У дома Мирза проверился как смог — никого за собой не увидел, все было как всегда. Тут устроили площадку, прямо между домами, там играли дети. Иногда на площадку падали ракеты моджахедов, которыми они обстреливали Кабул…
Еще раз оглядевшись, Мирза вошел в подъезд.
Старый Москвич медленно проехал по дорожке, проложенной между домами, свернул — но не к этому дому, а к соседнему. Москвич был раскрашен в цвета такси, чтобы не возникало вопросов. Через пару минут — к машине подбежал Ходжа, он был маленьким, таким маленьким ростом, что его принимали за бачу. На этом и играл — никто не ждал здесь опасности от бачи.
— Заметил?
— Да… — Ходжа немного запыхался — третий подъезд. Дальше не пошел.
— Третий подъезд…
Водитель поехал, будто взял пассажира, отъехал недалеко — и встал, чтобы контролировать дорогу. Потом — достал рацию.
Еще через пару минут во двор вошла Саида. Из доброволок, афганская коммунистка, мать убили душманы. Входит в группу защитников Саурской революции. Она сама вызвалась выслеживать душманов в Кабуле и делала это с удовольствием. Отличалась она тем, что умела носить никабу, когда это нужно и умело входила к людям в доверие. В Афганистане не все женщины работают, многие проводят время в таких вот двориках, если нет работы по дому. А еще — во дворе играло много детей…
Мирза стучал долго. Очень долго. Настолько долго, что подумал, что хозяина нет дома — и только повернулся, чтобы уйти — как за спиной щелкнул в замке ключ.
Стоило ему только шагнуть в прихожую — как Алишер схватил его, как котенка шмякнул о стену. Он и в самом деле был сильным, мог в одиночку таскать ящики целый день и не устать.
— Во имя Аллаха! — взмолился Мирза
— Для чего ты пришел? Ты снюхался с шурави, отвечай!
— Нет, клянусь Аллахом, нет. Дело срочное!
— Какое срочное дело не могло подождать до завтра?! Ты мог прийти в больницу и сказать что болеешь! Сын осла!
— Но дело и в самом деле срочное!
Алишер оставил своего агента в покое, тяжко протопал на крохотную кухоньку, на которой для обогрева горели две газовые комфорки. В кухне стены не были обклеены обоями, в квартире тяжело пахло несвежей едой. Сели за стол — Алишер сидел так, чтобы смотреть на двор, что там происходит.
— Говори, зачем пришел.
— У меня только что был Алиджон-хаджи. Он очень, очень недоволен!
— Кто это такой?
— Большой человек на базаре. Очень большой!
Алишер презрительно скривился
— Над нами нет никого кроме Аллаха! Ты так этого не понял!?
— Я так ему и сказал! А он — только расхохотался!
— Значит, он еще и муртад. И только ради этого ты пришел сюда?
— Нет, нет… Не только ради этого! Он пришел и сказал от имени всей уммы, чтобы я убирался с рынка, что никто больше не даст нам ни афгани, ни рупии на дело джихада! Он сказал — что мы идем против воли афганского народа!
— Вот как? Он что, считает себя бессмертным?
Саида, зайдя за угол дома, побежала, стараясь успеть. В этот раз она была не в никабе — в длинной, почти до земли юбке, которая путалась в ногах и очень мешала бежать. Она плохо бегала — но бежала сейчас изо всех сил, до красных кругов под глазами.
Добежав до машины, она склонилась к водительскому окну
— Третий этаж! Он на третьем этаже, в угловой квартире!
И осеклась — рядом с рафиком Махмудом, командиром их группы, сидел на переднем пассажирском сидении рафик Алеша — она его так звала, потому что настоящее имя его, русское имя, имя шурави, произнести правильно для нее было трудно. Рафик Алеша приехал, чтобы помочь афганцам, коммунистам, вымести бандитскую нечисть из Кабула и других городов, у него были светло-соломенные волосы и голубые как небо глаза. Саида умерла бы, если бы рафик Алеша как-то узнал, что она, порядочная девушка и коммунистка думает о нем.
Рафик Алеша улыбнулся, показал ей на заднее сидение
— Садись. Устала?
Саида села, закрыла дверцу. Только сейчас она заметила, что следом за Москвичом припарковался небольшой микроавтобус РАФ, который использовался в скорой все стекла которого были закрыты шторками.
Еще дальше, на другой стороне дороги, метрах в ста — стоял бронированный "караванный" КамАЗ…
— Да… рафик…
— Скажи, а как ты узнала о том, что он там?
— Ну…. Я сказала женщинам, что это… — Саида замялась — мой жених. Что я его подозреваю и хочу проверить.
