Внезапно Полундра кинулся к своему бывшему командиру и схватил его за глотку.
– Говори, сука! – рявкнул он, мотая из стороны в сторону испуганно лепетавшего что-то Дорофеева. – За каким хреном ты всю эту комбинацию организовал? Эта чернявая шлюха, ментовка, заява, которой на самом деле не было… Зачем ты втянул меня в эту историю?
– Да, Серега, да ты чего?.. Да я…
Внезапно Дорофеев ударил Полундру под дых, старлей охнул и на секунду ослабил хватку. Благодаря этому Дорофеев ухитрился вырваться, кинулся было к машине, спецназовец устремился за ним. Дорофеев успел добежать до белого «Лексуса», сунулся внутрь его, зачем-то полез в «бардачок». Подскочивший Полундра за ноги вытащил своего бывшего командира наружу, сдавил железными пальцами ему горло, как следует тряхнул.
– Говори, сука! – яростно крикнул спецназовец. – Говори или я тебя кончу!
Однако ни кончить Дорофеева, ни сказать что-либо еще Полундра не смог, потому что в руке Лешки откуда-то возник газовый баллончик. Сунув его клапан под самый нос старлея, он пустил струю газа, от которой в глазах спецназовца стало темно. Он еще пытался держать Лешку, давить на его ненавистное горло, но руки его с каждым мгновением слабели, от боли в глазах помутилось в голове. Внезапно североморец почувствовал, что кто-то еще навалился на него сзади, тонкая медицинская игла вонзилась в тело, после чего все поплыло в голове старлея. Бесчувственный, как труп, повалился он на землю.
Глава 29
Открыв глаза, Полундра долго не мог понять, что с ним происходит и где он находится. В ушах его стоял невообразимый шум, все вокруг гудело, слышалось журчание ручейка – или ручеек на самом деле журчал где-то поблизости? Этого старлей никак не мог понять. Разноцветные круги плыли перед его глазами, странные, фантастические, так что он не мог ничего разобрать. Поняв, что глаза у него заплыли от попадания в них газа, североморец захотел протереть их, шевельнул для этого рукой, но не тут-то было! Рука его плотно была привязана к телу. Снова пошевелившись, Полундра понял, что он связан по рукам и ногам и лежит на спине в каком-то очень темном помещении, куда не проникает ни один лучик света. Старлею, как ни крепок был нервами, от такого открытия стало не по себе.
Адский шум в ушах вперемешку с дико надоедливым журчанием воды, казалось, заглушал все остальные звуки, голова Полундры отчаянно кружилась, а разноцветные пятна перед глазами так и ходили ходуном.
– Укол, – отекшими и плохо подчиняющимися губами прошептал старлей. – Мне сделали укол какой-то дряни.
Он прислушался. Вода и в самом деле журчала где-то внизу, это было реальностью. Но это был не единственный настоящий звук в этом подземелье. Вокруг лежащего на спине и связанного до полной неподвижности моряка слышалось какое-то шуршание, странная возня, топот чьих-то крошечных лапок по каменному полу и отчаянный и частый писк. Вдруг какая-то зверушка запрыгнула к нему на ноги побежала вперед по телу. Это крыса! – понял старлей. В ужасе он зашевелился, заерзал на полу. По счастью, Полундра был только связан как тюк, но не привязан к полу. Поэтому, извиваясь изо всех сил, ему удалось стряхнуть с себя омерзительное животное и даже присесть на полу. Крысы, осмелевшие было во время его неподвижности, теперь снова куда-то попрятались, топот крысиных лапок по каменному полу и отчаянный, омерзительный писк стал чуточку тише.
Измученные газом глаза Полундры постепенно привыкали к темноте. И он обнаружил, что темнота в его подземелье все-таки неполная. Откуда-то сверху проникал в каменный мешок крохотный лучик света. Приглядевшись, Полундра понял, что он сидит на выложенном камнем полу в довольно обширной, размером с хорошую комнату пещере, стены которой производили впечатление вырубленных в сплошной скале, но вырубленных очень давно, судя по слою солевых отложений на поверхности.
В этой древней пещере был довольно высокий потолок, не потолок даже, а вырубленный в скале свод, на самом верху которого, по всей вероятности, когда-то было прорублено небольшое окошко, через него-то и проникал в пещеру свет. Теперь это окошко было или забито, или нарочно кем-то заложено, так что вместо полноценного света в пещеру проникали только жалкие лучики. Журчание воды, поначалу сводившее Полундру с ума, теперь доносилось откуда-то издалека, снизу. Видимо, там был настоящий грот и по нему тек подземный водный поток.
