— Высокой и стройной? — перебила его Элспет, невольно выпрямляясь, чтобы казаться выше. — И у нее были длинные рыжие волосы?
— Да. Откуда ты знаешь? Тебе рассказал Ангус?
Девушка покачала головой.
— Я… догадалась.
— Что ж, раз уж ты об этом заговорила, да, Фиона и в самом деле была прелестна. Она обладала не только внешней, но и внутренней красотой. Она была сама доброта.
Покойная жена до сих пор стояла перед его внутренним взором такой, какой была в день их свадьбы. Ее щеки раскраснелись, а зеленые глаза сияли. Потом Роб вспомнил, когда видел ее последний раз, и его сердце стиснула такая боль, что ему стало трудно дышать.
— Я был недостоин ее, — резко произнес он. Боль отпустила, но ему по-прежнему не хватало воздуха. — Подобно водяному коню, я стал проклятием своей невесты. Она была обречена с того дня, когда я назвал ее своей.
— Что случилось? — прошептала Элспет так тихо, что Робу показалось, будто он услышал ее мысли, а не голос.
— На Рождество будет два года, как она умерла. Я женился на ней в день рождения нашего Господа, и мы бурно отпраздновали это событие, — с грустной улыбкой произнес он. — Потом, как раз перед Двенадцатой ночью, Фиона захотела навестить кое-кого из арендаторов и занести им корзинки с едой. Но мой друг Хэмиш видел неподалеку от замка дикого кабана. По его словам, это был зверь чудовищных размеров, и он хотел, чтобы я отправился на охоту вместе с ним. Я сказал Фионе, что арендаторы могут подождать, пока мы не добавим к подаркам свежей свинины. Но она твердо решила проведать их именно в этот день.
— Это старинная традиция, — кивнула Элспет. — Лэрд и его леди накануне Двенадцатой ночи навещают тех из арендаторов, кто живет дальше всех. Мои родители делают это каждый год, потому что люди рассчитывают на то, что им подарят продукты для праздничного стола.
— Фиона так мне и сказала, — вздохнул Роб. — Это было ее первое Рождество в моем замке, и она хотела исполнить свой долг. Мы в первый и последний раз поссорились. О господи, в гневе она была прекрасна!
— Она имела полное право гневаться, — немного прищурившись, заметила Элспет. — По крайней мере, теперь я знаю, что у тебя есть привычка злить всех своих знакомых женщин.
«Если уж на то пошло, — решил Роб, — разгневанная Элспет Стюарт тоже радует глаз».
— Так, значит, ты уехал на охоту?
Роб кивнул.
— Мы не нашли даже следов того проклятого кабана. Но Фиона перехитрила людей, которым я поручил ее охранять, и уехала в гости к арендаторам в одиночестве. В это время мимо проезжал Лахлан Драммонд со своими дружками. Они увидели, что Фиону никто не сопровождает…
Элспет прижала руку к груди. Роб понял, что она догадалась, что ей предстоит услышать.
— Драммонд увез Фиону к себе и надругался над ней, — произнес он, ощущая горечь этих ужасных слов у себя на языке. — Теперь ты понимаешь, почему я сказал, что оказал тебе услугу, похитив со свадьбы?
Элспет промолчала.
— Конечно, малыш Лахлан заявил, что не совершил ничего дурного и что похищение Фионы было всего лишь одной из праздничных шалостей, но я уверен, что этот мерзавец ее опозорил, — продолжал Роб. — Это единственное объяснение тому, что произошло потом.
— Что? — прошептала Элспет.
— Драммонд запер мою жену в своей башне, но она сумела сбежать от него.
— О, как я рада!
— Радоваться нечему, — сухо отозвался Роб. — Фиона сбежала, выбросившись из самого высокого окна башни на мощенный булыжником двор замка.
Элспет ахнула. Роб никогда не умел определять, что думают женщины, судя по выражению их лиц, но глаза девушки забегали из стороны в сторону, как будто она пыталась что-то вспомнить. Одновременно ее красивые черты омрачил ужас.
— Ты права, — ответил он, как будто она высказала свои мысли вслух. — Самоубийц не хоронят в освященной земле. Священник Драммонда заявил, что Фиона проклята, поскольку совершила смертный грех, прекрасно понимая, что делает. Поэтому она не имела права на отпущение грехов.
Плечи Роба поникли, но он сам начал свой печальный рассказ и был твердо намерен довести его до конца. Непролитые слезы жгли ему глаза. Роб сглотнул ком в горле и с трудом продолжил:
— Я даже не знаю, где она лежит.
Элспет не произнесла ни слова. Она просто встала и подошла к нему, уверенно ступая по качающейся под ногами палубе. Положив руки Робу на плечи, она поцеловала его в щеку.
Это был обычный поцелуй. Не более чем касание мягких губ к грубой мужской щеке. Но в груди Роба как будто что-то сломалось.
Из его горла вырвались рыдания, а из глаз хлынули слезы, которые он всегда себе запрещал. Но на этот раз ничто не могло их сдержать. Одной рукой он обнял Элспет за талию и привлек девушку к себе, прижавшись лицом к ее теплой шее.
Ему было очень стыдно. Мужчины не плачут. Но его плечи сотрясались от горя, и он был не в силах остановиться.
Элспет обвила его руками и зашептала невнятные слова утешения.
— Это я во всем виноват, — еле выговорил он.
— Нет.
— Если бы я поехал с ней…
— Прошлого не воротишь. Успокойся.
Разгоряченной кожей Роб ощущал ее прохладные ладони. Он пытался взять себя в руки, но с его душой происходило что-то странное. Огромный ком в груди несколько раз таял и возникал снова. От него отрывались клочья и куски, уносимые прочь слезами. Единственное, что удерживало Роба в собственном теле, — это тонкие руки и ласковый голос Элспет Стюарт.
Она гладила его по волосам. Сжимала в объятиях. Укачивала и нашептывала ему нежные слова, которые Робу даже не удавалось различить. Но его душа все услышала и утешилась. Боль потери, бессильная ярость и вина покинули его сердце. Вместо них в нем воцарился измученный, обессиленный покой.
Постепенно Роб затих.
Элспет отерла последние соленые слезы с его щек. Затем она снова его поцеловала. На этот раз крепко и нежно. Как будто благословляя и освящая его.
— Ты не виноват, — убежденно произнесла Элспет.
Роб не решился ей возразить, хотя и не поверил ее словам.
— После моего рассказа ты окончательно убедилась в том, что я безумен.
— Разве это безумие — оплакивать любимого человека? — Элспет покачала головой. — Я бы скорее сочла, что ты не мужчина, если бы у тебя не было слез.
— Ты странная девушка, Элспет Стюарт.
— А ты сладкоречивый демон. — Она засмеялась, явно стараясь разрядить обстановку. — И не думай, что подобными комплиментами тебе удастся вскружить мне голову.
Роб растерянно, но благодарно улыбнулся ей. Он по-прежнему оплакивал Фиону, но невыносимая боль непролитых слез и вины, все это время угрожавшая ввергнуть его во мрак безумия, притупилась.
