«Мой мальчишка терпит голод сутки, – пронеслось в голове Макарова. – В отличие от остальных, он ест вдвое чаще».
Люди разбились на группы, назвать которые «по интересам» было нельзя. Просто каждый разговаривал с тем, кто был ближе. Солнце напоминало о себе лишь крошечным выступом. Только благодаря ему океан еще не почернел.
Сначала послышался тонкий свист.
Сунув окурок в песок, Макаров прислушался. Немного мешала болтовня Донована, но он хорошо услышал этот свист. Издали его не губы, а легкие. Вскоре раздался треск ветвей в глубине джунглей – метрах в двухстах от кромки прибоя, не дальше. И снова – не свист: посвист. Макаров готов был поклясться, что это скорее естественный крик, чем умышленное воспроизводство специального звука.
Франческо утонул во мраке.
Донован встрепенулся и испуганно спросил:
– Что это?
Из джунглей, в четверти мили от костра, вывалились две фигурки и стремительно помчались вдоль прибоя.
– Дженни?.. – пробормотал Макаров, присматриваясь и моля солнце, чтобы оно задержалось с погружением еще хотя бы на минуту.
В разорванной блузке, потеряв сандалии, Дженни мчалась по границе между морем и уставшей сушей. За ней, падая и вставая, бежал Левша. В руке его, как древко копья, была зажата трость доктора. Расстояние между ними было не больше десяти метров.
Они ворвались в круг, подняв облако песчаной пыли и заразив всех безумием.
– Боже правый… – задыхаясь от бега, кричала Дженни, и по ее лицу струились ручьи пота.
Дженни задыхалась так, что не могла выпрямиться. Упершись ладонями в колени, она дышала, и спина ее, еще недавно обласканная взглядом Макарова, теперь судорожно вздымалась и не таила в себе и капли сексуальности.
Левша стоял на коленях и равнодушно смотрел на костер. И тот отражался пляшущими огоньками в его глазах.
– Он ранен, – сказал Макаров Доновану.
Доктор шагнул к Левше и размотал рубашку на его плече. «Что это?» – послышался голос доктора, и стали видны три неглубокие рваные раны.
На отрывистый крик девушки в желтом платьице Левша отреагировал странно.
Он засмеялся.
И бросил на песок предмет, при виде которого Рита издала гортанный всхлип и без чувств рухнула на песок…
Это было последнее, что случилось при свете солнца. Через секунду остров утратил возможность играть естественными тенями. Теперь по всему берегу плясали тени людей и предметов, освещаемых костром.
* * *
– Не так все просто, Дженни… Не так все просто…
– Левша?.. – От страха при виде этих желтых, немигающих глаз Дженни почувствовала слабость в ногах. Куда большую, чем при встрече со зверем.
Он медленно опустил голову и посмотрел себе под ноги.
Там, вдавленный в землю сандалией Дженни, лежал странный предмет.
– Что… это?.. – смогла выдавить Дженни.
Опершись на трость, Левша наклонился и выковырял предмет из земли. Вытер о шорты и поднес к глазам. Они снова блеснули, и Дженни поняла, что этот оттенок желтого, появившийся в глазах ее несостоявшегося в эту ночь любовника, был влит угасающим солнцем. Они находились на высоте ста метров над пляжем и пальмами.
– Это ведь… Скажи, скажи мне сейчас!.. Это – человека?!
Позади Левши раздался странный звук. Он был очень похож на треск под ногой сухой ветки. И вскоре он повторился левее от них. И в третий раз – еще левее. Звуки словно отрезали им дорогу к океану…
– Возьми меня за руку, Дженни… – прошептал Левша. – И что бы ни случилось – ты слышишь? – что бы ни случилось – не выпускай ее!..
Последние слова он произнес так громко, что от его голоса земля покачнулась под ногами женщины.
Она не помнила, как и куда они бежали. Дженни несколько раз падала, и когда грудь или спина ее касались мгновенно повлажневшей после захода солнца травы, ее стремительно несло дальше. Она ударялась о стволы деревьев, путалась в лианах, кажущихся ей живыми, стучалась коленями о замысловато выступающие из земли корни деревьев, и ее несло вниз бесконечно долго…
Морской воздух ворвался в ее легкие, и она обрела способность дышать. Все случившееся ранее, как ей казалось, происходило на одном вдохе. Вскочив на ноги, она бросилась бежать в сторону мерцающего вдали костра. Он был размером со спичечную головку, и там, наверное, было спасение… Здесь спасения не было.
– Левша?!.
Он бежал позади нее. С искаженным от напряжения лицом, он крепко сжимал трость и бежал следом.
Мчаться навстречу огню по песку было невыносимо тяжело. Как в страшном сне, Дженни утопала в песке и отчаянно боролась сама с собой. Всхлипывая от беспомощности и падая, она молила Бога не оставить ее, и только когда Левша выволок ее за руку из леса и потянул к воде, она снова почувствовала себя Дженни…
Вывалившись из джунглей навстречу почти провалившемуся в океан солнцу, Левша запнулся и, падая, обернулся. Потом он услышал звук, напомнивший яростный всхрип гигантских размеров кота.
Океан, тающая полоска света, стройные, измазанные грязью ноги Дженни – все перевернулось перед его глазами, и он пришел в себя, когда падение его завершилось.
Вскочив на ноги, он нащупал на песке трость и заставил себя посмотреть туда, откуда донесся этот вскрик.
Ветвь кустарника качалась – ветвь, до которой дотронулся не он.
Развернувшись, он бросился за Дженни, и через несколько секунд оттащил ее с горячего черного песка к воде. В ушах его бил молот и раздавались влажные шлепки ног женщины. Своих шагов он не слышал….
– Он ранен, – сказал кто-то кому-то.
Пронзившая плечо боль.
Чей-то вскрик.
Страшно? Это – страшно?!
Левша почувствовал непреодолимое желание расхохотаться над этим «страшно». Да вы не знаете, что такое «страшно». И он расхохотался.
Он посмотрел на Донована, с любопытством археолога рассматривающего брошенный Левшой на песок предмет. Все, ошеломленные, глядели на это.
– Это челюсть, – заключил Донован. – Человеческая челюсть.
– Может, обезьянья? – строптиво засомневался Борис. – Здесь много обезьян, я видел. Правда, Николай? – спросил он у своего приятеля, расположившегося рядом с Ритой.
– Может, – сказал Донован. – Но тогда они в совершенстве овладели стоматологией и монтируют друг другу фарфоровые протезы.
– О, да! – с готовностью вызвался помочь молодой, стильно одетый человек, тот самый, кто был отмечен Макаровым как частый ходок в джунгли. Легкий, почти невесомый костюм из отливающего серебром материала, широкополая, почти невидимая – до того легкая – шляпа, сандалии, – все это стоило немалых денег, по мнению Макарова. В ухе молодого человека красовалась сережка-гвоздик. – Как стоматолог в своем далеком прошлом, я могу вам сказать, что местные обезьяны-стоматологи срубают немало деньжат на своих беззубых сородичах. Нижняя челюсть… – он нацепил на переносицу вынутые откуда-то очки и рассмотрел. – Нижняя челюсть обошлась гамадрилу в три с половиной – четыре тысячи долларов. Полагаю, что верхняя вышла чуть дороже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
