груди руки, дали понять, что призрачный профессор, как и прежде примет удар, каким бы он не был.
— Ничего, профессор, просто предупреждаю по просьбе леди Елены. По мне, пострадают призраки или нет, не важно. А за вас просил еще и Регулус, — протягиваю ему подарок, созданный личем, — этот артефакт привяжет дух к любому вашему портрету, позволив становиться материальным. По словам Рега, вы будете обладать физической формой ровно столько, сколько продлится заряд артефакта, потом нужна будет подпитка.
— Регулус? — не был бы профессор призраком, побелел бы, но его удивление и паника, которая играла на лице сдвинутыми к переносице бровями и округлившимися глазами, а так же губами, сведенными в тонкую ниточку, дала понять, он не в курсе, что Рег жив.
— Он жив, профессор, — уточняя, — в той или иной степени, — не вдавался в подробности, но Снейпу этого и не нужно. Он просто принял артефакт, спросив, кем для меня является Регулус. Ведь не просто так я выполняю его просьбу и передаю артефакт. На его вопрос ответил вопросом: — что вы знаете о демонах, профессор? О нашей сущности и потребностях? — рассказывать и отвечать на вопросы в мои планы не входило, а вот подтолкнуть к размышлениям и самостоятельным ответам — да.
— Не многое, Алиссар. Лишь то, что вы почти бессмертны, питаетесь душами, ощущаете грехи человеческие запахами и вкусами. Чувства и эмоции вам не ведомы. И что каждый демон — это последователь одного из семи грехов. Грех, к которому привязан демоном, становится его кредо до конца дней.
— В принципе, все так, как вы и сказали. Я почти бессмертен, чую, окутывающий человека или мага грех вкусовыми и обонятельными рецепторами, и душами питаюсь.
— А ваш грех?
— Жадность, — профессор ухмыльнулся, а я и сам понял причину, по которой он так отреагировал. — Да, кто бы сказал, что я, выросший в чулане под лестницей, буду жадным, не поверил бы. Но это так. Только жадность выражается не в материальном благе, а в эмоциональном. — Снова взлетевшая вверх бровь, а соответственно вопрос, что я имею в виду, — Души, на которые я смотрю не с гастрономическим интересом, а с эстетической точки зрения, в духовном аспекте. Если проще, переводя на язык людей, мне приятно в их компании находиться. Носители таких душ попадают в лапы Жадности, и становятся частью коллекции. Жадность, а с ней и я, считаем этих магов или магиков своей собственностью.
— А переводя на язык людей — подопечными. И я так полагаю, Регулус стал частью вашей коллекции. — Это не вопрос, а утверждение. — Именно поэтому вы и принесли мне артефакт, — подвел итог Снейп, соглашаясь с тем, что просьбу такого рода выполнить для меня не зазорно. — Передайте Регу при следующей встрече спасибо и привет.
— Передам. Темной ночи, профессор, — и растворился в ближайшей тени, оказываясь в коридоре Гриффиндора, у картины директора Дамблдора, с которым разговаривал Невилл.
О чем был их разговор, я не разобрал, лишь повышенный тон Лонгботтома и миролюбивый директора, успокаивающего взбешенного до предела Невилла. Его Гнев так и жег кончик языка острой перца Чили, огонь которого не потушит даже молочная Лень. Определенно, грех на любителя. То ли дело Жадность и приятная кислота цитруса. Но, гастрономические предпочтения отошли в сторону, когда я услышал голос директора, обращающегося ко мне с картины:
— Гарри, мальчик мой, что ты там стоишь, как не родной? Присоединяйся к беседе. — Что и следовало ожидать от набирающего мощь крестража, уже питающегося душой и энергией добровольного держателя, то есть Лонгботтома. Невилл же, как и Квиррел, когда принял осколок лорда добровольно, начал гнить изнутри. Уверен, еще немного и его тело рассыплется прахом, а душа уйдет в чертоги Повелителя, ведь такой как Лонгботтом не раскается.
— Поттер! — зло выплюнул Лонгботтом, делая мину такой кривой, что еще чуть-чуть и мышцы переклинит. — Чего шарахаешься по ночам?
— Аналогичный вопрос, Лонгботтом. Чего тебе не спится? Бессонница?
Издеваться над кем-то всегда было выше меня и моих вдолбленных устоев на примере дяди Вернона, Дадлика и тети Петуньи, но тогда я был человеком, забитым и зашуганным мальчиком из чулана под лестницей. Сейчас у меня другие взгляды на мир и прошлое осталось прошлым, ненужным и тяготеющим, как и душа, которой у меня более нет. Так что издеваться я могу и буду, особенно над тем, кто в ближайшее время или отправится ко мне в желудок, или в чертоги Люцифера.
— Мальчики не ссорьтесь, — снова этот приторно-сладкий, как грех Джинни, тон, приклеивающий к небу язык, а щеки к зубам. — Лучще скажи мне, Невилл, как дела с поисками последнего крестража Тома? — вот тут душу Невилла окрасила пурпурным Гордыня, играя на моих вкусовых рецепторах нотками фуагра. Такой грех мне более приятен, чем Гнев. Его я бы с удовольствием сиюминутно отправил в желудок, даже не разжевывая. Но это лишь временный эффект, основной грех Лонгботтома — Гнев и мне он крайне неприятен.
— Крестраж, о котором вы говорили, директор, уже в моих руках, — показал мне и нарисованному старику костяную палочку, от которой шел остаточный шлейф энергии и магии Реддла, но не оскверненной ритуалом, а чистой, даже детской, словно и не было создано ни единого крестража.
— Палочка! Я так и думал! — обрадовался директор, говоря: — отдай ее мне, Невилл, — и протянул к палочке руку, материализованную за счет запретного ритуала и оскверненного осколка души, находящего на холсте, — вот теперь я готов! — к чему? И так понятно. К возрождению. — Гарри, мальчик мой, — словно этот елейный голос и манера растягивать слова, — подойди ко мне. — Не отказался, подошел, — протяни руку и возьми палочку со словами: «Принимаю».
Сущность уже пела в предвкушении, готовилась поглотить душу директора. Явно осколки из книги, снитча, дилюминатора, колокольчиков и картины в министерстве были соединены в палочке. И с этими словами к ним добавится и осколок с данной картины. Директор все продумал, сделал Невилла переносчиком осколков, которые позже слились в заранее-подготовленный предмет с одной целью — захватить мое тело. Но не предугадал смену моей сущности, которая уже текла слюной и заранее переваривала лицемерную душу.
— Принимаю!
Вот и все, что я сказал, перед тем, как получил палочку в руки. Краем взгляда увидел победную, скалящуюся улыбку Лонгботтома, смотрящего за процессом захвата моего тела и уничтожения души. Но то, что произошло дальше его ни разу не порадовало. Ведь стоило палочке оказаться в моих руках, а склеенным кускам директорской души попытаться захватить тело, выбив душу владельца, случился поздний ужин. А так же внутренний разговор моей
