— Когда? — только и спросила я, вертя в голове его решение и холодея от новых намёков. О Боги! Неожиданно — это мягко сказать… Но я действительно слишком многое пропустила, чтобы трезво оценивать услышанное — так что сердце защемило не столько от страха, сколько от мысли о папе.
— Послезавтра мы простимся с отцом. И через день я надену корону. Надеюсь, всё пройдёт спокойно.
Глава 12
В то же утро был созван совет. Аделик, расправив плечи, огласил своё решение — Неллеру и Патресию с Визманом. Людям, без которых подготовить две важнейшие церемонии не представлялось возможным.
Герцог в эмоциях не постеснялся. Брови его взлетели на середину лба, губы несколько раз двинулись, прежде чем отыскать слова:
— А гости-то хоть все на месте?!
Дальше он задумчиво тёр переносицу и ходил по залу взад-вперёд, но сторону наследника занял быстро. Поговаривая, что и правильно, скорее пройдёт коронация — скорее мы вернёмся к делам народа.
Дворцовый распорядитель тоже вытянулся лицом и побледнел — наверняка, представив все сложности, что рухнут на его худые плечи.
— Не волнуйтесь, лорд Неллер вам поможет, — успокоил Аделик. — Точнее, мы все поможем.
Это значило, что и мне найдётся работа.
И на полтора дня дворец, а то и весь город погрузился в суматоху. Посыльные летели в гостиницы и знатные дома, чтобы рассказать о решении наследника. Глашатаи кричали на площадях. Если к похоронам уже почти всё было готово, то с торжеством в честь коронации выходило отнюдь не гладко. Слуги метались по залам и коридорам — принося записки, пробные порции соусов и сыров, цветы, отрезы тканей от портных…
Аделик с Сареном выезжали в город, чтобы провести смотр стражи. Балуар готовил религиозные службы. Неллер с Патресием заправляли делами во дворце, и именно с ними я оказалась связана на эти дни. Оба, будто сговорившись, решили довериться моему женскому взгляду — и сыпали на меня вопросами, касавшимися кухни и внутреннего убранства.
Герцог часто бушевал, вспоминая, что заниматься торжеством ему не очень-то по нутру. Напористое дружелюбие давало сбои. Кажется, со мной одной он не забывал о вежливости — в худшие моменты просто рычал на слуг рядом. Патресий, напротив, держался как капитан тонущего судна: стоически наблюдал за подчинёнными-матросами, что носятся по палубе и пытаются вычерпать воду. Но он старался.
И я тоже.
Пришлось собрать группу из фрейлин, горничных и кухарок, которые легче других понимали мои распоряжения. Красные полотна и белые скатерти, ленты для украшения дворца, лепестки едва распустившихся роз. Оленина, птичье мясо на разный лад и сорт особого «цветочного» вина, приготовленный этой весной — вот что занимало меня целых два дня. Даже Диларию пришлось помогать: он носил списки, скрипел пером по листам на дощечке за моей спиной и иногда отпускал шутки, чтобы воодушевить окружающих.
В эти часы… меня охватило странное чувство: ведь все вокруг так сплочены! Заняты общим делом. Неужели здесь, среди этих добрых людей таится изменник? И представлять дико. Неправильно. Но что если я всё-таки не замечаю очевидного?
И тогда на краткие минуты мне хотелось остановиться, бросить всё — и пойти к Шинару.
Узнать, что жених думает на данный счёт. Как вообще проводит последние дни?
Но запрет никуда не делся. Мои собственные подозрения не исчезли — в конце концов, именно маларский принц советовал мне искать предателя близко к трону! А что если это тоже часть игры? Теперь он и сам почти пропал из вида: гостей суета не касалась.
Я закрывала глаза, коротко вздыхала… и возвращалась к необходимым делам. Стараясь не позволить себе слабости — хотя бы до похорон.
* * *
А потом этот день настал. Прохладный, но ясный день почти в середине весны, когда Литания простилась с Этаром Третьим.
Траурная процессия выдвинулась от дворца — будущий король, мы с Сареном и пара десятков вельмож медленно ехали на лошадях к храму. Влажная земля проминалась под копытами, ветер слегка трепал волосы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И за нами следовали люди. Простые горожане, кто в чёрном, кто в повседневных одеждах — они встречали нас на улицах, кланялись и пристраивались на небольшом отдалении за всадниками, печальным шлейфом.
