— У нас возникли большие проблемы на Трамплине, — сказал О’Грэди. — Число наших бывших прихожан, принявших бунтизм, настораживает. Я боюсь даже говорить о том, как велика эта цифра, но поверьте мне, она настораживает.
— Да, вы упомянули об этом дважды, — ответил Кэрмоди.
— Падре, а может, вы немного задержитесь на Трамплине и прочтете несколько проповедей. Нам нужен такой человек, как вы. Человек, который бывал на Кэрине и раскрыл обман так называемых чудес и так называемого бога.
— У меня нет времени, — ответил Кэрмоди. — К тому же вынужден разочаровать вас. Так называемые чудеса реальны, а является Йесс спасителем своей планеты или нет — на этот вопрос не может ответить даже сам Папа. До сих пор не может. — Он пригнулся, глядя на экран, но фактически ничего не видя, и сказал: — Я прошу вас помалкивать о нашей встрече и беседе. Моя миссия должна остаться в секрете. Только я и некоторые руководители Церкви знают о ней, хотя, как вижу, слухи уже поползли. Это единственная вещь во Вселенной, которая распространяется быстрее света. Но если вы проболтаетесь о нашем разговоре, то будете строго наказаны и лет на двадцать прервете свою карьеру священника. Поэтому держите язык за зубами!
О’Грэди моргнул, его лицо покраснело и вытянулось. Но, к облегчению Кэрмоди, в это время раздался сигнал к взлету, и капитан начал зачитывать приветствие.
Остаток пути до Трамплина О’Грэди только и делал, что боялся заговорить. Когда «Белый мул» совершил посадку, Кэрмоди решил прогуляться по космопорту. Ему хотелось размять ноги и взглянуть на то место, с которым некогда он был хорошо знаком. К тому же это была последняя «нормальная» планета, которую он увидит на какой-то период времени.
За десять лет порт изменился так же, как и город за ним. Белые конусы были созданы почти вымершими боберами — теплокровными животными, которые, как и термиты Земли, поедали древесину и возводили высокие сооружения из цементообразных экскрементов. Первые колонисты перебили многих боберов и заняли построенные ими башни. Затем пространство между конусами заполнили дома, сделанные из бревен или пенобетона. Но теперь конструкции, созданные поселенцами, исчезли, уступив место большим строениям из камня и пластиковых перекладин.
С тех пор как Кэрмоди был здесь в последний раз, количество космических кораблей на посадочных площадках значительно увеличилось. Он поблагодарил Бога за то, что тот дал ему возможность увидеть планеты в ту пору, когда человеческая цивилизация их едва коснулась. Впрочем, их и сейчас открывалось и исследовалось немало. Но его жизненный маршрут пролегал теперь по другим дорогам.
Кэрмоди за полчаса обошел здания космопорта и направился к пропускному пункту, чтобы пройти процесс дегазации. Но в большом холле путь ему преградила огромная толпа. Поначалу он не мог понять, чем вызваны гневные крики, откуда эти красные лица и грозящие кулаки, но потом увидел группу с плакатами «Общество защиты христиан», которая окружила кучку мужчин и женщин. Внешне те, казалось, ничем не отличались от своих преследователей, разве что стояли, приняв оборонительные позы.
Но когда Кэрмоди удалось пробраться сквозь толпу, он увидел на указательных пальцах осаждаемых широкие золотые кольца-печатки с изображением круга под двумя скрещенными фаллосообразными копьями. Он видел несколько таких на Вайлденвули и понял, что атакованные люди — отступники, принявшие бунтизм. Они собрались у отделения таможни и старались не обращать внимания на насмешки и оскорбления, которыми их осыпали. В первых рядах Общества защиты христиан стоял тучный носатый священник с густыми бровями. Кэрмоди тут же узнал его, хотя и не видел двенадцать лет. Это был отец Кристофер Бэкелинг, принявший духовный сан и вступивший в орден Святого Джейруса в тот же год, что и Кэрмоди.
Кэрмоди стал проталкиваться к нему, и толпа при виде церковного облачения молча расступалась.
— Что происходит, отец Бэкелинг? — поинтересовался Кэрмоди, остановившись между священником-гигантом и бунтистами.
Глаза священника расширились.
— Джон Кэрмоди! Что ты здесь делаешь?
— Стараюсь решить кое-какие проблемы — это все, что я могу тебе сказать. А чем тебе не нравятся эти люди?
— Не нравятся? — вскричал священник. — Да, не нравятся! Я хорошо тебя знаю, Кэрмоди. Ты прилетел сюда, чтобы навести здесь смуту. Недаром тебя прозвали Иглоносиком.
Взмахнув руками, он какое-то время шипел и брызгал слюной, но мало-помалу успокоился и ткнул пальцем в сторону высокого симпатичного мужчины, стоявшего у конторки для сбора пошлины:
— Видишь его? Это отец Гидеон. Теперь он стал прислужником этой идолицы Бунты, и у него три прихода, чтоб ему сгореть в адском огне! А ведь два из них прежде принадлежали мне!
— Гидеон антихрист, вот кто он! — закричала женщина из толпы. — Антихрист! А ведь был моим духовником. Его надо посадить в тюрьму и запереть там навеки, чтобы не разбалтывал наши тайны.
— Его надо побить камнями! — подхватил Бэкелинг. — Да-да, камнями! Или пусть повесится, как Иуда! Он предал дьяволу Господа нашего и соблазнил…
— Заткнись, Бэкелинг! — хрипло сказал Кэрмоди. — Твоя здоровая глотка и публичное фиглярство еще больше ухудшают ситуацию. Я думал, что ты хочешь успокоить людей. Такая реклама принесет нашему ордену только вред, и этого надо было избежать.
Бэкелинг сжал кулаки и, шагнув к Кэрмоди, толкнул маленького священника в грудь.
— Ты тоже на их стороне? Я знаю тебя, Кэрмоди! У тебя тоже рыльце в пуху. Я даже слышал, что ты вступал в блуд со жрицей Бунты и совершал всякие непотребства и что сын Бунты рожден от тебя! Я не верил этому. Ни один человек не может носить в себе такое зло, даже такой урод, как ты! Но теперь я что-то начал сомневаться в этом.
— Отойди от меня, Бэкелинг, — попросил Кэрмоди и почувствовал, как гнев поднялся в нем, будто ртуть в градуснике. — Отойди и веди себя, как подобает Божьему слуге. — Он уже не мог сдержал, гнева. — И не толкай меня. Предупреждаю тебя в последний раз!
— Посмотрите-ка на этого разжиревшего петушка! Ты все еще веришь, в свою репутацию опасного противника? Да я тебя плевком перешибу! Впрочем, мне даже жаль на тебя слюны.
Женщина, которая проклинала Гидеона, закричала снова:
— Какой же ты священник, если выступаешь против собственной религии, против своих?
Кэрмоди попробовал успокоиться.
— Я пытаюсь поступить по-христиански, — тихо ответил он. — Стараюсь усмирить вашу ненависть и отвратить злые помышления. Помните: возлюби врага своего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