Внезапно по гулким коридорам подземелья послышались чьи-то шаги. Через некоторое время старлей различил далекий желтоватый отсвет карманного фонарика на стенах. Вот отсвет стал ярче, определеннее. Заметались в его лучах по древним вырубленным в граните стенам уродливые тени.
В пещеру Полундры вошли двое. Луч фонарика, едва скользнув по стенам, остановился прямо на лице Полундры, и старлей снова на минуту потерял способность видеть. Тем не менее североморец успел понять, что эти двое – его бывший командир и друг Лешка Дорофеев и смотритель маяка. Сергей Павлов без труда узнал его виденную сверху, из потайной комнаты фигуру.
– Гляди-ка, а наш североморец уже оклемался и даже сесть на полу сумел! – В голосе сказавшего это Лешки Дорофеева послышалась недобрая усмешка. – У-у, живучий какой, паскуда!
– Убери фонарь, – властно приказал смотритель маяка. – А то еще ослепишь его на хрен. А он нам нужен зрячий.
Полундра содрогнулся всем телом, едва услышав этот голос. Как только Дорофеев убрал фонарь, североморец жадно впился взглядом в лицо смотрителя маяка, рассматривал обветренную, загорелую кожу, квадратный подбородок, едва заметные шрамы на шее. Это было другое лицо, вовсе не похожее на то, которое осталось в памяти североморца. Однако Полундра был уверен, что человек, стоявший теперь перед ним в образе пенсионера, смотрителя маяка, был тот же самый, почти не изменившийся внутренне за прошедшие годы.
– Узнал! – тихо, но зловеще засмеявшись, проговорил считающийся покойным капитан первого ранга Николай Рябинин. – Не скромничай, старлей! По глазам вижу, что узнал.
А старлей и не скромничал. Ему в темноте заброшенного подземелья теперь было трудно решить, не привидение ли явилось ему средь мрачных этих стен, или стоящий перед ним прежний отец-командир – живой человек из плоти и крови.
Глава 30
Штаб Краснознаменного Черноморского флота России помещался в старинном особняке на площади Нахимова рядом с Графской пристанью в Севастополе. Особняк этот был хорошо отреставрирован и оборудован всевозможными системами защиты, в том числе телекамерами слежения по углам дома и на цоколях и темно-коричневыми матовыми пуленепробиваемыми стеклами во всех без исключения окнах здания, надежно скрывавшими от посторонних глаз все, что происходило в стенах штаба российского Черноморского флота.
Изнутри такие матовые поляризованные стекла также казались вовсе не прозрачными, и их темно-коричневый цвет вызывал у смотрящего изнутри иллюзию, будто на улице все мрачно и пасмурно, небо постоянно хмурится, вот-вот пойдет нудный осенний дождь – и это при ярко сияющем с неба солнце. Поэтому заместитель начальника штаба Краснознаменного Черноморского флота России, капитан первого ранга Денис Сергеевич Леденев, небольшого роста мужчина лет шестидесяти с совершенно седой головой, не любил матовых окон в своем кабинете. Тем не менее он стоял у окна и смотрел сквозь него на кипевшую на площади Нахимова суету курортного города в самом разгаре бархатного сезона, когда в кабинет вошел начальник контрразведки штаба флота кавторанг Славкин.
– Вызывали, Денис Сергеевич?
Каперанг Леденев отвернулся от окна, кивнул вошедшему, сказал негромко:
– Да, Николай. Проходи, садись.
При этом отошел от окна, сел на свое место за рабочим столом в кабинете. Начальник флотской контрразведки устроился за большим столом напротив него.
Между заместителем начальника штаба и начальником контрразведки разница в званиях была ничтожна, но зато значительна разница в возрасте – каперанг Леденев был весь седой, в то время как начальник контрразведки едва разменял четвертый десяток. Следствием этого было то, что замначальника штаба обращался с кавторангом Славкиным не только как начальник с подчиненным, но и несколько свысока, как старый, умудренный опытом отец-командир с молодым матросом. Молодому, но честолюбивому начальнику флотской контрразведки такое было не слишком по нутру, однако протестовать он не решался, зная крутой и вспыльчивый характер старых морских офицеров вообще и каперанга Леденева в частности.
– Итак, Николай, – начал Леденев, глядя на своего подчиненного испытующе, – вот так всегда! Только все наше штабное начальство по отпускам разъехалось, и тут у нас, как водится, начались проблемы. Хорошо, хоть ты у меня остался, есть, с кем дело делать. Иначе хоть вой с тоски.
