейчас на дворе конец девяностых. Досье теперь хранятся не аккуратно уложенными в папки из плотного картона; они перенесены на компьютеры, и любой высокопоставленный чиновник, имеющий коды доступа к архивам разведывательных служб, может с ними ознакомиться. Не сомневаюсь, кое-кто уже ознакомился с тем, что есть на тебя.
– Ты хочешь сказать, что допросить мой хладный труп нельзя, а все остальное, что сохранилось обо мне, – это летопись необходимых действий, предпринятых мной, за которые я снискал себе славу непредсказуемой стихии.
– Именно это я и хотел сказать. Ты станешь эксгумированной тухлятиной, в которую безжалостно вопьются острые клыки Матарезе. – Помолчав, Шилдс жестом предложил Скофилду и Прайсу отойти вместе с ним подальше от притихшего вертолета и суетящегося вокруг него экипажа. – Послушай меня, Брэндон, – снова заговорил он, когда они остались втроем, – я знаю, что Камерон прокрутил тебя через мясорубку, выжимая всю правду, и я сделаю то же самое. Но, прежде чем мы пойдем дальше, я хочу поговорить с тобой начистоту. Между нами не должно быть никаких секретов.
– Старина Косоглазый хочет исповедоваться мне? – насмешливо произнес Скофилд. – Не думаю, что у нас, доисторических динозавров, остались еще какие-то секреты, о которых сто́ит говорить.
– Я совершенно серьезно, Брэндон. Это объяснит тебе, как далеко я зашел, – по крайней мере, мне так кажется, – и, возможно, даже принесет тебе определенное облегчение, если у тебя остаются какие-то сомнения.
– Я с нетерпением жду.
– Когда ты много лет назад ушел из конторы, осталось множество вопросов без ответов, загадок, которые ты просто отказался прояснить…
– И у меня были на то чертовски веские основания, – резко прервал его Скофилд. – Эти клоуны, которые выслушивали мой отчет, из кожи лезли вон, только чтобы повесить всех собак на Талейникова. Они повторяли слова «враг» и «ублюдок-коммуняка» настолько часто, что меня так и подмывало замочить их всех до одного. Им хотелось выставить Василия олицетворением империи зла, хотя в действительности все было совсем наоборот.
– То были лишь горячие головы, Брэндон, лишь горячие головы. Все остальные, и я в том числе, ничего подобного не говорили и не верили в эти бредни.
– В таком случае, вы, те, кто похолоднее, должны были их поостудить! Когда я пытался их убедить, что Талейников вынужден был бежать из Москвы, потому что его руководство вынесло ему смертный приговор, они мне упрямо твердили: «провокатор», «двойной агент», а также другие глупые штампы, в которых ни хрена не смыслили!
– Но ты ведь должен был понимать, что если бы сказал всю правду, Талейников вошел бы в историю как безумец, который поставил две сверхдержавы на грань ядерной катастрофы.
– Я не совсем тебя понимаю, Косоглазый, – осторожно промолвил Скофилд.
– Да нет, прекрасно ты все понимаешь. Нельзя же было записать ни в одном официальном документе, что президентом Соединенных Штатов Америки едва не был избран наследник самой зловещей и жестокой преступной организации в мире после нацистов. Но только это был не коммунистический Гитлер, а неуловимый человек-невидимка, о котором лишь перешептывались в геополитических подворотнях. Сын Пастушонка…
– Что за черт… – задыхаясь, выдавил Брэндон, поворачиваясь к ошеломленному Прайсу, но тот лишь покачал головой. – Откуда тебе это известно? – продолжал он, обращаясь к Шилдсу. – Я никогда ни словом не упомянул про сына Пастушонка. Он мертв, вся эта проклятая свора мертва! Да, ты прав, одной из причин, по которым я хранил молчание, действительно был Талейников. Но, хочешь верь, хочешь не верь, была и другая причина. Наша страна, вся наша система государственного управления стала бы посмешищем всего цивилизованного мира. И все же, как тебе удалось это узнать?
– Фактор Левита, мой старый друг. Помнишь, что я тебе как-то говорил об этом?
– Да, помню. Ты сказал: «Глядя на жреца, гадай, не скрывается ли под его облачением изменник». И все-таки, как тебе удалось догадаться?
– Этот разговор мы продолжим на воде. Где-то здесь затаился другой предатель, а на электронные системы безопасности я больше не полагаюсь… Те ребята, которые сейчас высадились из вертолета, входят в бригаду специалистов по антитеррористической деятельности. Они привезли с собой приборы и инструменты, с помощью которых можно будет выявить всех «жучков», как бы хорошо они ни были спрятаны.
