у тебя только два чувства – разочарование и недовольство, видимо большего я не заслужила. Лишних вещей я не взяла, все, что нажито непосильным трудом, оставляю, пользуйтесь. Прощай.
В горле стоял комок, она почувствовала резкую боль внизу живота, согнулась и упала. Никитична вызвала неотложку, и Лиза поехала с Надей, чувствуя свою вину в случившемся. По дороге она позвонила отцу, и он приехал сразу. Теперь уже сорок минут они ожидали, что скажет доктор.
– Мне нечем вас порадовать. Мы не смогли ей помочь, она потеряла ребенка. Извините. У нее сильное нервное потрясение, думаю, без психолога ей не справится.
– Она была беременной? – спросила Лиза, удивленно посмотрев на отца.
– 10–11 недель. Вы не знали? – удивилась доктор. – Странно, это трудно не заметить даже постороннему.
– К ней можно? – поинтересовался Юрий, сбитый с толку новостью.
– Не сейчас. Ей сделали укол, она спит. Давайте ближе к вечеру. Доктор солгала, Надя попросила никого к ней не пускать: – «Пусть все думают, что я сплю. Я никого не хочу видеть».
Они ехали домой молча.
– Это правда, что ты взялся за старое? – спросила Лиза, переступая порог дома.
– Правда, – ответил отец, отводя взгляд в сторону.
– Что теперь? Я ей не поверила, защищала тебя, как последняя дура, наговорила гадостей, обвинила во всем, а выходит она была права. Как ты мог не знать, что она носит твоего ребенка? Как?
– Как Надя? – спросила Никитична, выходя к ним и вытирая передником руки.
– Все плохо, Никитична. Надя потеряла ребенка, – ответила Лиза.
– Господи! Дите то вам чем помешало? Доигрались. За что ей все это? Сколько она с вами возилась? А что сделали вы? Расстались бы мирно, не случилось бы этого. Я слышала весь ваш разговор и фотографии видела. А ударили ее за что? Как рука вообще поднялась? Не сложилось у вас, расстаньтесь по-хорошему. А вас Ольга не устраивала, только и думали о сексе, и Надя вам не такая оказалась. Развод устроили, напугать хотели, так и не узнав, что она не из пугливого числа. От тюрьмы вас спасла, а вы вместо благодарности дали ей под зад.
– Никитична, не сыпь соль на рану. Без твоих нотаций тошно.
– Чтоб он у вас без соли отсох. У вас и сердца то нет, один член на все случаи жизни. И не смотрите на меня так, можете не увольнять, я сама уйду. Живите, как хотите. Изверги вы оба без стыда и совести. Я двадцать лет молчала, но и моему терпению приходит конец. Ваши родители порядочные люди. В кого вы такие? Как бы мне хотелось, чтобы Надя оказалась непорядочной, обобрала бы вас до нитки, наставила оленьи рога и оставила вас на улице с голым задом и кучей долгов, чтобы вы почувствовали горечь предательства, – сказала она, заплакала и ушла к себе в комнату.
– Ну, вот и Никитична теперь уходит, а идти то ей не куда.
– Она-то может еще и вернется, а вот Надя нет. Самое страшное то, что Никитична права. Я знал, что поступил подло, но оправдывал сам себя. Я даже упрекнул ее в том, что она не хочет родить мне ребенка. Она это восприняла болезненнее, чем фотографии. Мне тоже их передали, еще пикантнее, а ее, видимо, пожалели, просто поставили в известность. Ни какого шантажа, просто передали конверт и диск. Видимо в назидание на будущее.
– Когда это все началось, помнишь? Что тебя заставило изменить Наде? – спросила Лиза отца, при этом чувствуя и свою вину. – Говори, как есть. Мне семнадцать, я пойму.
– После твоего выпускного. С Надей что–то происходило непонятное, и я решил, что она от меня устала. Решил, даже не спросив ее ни о чем. Считал себя обиженным. Теперь я понимаю, что из-за беременности она себя чувствовала плохо. Помнишь, она уехала прямо с вечера, не дождавшись его окончания, а я остался? Начиналось все невинно, но я, же не мальчик, вот и расслабился. Папаша одного твоего одноклассника постарался. На моем месте мог быть любой другой, но «посчастливилось» мне. Молодую жену за порог, а мне фото, вместо набитой физиономии. Порядочный философ, знал, как будет хуже. Фото мне вручил самостоятельно со словами: – « Мне жаль твою молодую жену. Она в этой истории сторона потерпевшая. Виновников я накажу не физически, а морально. Такое наказание запоминается надолго. У тебя есть три дня. Исповедаешься перед женой, пусть она сама решает твою судьбу, нет, перешлю ей фото». Я злился на себя за то, что сотворил, а обвинял во всем ее. Хотел, чтобы она уехала на время домой, не видя этого безобразия. Опоздал, по собственной трусости. Сделать подлость ума и время хватило, а покаяться в содеянном не хватило духу. Ты бы слышала, как она говорила со мной. Ни слез, ни истерик, ни уговоров и просьб. Сказала, что обо всем этом думает и ушла. Предали мы ее дочь с тобой. Ты недоверие, я изменой.
Никитична вышла из своей комнаты.
– Вы Надину сумку проверять будете? Я еду к ней, давайте адрес. К вечеру заберу свои вещи, я их уже собрала. Себе ищите кухарку молодую, чтоб уж прямо не отходя от плиты, ублажала вас.
Никитична уехала. В доме наступила гнетущая тишина для обоих.
– Что будем делать папа? Как дальше с этим грузом жить? По сути, мы с тобой не только предатели, но и убийцы. Это из-за нас Надя потеряла ребенка, твоего ребенка.
– Не знаю дочь. Прошлое изменить нельзя. На прощение рассчитывать не приходится, даже если вывернуться наизнанку. Доктор сказала, ей психолог нужен, надо найти хорошего врача. Мне нет оправдания, я виноват, и я не знаю, как это можно исправить. Одно утешает, что у нее есть, где жить, есть работа.
– Хочу тебя огорчить, все документы на квартиру и машину она оставила. Она не взяла ни одной вещи, купленные на твои деньги, забрала только то, что купила сама. Где она тогда жить собирается?
– Я съезжу к Стасу, – сказал отец Лизе, увидав в окно идущего по двору Романа. – Смотри в мое отсутствие не сделай меня дедом.
Ему не так нужна была поездка к другу, который конечно, обвинит его во всем и будет прав, ему просто было нужно, чтобы сейчас кто– то был рядом. Он боялся этого состояния, когда мог совершить непоправимый поступок, гораздо хуже и страшнее, чем он уже сделал. Он подъехал к дому Стаса.
– Мне бы поговорить, – сказал он, обращаясь к другу, при этом смотря мимо него, боясь встретиться взглядом.
– Водка?