В Кабуле семидесятых эта легенда никак не прошла бы, в Кабуле девяностых — тем более. В Кабуле восьмидесятых — запросто. Памятуя о том, что важнейшим из искусств является кино, новая власть строила в Кабуле кинотеатры и крутила там фильмы. Наряду с советскими фильмами, которые особым успехом не пользовались — крутилось индийское кино, и вот оно то — имело оглушающий успех! На понравившиеся фильмы ходили не по одному разу, ходили целыми семьями, афиши аккуратно отклеивали, чтобы повесить дома, за перипетиями отношений на экране следили с замиранием сердца. А это же — чистая индийская мелодрама, невеста выслеживает неверного жениха.
— И что они сказали?
— Они сказали, что тот поднялся на третий этаж. Квартира в углу. К знахарю.
— К знахарю?
— Ну… да.
— Эти знахари людей травят, рафик Алексей… — вступил в разговор старший группы наблюдения тоже коммунист — в больницах просроченные лекарства выкидывают, они их подбирают и людей лечат, не зная от чего и как лечить. Дают таблетки, не какие надо, а какие попало. Или душманов лечат.
— Их тоже кто-то должен лечить… — задумчиво сказал Алексей
Саида и старший группы недоуменно посмотрели на советского товарища. Тот вынул рацию, японскую, трофейную.
— Медведь, как слышишь? Проверка связи, прием.
— Витязь, слышу хорошо, прием.
— Третий подъезд, третий этаж угловая квартира, как поняли, прием.
— Понял вас. Что там, прием?
— Два человека. Как минимум, прием.
— Принял.
— Постарайтесь взять живым хотя бы одного, прием.
— Так точно…
Небольшой санитарный РАФ с красным крестом прокатился по двору, остановился у подъезда и из него вышли три человека — врач с чемоданчиком и двое с носилками. Машина скорой почему то не осталась у подъезда — а проехала дальше…
— Ты должен убить его. И как можно скорее.
— Но амир, этого нельзя делать! Он говорит не только от своего имени, он говорит от имени людей! Люди пойдут против нас!
— Люди не пойдут против нас. Они увидят, как карающая рука Аллаха настигла этого муртада и все поймут. Нет, ты должен убить не только презренного муртада Алиджона, ты должен убить всю его семью! Пусть все знают, как тяжела рука Аллаха…
Поднявшись до третьего этажа — доктора сбросили халаты. Один достал из чемоданчика врача АКС-74У со смотанными изолентой магазинами, те, что несли носилки — бросили их и вооружились автоматическими пистолетами Стечкина. Один из "санитаров" приблизился к двери и прицепил там, где должен быть замок, небольшое устройство размером с два спичечных коробка, с обычным гранатным четырехсекундным запалом…
— Готовность! — сказал он по-русски
Алишер, который встал, чтобы выйти из кухни — замер, что-то почувствовав чутьем битого и травленного волка…
Офицер группа "А" КГБ СССР выдернул кольцо, активизируя устройство
— Бойся!
Каким то чудом Алишер понял, что за дверью шурави, он обернулся к сидящему и ничего не понимающему Мирзе.
— Предал…
Грохнуло, взрывом из двери вырвало большой кусок — и в дыру полетело устройство "Заря". Полыхнуло нестерпимым для глаза магниевым пламенем, звякнули жалостно стекла. Офицеры бросились в дверь.
— Дреш!!!
— Говорить ничего не будешь?
Алишер молчал. Он был идейным, из тех, кто пришел в Афганистан не пограбить — а действительно убить всех безбожных коммунистов, шурави и всех кто пришел на афганскую землю. Потом установить шариат.
Офицер в раздумье прошелся по просторному ангару военного сектора аэропорта Кабул, где в одном из ангаров был центр допросов. Это было удобно — из-за шума взлетающих и садящихся самолетов никто не слышал криков тех, кого пытали. А когда надо было избавиться от тел, поступали просто — загружали Ан-32, он вылетал куда-нибудь в Союз и по дороге раскрывал рампу, выбрасывая груз. Метод позаимствовали у Амина, только тогда выбрасывали живых людей и коммунистов, а сейчас так отправляли полетать мертвых душманов.
Что, не по закону? Бесчеловечно? А автобус с детьми взорвать — человечно? А советских солдат кастрировать, расчленять, насиловать — человечно? Про "красный тюльпан" уже упоминал, кажется… Вот — то-то же…
— Только ты не думай, что умрешь смертью шахида — сказал офицер — подохнешь, как собака, хоронить тебя тоже не будем. Подохнешь как собака.
