<М. А. Щербатовой>
На светские цепи,[182]На блеск утомительный балаЦветущие степиУкраины она променяла,
Но юга родногоНа ней сохранилась приметаСреди ледяного,Среди беспощадного света.
Как ночи Украины,В мерцании звезд незакатных,Исполнены тайныСлова ее уст ароматных,
Прозрачны и сини,Как небо тех стран, ее глазки;Как ветер пустыни,И нежат и жгут ее ласки.
И зреющей сливыРумянец на щечках пушистыхИ солнца отливыИграют в кудрях золотистых.
И следуя строгоПечальной отчизны примеру,В надежду на богаХранит она детскую веру;
Как племя родное,У чуждых опоры не проситИ в гордом покоеНасмешку и зло переносит;
От дерзкого взораВ ней страсти не вспыхнут пожаром,Полюбит не скоро,Зато не разлюбит уж даром.
Есть речи…
Есть речи — значенье[183]Темно иль ничтожно,Но им без волненьяВнимать невозможно.
Как полны их звукиБезумством желанья!В них слезы разлуки,В них трепет свиданья.
Не встретит ответаСредь шума мирскогоИз пламя и светаРожденное слово;
Но в храме, средь бояИ где я ни буду,Услышав, его яУзнаю повсюду.
Не кончив молитвы,На звук тот отвечу,И брошусь из битвыЕму я навстречу.
Соседка
Не дождаться мне, видно, свободы,[184]А тюремные дни будто годы;И окно высоко над землей,И у двери стоит часовой!
Умереть бы уж мне в этой клетке,Кабы не было милой соседки!..Мы проснулись сегодня с зарей,Я кивнул ей слегка головой.
Разлучив, нас сдружила неволя,Познакомила общая доля,Породнило желанье одноДа с двойною решеткой окно;
У окна лишь поутру я сяду,Волю дам ненасытному взгляду…Вот напротив окошечко: стук!Занавеска подымется вдруг.
На меня посмотрела плутовка!Опустилась на ручку головка,А с плеча, будто сдул ветерок,Полосатый скатился платок,
Но бледна ее грудь молодая,И сидит она долго вздыхая,Видно, буйную думу тая,Все тоскует по воле, как я.
Не грусти, дорогая соседка…Захоти лишь — отворится клетка,И, как божий птички, вдвоемМы в широкое поле порхнем.
У отца ты ключи мне украдешь,Сторожей за пирушку усадишь,А уж с тем, что поставлен к дверям,Постараюсь я справиться сам.
Избери только ночь потемнее,Да отцу дай вина похмельнее,Да повесь, чтобы ведать я мог,На окно полосатый платок.
Пленный рыцарь
Молча сижу под окошком темницы;[185]Синее небо отсюда мне видно:В небе играют все вольные птицы;Глядя на них, мне и больно и стыдно.
Нет на устах моих грешной молитвы,Нету ни песни во славу любезной:Помню я только старинные битвы,Меч мой тяжелый да панцирь железный.
В каменный панцирь я ныне закован,Каменный шлем мою голову давит,Щит мой от стрел и меча заколдован,Конь мой бежит, и никто им не правит.
Быстрое время — мой конь неизменный,Шлема забрало — решетка бойницы,Каменный панцирь — высокие стены,Щит мой — чугунные двери темницы.
Мчись же быстрее, летучее время!Душно под новой бронею мне стало!Смерть, как приедем, подержит мне стремя;Слезу и сдерну с лица я забрало.
Журналист, читатель и писатель
Les poetes ressemblent aux ours,
qui se nourrissent en sucant leur patte.
Inedit.[186]
Комната писателя; опущенные шторы. Он сидит в больших[187] креслах перед камином. Читатель, с сигарой, стоит спиной к камину. Журналист входит.
Журналист
Я очень рад, что вы больны:В заботах жизни, в шуме светаТеряет скоро ум поэтаСвои божественные сны.Среди различных впечатленийНа мелочь душу разменяв,Он гибнет жертвой общих мнений.Когда ему в пылу забавОбдумать зрелое творенье?..Зато какая благодать,Коль небо вздумает послатьЕму изгнанье, заточеньеИль даже долгую болезнь:Тотчас в его уединеньеРаздастся сладостная песнь!Порой влюбляется он страстноВ свою нарядную печаль…Ну, что вы пишете? нельзя льУзнать?
Писатель
Да ничего…
Журналист
Напрасно!
