«Нового американца». На первой странице № 29 за тот же год изображение Аксёнова, вернее, его напоминающее, под заголовком «Аксёнов – на Западе». В этом же номере «Первая публикация на русском языке из нового романа». Кроме того, выпуск содержит интервью с писателем, перепечатанное из Le Mond, две полосы посвящены «Затоваренной бочкотаре», еще одна полоса рассказывает о матери Аксёнова. Кстати, интересно, что оставшиеся компаньоны (Меттер, Орлов), вспоминая малодушие Довлатова при оформлении займа, грозились пригласить Аксёнова на должность главного редактора. Один из мотивов – Аксёнов пишет лучше Довлатова.
Аксёнов на всякий случай решил немного подружить с «Новым американцем» и его главным редактором. Причину он особо не скрывает:
Какие максимальные объемы прозы Вы можете печатать в своем приложении? У меня, надеюсь, через пару месяцев начнет появляться новая проза. Пока живем суетно. Недавно в Сиэтле закатили парти в мою честь. Я спрашиваю, что тут за люди, вот этот, например, типус, который? А, это, говорят, хозяин авиакомпании «Юнайтед» и отелей «Вестерн», а вообще-то, говорят, наши гости, скинувшись, могли бы купить Советский Союз, и не покупают только потому, что полагают это плохим инвестмент.
Неприкрытая хлестаковщина слабо маскирует некоторую растерянность Аксёнова. Свободный мир принял «борца за творческую свободу» без особого интереса. Почему-то никто из гостей не предложил скинуться и купить писателю ранчо и «пежо». Об участии Довлатова в переговорах высоких сторон скажу совсем скоро, а пока завершим линии переписки двух нобелевских лауреатов. В мае Максимов пишет очередное письмо, состоящее из девяти пронумерованных пунктов. Первый и второй посвящаются нехорошему семейству Синявских:
1. В. Марамзин был приглашен после моих долгих настояний и лишь вместо отказавшегося Иосифа Бродского. А для супруги Синявского, к литературе отношения не имеющей, сразу нашлись и место и деньги. Без всяких напоминаний. Оскорбительность этой ситуации и заставила его отказаться от поездки.
2. В Израиле, где проживает немало хорошо известных тебе писателей (Кандель, Мерас, Милославский), наиболее достойной приглашения оказалась некая Н. Рубинштейн, известная лишь тем, что является закадычной подругой М. Синявской.
В третьем пункте речь возвращается к противникам Солженицына, которых олицетворяет Янов:
Снова хочу указать тебе на тот факт, что приглашенный выступать с докладом о Солженицыне Янов не имеет и никогда не имел никакого отношения к литературе. Он известен лишь своими претенциозными наскоками на Солженицына и уже по одной этой причине не может быть приглашенным в качестве объективного докладчика. И давай снова спросим себя: почему лишь об одном писателе «про и контра», а про иных только «про».
В пятом пункте Максимов предлагает свою классификацию писателей, деля их на «подлинных» и на тех, кто участвует в конференции:
5. Почему «могучее» творчество Лимонова и Соколова привлекает внимание устроителей, а поиски подлинных писателей – С. Довлатова, Л. Лосева, Ю. Милославского, И. Мераса, Ф. Канделя, Ф. Горенштейна, В. Некрасова (приглашен лишь на замену мне), Н. Коржавина, М. Поповского, Н. Горбаневской, А. Гладилина и др. их не интересуют.
Как видим, Довлатов не только включается в список «подлинных», но и возглавляет его. Это хорошо. Но в пункте 7 и 8 Максимов повторяет обвинения, высказанные в адрес устроителей Халифом:
7. Передо мной афиша конференции: из 12 авторов, перечисленных под рубрикой «Участвующие писатели»,
8 – Аксёнов, Алешковский, Бобышев, Довлатов, Лимонов, Марамзин, Соколов, Цветков – авторы «Ардиса».
Девятый пункт обширен, но непрост для понимания:
9. Что касается «чикагских угроз», то это, Вася, несерьезно. Я лишь упомянул о том, что мы не останемся равнодушными к тому, что американские «знатоки» хотят навязать нам, «литературным дикарям», литературу соколовых и лимоновых в качестве образца. У нас в России таких прозаиков на каждое литобъединение по десятку. Господину Кайзеру прежде, чем судить о нашей литературе, следует научиться хотя бы сносной журналистике. Его – беднягу и «В. П»-то держит из-за связей и денег богатого папы, а он, видите ли, о русской литературе берется судить.
Перечитав свое предыдущее письмо, не нашел в нем ничего для тебя обидного. По отношению лично к тебе оно корректно и уважительно в высшей степени. Что же касается устроителей, то сказанное мною лишь робкое отражение того, что я о них на самом деле думаю. По всему чувствую, что там не без участия также и госпожи Карлайл, давно претендующей на монополию по составлению списков современной русской литературы. Только не по чину. Недаром ей и А. Миллер после ее пакостной книжонки о Солженицыне указал на дверь.
Снова всплывают Лимонов, Соколов, появляются новые недоброжелатели состоявшегося нобелевского лауреата. Таинственные «американские знатоки» так и не атрибутированы, в чем состоит их дьявольский план – умалчивается.
Баталии перед началом конференции шли не только по всему литературному фронту. И во вторых его линиях можно наблюдать не менее жаркие столкновения. Довлатов не боялся публиковать в газете материалы «полемического характера». Он считал, что публика оценит по достоинству желание газеты следить и отражать перипетии литературных конфликтов. Печатался в «Новом американце» и не раз упомянутый выше недобрым словом Александр Янов. В частности, в № 52 вышла его статья «Конформизм и эмиграция». Тон публикации заставил сопроводить текст врезкой «От редакции»:
Следуя традициям демократической прессы, мы считаем возможным печатать полемически заостренные материалы в порядке дискуссии. Однако напоминаем, что факт публикации статьи не означает, что она обязательно отражает редакционное мнение. Особенно следует отметить, что, призывая к корректности в дискуссии, А. Янов сам преступает грань, отделяющую полемику от грубости.
Грубость заметили многие, включая тех, кто жил за океаном. Второго марта Некрасов пишет письмо Довлатову. В нем он хвалит Довлатова за только что вышедший «Компромисс», традиционно высоко отзывается о газете. Но все хвалебные слова – преамбула к главному:
И вообще я Ваш поклонник. И газета нравится. Нашли свое лицо, почерк, тон. Читаю почти от корки до корки. И задиристость мне нравится. Но это – учтите – мне… А прочие мнения есть и другие. Вы это увидели и ощутили на себе.
Среди других, увы, оказался и В. Максимов. Страшно его задела статья Янова. А он – немыслимо ранимый – не то что раны, а жалкие царапины расчесывает и превращает в гнойники.
Я все это перерос и на все плюю. А он – нет…
Вообще, диапазон Вашей автуры, пожалуй, слишком широк. Ну их, всех этих Клепиков, ей-богу…
Не поучаю, упаси бог, – но то, что переругались все, настроения не улучшает.
Пытаюсь
