— Едва ли, — усмехнулся Изморин. — Можешь прямо сейчас попробовать — вряд ли что- нибудь получится. Я тебе про это расскажу кое- что интересное.
Лиза не без труда скосила глаза на Костю и в ужасе увидела, что он привстал на цыпочки, раздул ноздри и весь стал как сжатая пружина. Наверно, действительно попытался превратиться, а не вышло!
Изморин смерил его оценивающим взглядом и снова повернулся к Лизе:
— Так вот тебе первое задание. Сейчас сюда придет — если уже не пришло — некоторое количество детей. Они, можно считать, спят. Я им уже кое-что объяснил, но что-то кажется мне — не буду я пользоваться у них популярностью. — Изморин скверно усмехнулся. — Однако про то, что их задача — спасти город, они усвоили твердо. Вот и прекрасно. А твоя задача — их разбудить, выяснить, кто там что может и на чем играет, а потом отобрать состав камерного оркестра. Запомнила? Вот и отлично. Потом приходи ко мне за нотами.
— К-как будить? — спросила Лиза. — И к-к-ак выяснять? Они… они же меня слушать не станут!
Затылок ей обжег возмущенный Костин взгляд.
— Насчет послушания — не мои проблемы, — отрезал Изморин. — А будить — как умеешь, скрипкой. Ты, конечно, явилась без инструмента, — нечего сказать, предусмотрительно! — пожурил он. — Но я тебе тут приготовил кое-что. Не хуже Страдивари. Попробуешь — убедишься.
На стол перед Измориным, на мятую карту лег скрипичный футляр. Щелкнули серебряные замки. Лиза встала — против собственной воли.
Эта скрипка была совсем черная. Даже не как эбеновое дерево или, скажем, уголь. И даже не как бархат. Черная — и все. Как будто в этом месте в мире вырезали дыру. Очень изящных скрипичных очертаний. Даже струны и то черные.
Инго недавно ей объяснял, почему недолюбливает всякие волшебные предметы. Это было летом, в Радинглене, — они с Инго спустились в Сокровищницу и потратили целый день на ту самую Большую Ревизию, которую Инго задумал после истории со стеклянным шаром, в котором двенадцать лет сидела тесная и неприятная компания. Так вот, он сказал: надо твердо усвоить, что человек сильнее вещи. «А Черный Карбункул?» — вспомнила тогда Лиза. «Но вы же его одолели, — пожал плечами Инго, перебирая крупные перстни с самоцветами, — этот немножко волшебный, а этот просто так». — «А ядерный реактор?» — «А он не волшебный, — ответил Инго. — Мы про магию говорим. Магической силой наделен сам человек, его слова, его голос, его руки, музыка, которую он играет. А вещь — она вещь и есть».
Вот, — подумала Лиза. — Вещь — она вещь и есть. А какая она — черная, белая или синяя со звездами — дело десятое. Человек делает с вещами что хочет. Она протянула руку. И все опять задвигалось. Задышал рядом Костя.
Лиза взяла скрипку в руки.
Ничего не случилось. Даже током не дернуло. Просто на секунду возникло ощущение, что в руках какое-то маленькое хищное животное, которое может цапнуть, но и приручить его тоже можно. А потом оно пропало. Морок, морок, твердила Лиза, укладывая скрипку обратно, мутаборский морок, не верю я в него, не хочу и не буду. Это просто инструмент.
Как интересно! — осенило её. — Получается, что он все равно меня ждал! И подарочек припас! Или он отдал бы её кому угодно? — почему-то Лиза была твердо уверена — нет, не кому угодно.
Она глянула на Костю. И поняла, что с Костиной точки зрения брать скрипку не следовало. Лиза поспешно наклонилась над футляром и принялась с излишней аккуратностью застегивать замочки.
— Лизавета, — грозно вопросил дракончик, нехорошо прищурившись, — ты что, вообще уже? С дуба рухнула?! Ты что, играть тут собралась? Нашла тоже место!
Лиза почувствовала, что рот у неё жалобно улыбается и никакими силами эту кривенькую дурацкую улыбку с лица не согнать. Ну все, Костя в предательницы меня записал!
— Лизка, ты что, собираешься делать, как он велит? Ты меня сюда не за этим звала! — Костя, которого Лиза вовсе никуда не звала и который сам ей весь совет через стол мигал, закричал во всю глотку: — А-а-а! Я все понял! Ты с самого начала… ты и в первый раз к нему тоже бегала не просто так! Ты, ты… — на этом слова у дракончика кончились.
Изморин снисходительно усмехнулся — мол, велика важность, детские ссоры, буря в стакане воды.
Лиза не шелохнулась. Так и стояла, как суслик, с футляром в руках.
— Мо-ло-дец, Лил-ли-бет, — пропел Изморин, как гамму. — Ум-ни-ца. А теперь иди. Иди- иди. — Он нетерпеливо развернул её за плечи и легонько подтолкнул к двери. Даже сквозь Лёвушкин свитер Лиза почувствовала, что пальцы у него как лёд. — Тебя проводят в концертный зал. До встречи, принцесса.