Помню и площадь перед храмом, заполненную народом. Минуя людей, мы вошли в огромный зал, чтобы отдать последние почести отцу. Каменный пьедестал, на котором покоился гроб, одиноко возвышался под белыми сводами. Тихо пели священнослужители, воздух пропитался ароматом свечей и пылью.
Сначала к возвышению пошёл Аделик. Склонился над хрупким телом, поцеловал его и пару минут стоял неподвижно. Затем то же проделал Сарен. На краткий миг я увидела лицо младшего из братьев, когда тот уже возвращался — и поразилась. Будто крепкая маска, обычно скрывающая его чувства, дала в этот раз трещину… и обнажила настоящую грусть. Потерянный взгляд, неплотно сжатые губы — не то, что Сар всегда стремился показывать людям.
Я не нашла ничего лучше, чем отвести глаза.
Затем подошла моя очередь. Я будто вынырнула из сна, застыв у постамента и разглядывая черты отца. Высохшие. Забальзамированное тело казалось восковым. Две золотые монеты лежали на закрытых веках — и, признаться честно, я отвернулась слишком быстро.
Я не хочу запоминать эту картину, папа.
Я хочу помнить тебя сильным. Ты был сильнее всех нас — и нам до сих пор тебя не хватает.
Я обещала набраться твоего мужества сама — и, кажется, не очень-то преуспела. Клялась обличить твоего убийцу, но лишь запуталась, ища врага среди друзей.
Но я не отказываюсь от собственных слов. Верю, что мы справимся — я, и Аделик, и Сарен — не подведём тебя, не разрушим то, что ты построил. Продолжим твоё дело, отец, и послужим Литании, как ты завещал.
Я глубоко поклонилась, коснулась губами бледного лба и отошла прочь.
Позже смотрела, как по тому же пути идут гости — сначала советники, затем послы, прибывшие в храм к назначенному сроку, но отдельно. Шинар был одним из первых, и его чёрная фигура смотрелась слишком естественно на мрачном торжестве. Вот он вернулся на место, но я тут же поймала на себе взор льдистых глаз. Мы долго, не меньше минуты глядели друг на друга в молчаливой толпе. Просто. Не меняя выражения лиц. Но что-то особенное светилось в чертах жениха.
Он будто говорил: я здесь, если нужно утешение. И от этой мысли сердце щемило пуще прежнего. Позже я благодарила многих гостей, принимала соболезнования от Маас, но ещё не раз отвлекалась от церемонии, чтобы устремить взгляд на принца и получить ответ.
А потом гроб подняли, чтобы пронести по всей Антрее — и опустить в усыпальнице, где покоятся мама и Риан.
Когда мы вновь вышли на площадь, я невольно замерла. Люди никуда не делись — и взирая на заполнившие простор фигуры, на стражу, которая аккуратно отгораживала это море, я закусила губы.
Они отпустили отца. Они готовы принять Аделика. Глаза невольно щипало, и мне больше всего захотелось сказать им спасибо — стольким людям, что явились сюда по собственной воле. Они думают о своём правителе, они слишком много знают о нашей семье — всё как говорил Шинар.
Я лишь немного повернула голову… и вновь безошибочно поймала взгляд маларца. Принц сегодня следил не за процессией, не за сотней окружающих его друзей и недругов — за мной одной.
Рука сама невольно легла на сердце, и я коротко кивнула ему в ответ. Выражая то, что не позволено передать словами.
* * *
Какие бы чувства ни вызывал, как бы ни опустошал день похорон, за ним пришёл другой — вновь завертевший двор в суете приготовлений. И третий. Величественно-радостный, призванный открыть новую главу в жизни Литании.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Перед коронацией мне пришлось встать на рассвете. Фрейлины ворвались в спальню практически без спроса и уже скоро помогали мне мерить платье, пошитое специально для торжества. Кремовое, поразительно нежного оттенка, оголяющее плечи и скрывающее ноги под волнами шелков. Траур миновал полностью, и я вновь могла… а может, и должна была вернуться к самым светлым цветам — тем, которые, признаться, всегда любила.
