давным-давно, домишко был окрашен в желтый цвет. Теперь он глубоко врос в землю, а его маленькие окошки едва пропускали дневной свет. В жилище меламеда все находилось в движении: по полу и стенам ползали тараканы и муравьи; под потолком копошились летучие мыши; нечистая постель хозяев дома, казалось, тоже шевелилась от бесчисленных клопов; со всех сторон сновали дети; жена меламеда, Браха, все время была занята какой-то работой по дому, да и сам учитель бегал из одной комнаты в другую, чтобы уследить за всеми учениками.
Учитель Шолейм был рано поседевшим кудрявым красавцем с задумчивым видом и энергичными движениями. Работу свою выполнял добросовестно скорее от безысходности, чем от большого интереса, но детей любил. Все соседские девчонки сходили от него с ума. Жена же его, Браха, могла бы служить олицетворением тупости и уродства – крупная, тяжеловесная и злая, с плохими зубами и землистым цветом лица. Она выросла в семье богатого закупщика хлеба, но в силу катастрофической некрасивости успехом в обществе не пользовалась, а энергию свою направляла на чтение. Дело это, в ту пору запретное, а для женщин в особенности, она совершала в большой тайне, панически боясь разоблачения. Может быть, именно поэтому так сурово она обходилась с учениками, которых ловила при этом срамном занятии.
На ее счастье, в городе появился нищий молоденький меламед, который скорее прельстился ее наследством, чем глубокими знаниями, поэтому и предложил ей руку и сердце. Во время предсвадебной лихорадки папенька ее скоропостижно скончался. А после его смерти вскрылись многочисленные долги, главным образом азартного свойства, и таким образом накопленные миллионы ушли в неизвестность, так и не побывав в красивых руках меламеда. Говорят, именно тогда и поседел он, обнаружив себя в одно прекрасное утро мужем злобной уродины, да еще и нищим, как последний бродяга.
Огромная, словно слониха, Браха неуклюже передвигалась по дому, ни на минуту, правда, не прекращая работы. А работы было много: она пекла медовые пирожки с «глистовой»[27] травой, варила сласти – горох и сладкий горошек, которые у нее каждый день покупали ученики, вела полностью все хозяйство и беспрестанно качала ребенка – крошечную девочку, которая, несмотря на свои полтора года, еще не ходила. Это было их единственное выжившее дитя, и родители обожали ее и трепетали над ней, как над чахлым цветочком. Ее колыбель была увешана всевозможными амулетами, талисманами и каббалистическими заговорами. А сама она, с вечно мокрым ртом, в замызганной от слюны рубашечке, имела вид жалкий, даже жалобный. Это некрасивое маленькое создание вызывало смешенное чувство отвращения и сочувствия.
Но главной задачей жены меламеда было прикрикивать на учеников. В этом она достигла истинного мастерства, так что дети ее боялись и старались лишний раз не попадаться на глаза.
Залман оказался прилежным учеником. У него были отменная память и завидная усидчивость, он обладал редким для молодого человека умением добиваться поставленной цели, даже если она кажется скучнейшей и бессмысленнейшей, как, например, заучивание наизусть очередной главы Торы со всеми комментариями. Залман терпеть не мог свои занятия, но привык доводить начатое до конца, а значит, собственное самолюбие не позволяло ему оставить невыученным урок.
Голова его была забита всевозможными цитатами из Священного Писания, но душа принадлежала совсем другой религии. Он был страстным и тайным поклонником учения Маркса и мечтал вступить в ряды социалистической партии. Об этом мало кто знал, но среди учеников была налажена целая подпольная сеть по передаче запрещенной литературы. Соблюдая строжайшие правила конспирации, ешиботники передавали друг другу контрабандные книги и, пользуясь специальными шифрами, вели между собой тайную переписку. Одному Богу известно, как удалось Залману достичь самого верха подпольного движения, но факт остается фактом: у него на руках была записка содержания почти интимного от самого вождя в изгнании В. И. Ленина. Нервным быстрым почерком в послании было написано следующее:
«Дорогой товарищ! Так держать! Не склонять головы перед опасностью и биться до окончательной победы революции!»
И подпись: «Ваш Ленин».
При этом слова «революция» и «товарищ» занимали почти половину строки, витиеватые буквы растягивались, будто пружина, и от этого обретали особенное, великое звучание.
Эту записку Залман хранил в специальной коробочке, которая висела на груди, и каждый вечер, словно молитву, перечитывал слова Учителя.
Однажды случилось ужасное: жена меламеда поймала одного из учеников за чтением фривольного любовного романа зарубежного автора по фамилии Мопассан. Конечно, образованная Браха слышала об этом писателе, но вынести такой позор в собственном доме не могла и восприняла произошедшее как личное оскорбление. Книжка была написана по-русски, что было вдвойне преступно, ведь в школе строго воспрещалось говорить на ином языке, кроме идиша или иврита. И что самое отвратительное, гадость эта лежала поверх раскрытого Талмуда!
Что тут началось! Браха кричала, как раненый зверь, вспоминая все беды и болезни, о которых она когда-либо слышала, и призывая их на голову несчастного. Провинившегося ученика подвергли тягчайшему допросу, даже голодным пыткам, но он так и не признался, где добыл эту заразу, кто снабдил его этой мерзкой литературой и как вообще пришло в голову ему, сыну почтенных родителей, читать подобное, с позволения сказать, сочинительство. Но больше всего возмутило жену меламеда то, что на обложке книги была нарисована дама. Нет, упаси боже, не голая, а вполне приличная дама, в шляпке и с зонтиком, но – о ужас! – она кокетливо приподняла юбочку, из-под которой выглядывала тонкая ножка. Такого возмутительного безобразия жена меламеда, уродливая Браха, вынести не могла, и преступника было решено наказать по всей строгости, а именно: сообщить родителям, на неделю отстранить от занятий и заставить сто раз переписать от руки сцену передачи евреям Священной Торы, чтобы навсегда вбить в мятежную голову понимание ценности этой великой книги.
О, если бы знала она, эта несчастная, убогая Браха, какие мысли, какие намного более опасные идеи обуревают учеников ее мужа, какие коварные,