Костя двинулся было за Лизой — бдить будет, а может, сразу карать и казнить, поняла она. А как ему объяснишь, что выбора нету?
Но Изморин повелительно бросил:
— Стоять, Конрад. Ты останешься здесь. У меня к тебе разговор есть.
Костя выпятил челюсть, как главный герой в боевике.
— Ну, прощай, Лизавета, — странным голосом сказал он вслед Лизе.
Голос у дракончика был — будто меч о щит лязгнул.
Глава 8,
в которой городские статуи узнают кое-что новое, а дракон вызволяет из темницы прекрасную даму
Первое, что увидели король и дракон, выйдя на площадь перед Филинским домом, — это странные серые островки на обледенелом асфальте. Конрад сделал шаг вперед, и через секунду в разные стороны с пронзительным визгом брызнули сотни крыс. Но прятаться по подвалам они и не подумали — нет, замерли по краям площади, будто там из асфальта выступала грязная пена, замерли, не нападая, но и не убегая — выжидали. Кажется, — [Г £] у многие из них сидели на задних лапах.
— Чертовщина какая-то, — брезгливо буркнул Конрад.
— Не нападают, заметь, — сказал Инго, явно думая о другом.
— Конечно, — небрежно уронил Конрад. — Боятся.
— Нет, — нахмурился Инго. — Дело не в этом.
Над королем и драконом прошумело. Конрад задрал голову: кто-то большой унесся на широких тяжелых крыльях в сторону Невы, а за ним, тонко пересвистываясь и клекоча, умчалась стайка кого-то помельче.
Королевский дракон не без самодовольства расправил плечи:
— Вот эти точно боятся, и правильно делают, — с нажимом сказал он. — Помнится, во-он на том доме орел был каменный… и ещё много всякого. Разбежались все.
Инго кивнул.
Дома стояли безмолвные и голые — с фасадов исчезли птицы, звери, фигуры людей…
— Ну что, Конрад, — вздохнул Инго, глянув в сереющее рассветное небо. — Отойди-ка. Три, два, один, пуск.
Книга открылась охотно и услужливо — даже не дожидаясь слова «пуск». По замерзшим лужам разлетелись яркие пятнышки света, как солнечные зайчики. Крысы громко запищали и молниеносно разбежались в тёмные ущелья улиц.
— Мне нужно расколдовать этот город, — сказал Инго. — Помоги мне, пожалуйста.
Страницы зашуршали, перелистываясь. Белые лучи мягко подсветили лицо Инго, ставшее причудливой маской из света и тени.
По белоснежному развороту побежали ровные буквы — округлые и изящные.
Невозможно, невозможно, невозможно… — писала книга. — Невозможно, невозможно, невозможно, невозможно…
— Стоп, — кивнул Инго. — Понял, спасибо. Объясни, почему.
Невозможно, невозможно, невозможно… — неслось по странице, слова разбегались в разные стороны, скручивались спиралью, суетясь, спеша и толкаясь, как огромные черные муравьи.
— Да стоп же! — Инго положил руку на страницу, и она снова стала чистой и белой. — Это что, необратимо?
Книга пошуршала, но ничего не ответила. Конрад осторожно подошел и стал тоже смотреть на страницу через плечо Инго. Ровное свечение, которое испускали страницы, стало помаргивать.
— Ладно. У тебя нет таких заклинаний?
Книга помолчала. Страницы стали мертвенно-зеленоватыми.
Не могу, — появилось посреди страницы. — НЕ МОГУ! ОН ХОЗЯИН!
— Объясни, пожалуйста, — нехорошим шепотом попросил Инго.
Он хозяин, — зигзагами побежали по странице колючие, угловатые буквы. — Он хозяин, хозяин, хозяин! Он говорил! Ты — нет! Ты сам говорил — нет! Не могу против него!
— Ну и ну, — пробормотал Конрад.
— Был такой разговор, действительно, — успокоил его Инго. — Вот что. Я тебя открыл, придется тебе меня слушаться.
Ты не хозяин, — страницы стали стремительно желтеть, а буквы заплясали, как огоньки по углям в догорающем очаге, и стали жгуче-красными. Казалось, они вот-вот прожгут бумагу. — Ты сам говорил. Ты меня открыл, да, да, да, ты велишь, я тебя слушаюсь. Но ты не хозяин. Против него не могу. Лучше отдай меня хозяину. Хочу к нему.
— Извини, — процедил сквозь зубы Инго. — Хотеть ты не можешь, ты не живая, и хозяину я тебя не отдам.
Я не живая, нет, — понеслось по странице. Буквы топорщились, щетинились, как мохнатые пауки, — Не живая, нет, нет, нет, нет. Не живая. Хочу к хозяину.