Писатель
О чем писать? Восток и югДавно описаны, воспеты;Толпу ругали все поэты,Хвалили все семейный круг;Все в небеса неслись душою,Взывали, с тайною мольбою,К N. N., неведомой красе, —И страшно надоели все.
Читатель
И я скажу — нужна отвага,Чтобы открыть… хоть ваш журнал(Он мне уж руки обломал):Во-первых, серая бумага,Она, быть может, и чиста,Да как-то страшно без перчаток…Читаешь — сотни опечаток!Стихи — такая пустота;Слова без смысла, чувства нету,Натянут каждый оборот;Притом — сказать ли по секрету?И в рифмах часто недочет.Возьмешь ли прозу? — перевод.А если вам и попадутсяРассказы на родимый лад —То, верно, над Москвой смеютсяИли чиновников бранят.С кого они портреты пишут?Где разговоры эти слышут?А если и случалось им,Так мы их слышать не хотим…Когда же на Руси бесплодной,Расставшись с ложной мишурой,Мысль обретет язык простойИ страсти голос благородный?
Журналист
Я точно то же говорю.Как вы, открыто негодуя,На музу русскую смотрю я.Прочтите критику мою.
Читатель
Читал я. Мелкие нападкиНа шрифт, виньетки, опечатки,Намеки тонкие на то,Чего не ведает никто.Хотя б забавно было свету!..В чернилах ваших, господа,И желчи едкой даже нету —А просто грязная вода.
Журналист
И с этим надо согласиться.Но верьте мне, душевно радЯ был бы вовсе не браниться —Да как же быть?.. меня бранят!Войдите в наше положенье!Читает нас и низший круг:Нагая резкость выраженьяНе всякий оскорбляет слух;Приличье, вкус — все так условно;А деньги все ведь платят ровно!Поверьте мне: судьбою нестьДаны нам тяжкие вериги.Скажите, каково прочестьВесь этот вздор, все эти книги, —И все зачем? — чтоб вам сказать,Что их не надобно читать!..
Читатель
Зато какое наслажденье,Как отдыхает ум и грудь,Коль попадется как-нибудьЖивое, свежее творенье!Вот, например, приятель мой:Владеет он изрядным слогом,И чувств и мыслей полнотойОн одарен всевышним богом.
Журналист
Все это так, да вот беда:Не пишут эти господа.
Писатель
О чем писать?.. Бывает время,Когда забот спадает бремя,Дни вдохновенного труда,Когда и ум и сердце полны,И рифмы дружные, как волны,Журча, одна во след другойНесутся вольной чередой.Восходит чудное светилоВ душе проснувшейся едва;На мысли, дышащие силой,Как жемчуг нижутся слова…Тогда с отвагою свободнойПоэт на будущность глядит,И мир мечтою благороднойПред ним очищен и обмыт.Но эти странные твореньяЧитает дома он один,И ими после без зазреньяОн затопляет свой камин.Ужель ребяческие чувства,Воздушный, безотчетный бредДостойны строгого искусства?Их осмеет, забудет свет…
Бывают тягостные ночи:Без сна, горят и плачут очи,На сердце — жадная тоска;Дрожа, холодная рукаПодушку жаркую объемлет;Невольный страх власы подъемлет;Болезненный, безумный крикИз груди рвется — и языкЛепечет громко без сознаньяДавно забытые названья;Давно забытые чертыВ сиянье прежней красотыРисует память своевольно:В очах любовь, в устах обманИ веришь снова им невольно,И как-то весело и больноТревожить язвы старых ран…Тогда пишу. Диктует совесть,Пером сердитый водит ум:То соблазнительная повестьСокрытых дел и тайных дум;Картины хладные разврата,Преданья глупых юных дней,Давно без пользы и возвратаПогибших в омуте страстей,Средь битв незримых, но упорных,Среди обманщиц и невежд,Среди сомнений ложно-черныхИ ложно-радужных надежд.Судья безвестный и случайный,Не дорожа чужою тайной,Приличьем скрашенный порокЯ смело предаю позору;Неумолим я и жесток…Но, право, этих горьких строкНеприготовленному взоруЯ не решуся показать…Скажите ж мне, о чем писать?..
К чему толпы неблагодарнойМне злость и ненависть навлечь,Чтоб бранью назвали коварнойМою пророческую речь?Чтоб тайный яд страницы знойнойСмутил ребенка сон покойныйИ сердце слабое увлекВ свой необузданный поток?О нет! преступною мечтоюНе ослепляя мысль мою,Такой тяжелою ценоюЯ вашей славы не куплю…
<М. П. Соломирской>
