– Да, тебе и не нужно было содержать любовниц, – горько сказал Эшли. – Все говорят, что жены самых знатных людей сами прыгают в твою постель, стоит тебе только мигнуть. Говорят, маркиза де Этьен приехала в Лондон, чтобы...
– Осторожнее, – спокойно сказал Люк. – Когда дама вращается в высших кругах общества, она вольна ехать куда ей вздумается. Так что насчет твоих планов?
– Только не армия, – твердо сказал Эшли. – Это была папина идея. Джорджу – титул, тебе – сан священника, а мне – армия. Я не трус, Люк, но не желаю быть пушечным мясом для министров, которым взбредет в голову повоевать. И не церковь. Мама с Джорджем прочили меня туда, когда ты не оправдал их надежды. Я хожу в церковь и подаю милостыню, и, насколько я помню, я ничего не украл и никого не убил. Но я не хочу быть священником, даже имея перспективу стать епископом. Не пытайся навязывать мне это, Люк.
– Ты энергичный человек, Эшли. Ты не выносишь ограничений и требуешь независимости. Но понравится ли тебе всю жизнь приходить с протянутой рукой ко мне или к управляющему!
– Нет, клянусь жизнью, – сказал, вставая, Эшлн. – В конце концов, все пытались говорить мне высокие и мудрые слова о моей жизни. Но ты хуже всех. Ты сидишь здесь развалясь, буравишь меня ледяными глазами и называешь «мой дорогой», будто я женщина. Иногда мне кажется, что ты, Люк, десять лет назад убил моего брата и занял его место. Иногда ты даже не похож на него. Мой брат, Люк, был сердечным и великодушным человеком.
– Можешь оставить счет на столе, – сказал Люк, тоже вставая. – Я оплачу его. Но будь осторожен, Эшли. Это последний счет такого рода, который я оплачиваю. Если для того, чтобы удовлетворить твой любовный голод, тебе надо обеспечивать дорогую любовницу, делай это в пределах своего содержания. Это будет нелегко, несмотря на то, что со следующего месяца я собираюсь увеличить его. Лучше всего для тебя было бы расстаться с ней и послушаться моих советов. А впрочем, я должен оговориться. Конечно, у тебя могут быть определенные желания, связанные с женщинами. Можешь приносить мне такие счета.
– Проклятие, но это невыносимое оскорбление, – взорвался Эшли. Он явно не слышал, как дверь в библиотеку отворилась. – Холодные глаза и ледяное сердце. Жаль, что ты не остался во Франции, Люк. Нет, даже больше. Я хотел бы, чтобы ты убрался ко всем чертям, вместо того, чтобы приезжать сюда.
– Доброе утро, дорогая, – сказал Люк своей жене, которая стояла в дверях, смущенная и напуганная.
Эшли повернулся и шагнул к Анне.
– Мадам, – сказал он, кланяясь и целуя ей руку, – мне жаль вас от всей души. Ваш покорный слуга. – И, еще раз поклонившись ей, он вышел из комнаты.
– Заходите, дорогая, – сказал Люк Анне.
Анна нерешительно оглянулась на дверь, но послушалась его,
– Извините меня, – сказала она, – Я не знала, что вы не один. Мне следовало попросить дворецкого доложить обо мне и, узнав, что вы заняты, уйти обратно к себе.
Люк подошел, закрыл за ней дверь и положил ей руки на плечи. Он поцеловал ее в щеку и сказал:
– Это ваш дом, мадам. Вы можете находиться где угодно, не спрашивая ни у кого разрешения, включая и меня. Вы хорошо спали?
– Я спала слишком долго, – ответила Анна, – почти все утро.
– Если бы вы не встали поздно, то вам бы не пришлось поспать вообще. – Ему нравилось наблюдать, как Анна краснеет. Все другие женщины, с которыми он вступал в интимные отношения, были слишком искушенными в жизни, чтобы : краснеть. – Спасибо за чудную ночь, дорогая.
– Лорд Эшли был чем-то расстроен? – спросила она.
– Семейные дела. Я просил его отчитаться о тех счетах, которые он сам не может оплатить. Он обвинил меня в бессердечии – это семейная традиция.
– Вы не оплатите его счета? Позволите ему полностью разориться и, возможно, даже попасть в долговую тюрьму? Вы ведь очень богаты, не так ли?
Люк вспомнил, что ее отец имел большие долги и, кажется, был азартным игроком. Наверное, этот вопрос волновал ее больше, чем могло казаться.
– Счета оплачены или будут оплачены, – сказал он. – Я распоряжусь об этом. Я – глава семьи, мадам, и только-только взял дела в свои руки. И моя первейшая обязанность – указать членам моей семьи границы их возможностей.
– Да, – ответила Анна. – Но, кроме правил, семьей управляет еще и любовь, – Она посмотрела на свои руки и добавила почти шепотом:
– Но вы не верите в любовь. – И снова посмотрела ему в глаза. – Что случилось с вашей семьей? Почему вы не живете вместе с ними в вашем собственном доме? Почему вы так долго с ними не виделись и даже не предпринимали попыток увидеться? Простите, ваша светлость, но не говорите, что это не мое дело. Это не так. Ведь ваша семья стала и моей семьей. К тому же вы говорили, что мы должны быть откровенны друг с другом.
Внезапно нахмурившись и покраснев, она снова опустила глаза.
– Я был диким юношей, – сказал он.
Он начал с не правды. Его можно было назвать кем угодно, но только не диким. «Спокойный», «милый» – так говорили о нем тогда. И он был очень наивным. Невероятно наивным. И он был влюблен.
– Я дрался на дуэли со своим старшим братом. Из-за какой-то обиды – сейчас уже не помню, – продолжал Люк.
«Из-за Генриетты, которую Джордж изнасиловал, а после этого вынужден был сделать предложение, потому что она забеременела».
– Я был в дюйме от того, чтобы убить его. Буквально. Я слышал, у него несколько недель была жестокая лихорадка. Я не видел этого. Я уехал. Точнее, меня изгнали. Моего брата сочли правым, ведь он оказался на пороге смерти. Джордж даже не стрелял в меня – он выстрелил в воздух. Я достаточно откровенен с вами, дорогая?
Она с изумлением смотрела ему в глаза.
– И он действительно был прав? – спросила она. Люк увидел, как Анна побледнела. Она была потрясена.
– Как я уже сказал, я не помню причины нашей ссоры. Конечно, тогда я верил, что прав я. Но он вел себя более благородно, нежели я.
Конечно, ведь Джордж выстрелил в воздух, а Люк был в то время таким плохим стрелком, что пуля ушла на шесть футов левее левее старой ивы, в которую он целился.
– Видите, дорогая, то, что сказал мой брат несколько минут назад, – чистая правда. – В его голосе была горечь. – Я человек без сердца. Но в этом нет ничего страшного, ведь еще вчера мы договорились с вами жить ради долга и удовольствия, не так ли?
– Ваша мать и Дорис собираются нанести несколько визитов сегодня днем, – помолчав, сказала Анна. – Они хотели,чтобы я сопровождала их. Могу я пойти, ваша светлость? Или у вас другие планы?
«Только уложить в постель».
– Вам стоит пойти. Вы должны ближе познакомиться с моей матерью и сестрой, Анна. Как вы только что упомянули, они теперь и ваша семья.