Сигелла допустил колоссальную ошибку, которую совершает каждый гангстер, когда он начинает заноситься: он был вынужден все записывать. Пока делец совсем еще маленький комбинатор — о нем нечего и говорить. Ему не приходится ломать голову, где хранить дневник, в нем нечего особенно записывать. Но когда он становится большим фруктом, ему хочется знать, откуда поступают деньги и куда они идут. Содержатель домов свиданий и типы, занимающиеся подобными делами достигают такого размаха, что вынуждены держать бухгалтерию и счетоводов. Эти парни записывают разные сведения, а как только появляются бумаги, проясняются и истории, и кто-нибудь всегда продает своих, чтобы как-нибудь вылезти самому, как сделал это Вилли Боско.
Одной единственной вещи не было в этом документе — где искать Сигеллу. А это надо делать срочно. Я хорошо его знаю. Раз он сказал, что будет посылать по одному зубу Миранды ее старику, если ему вовремя не пришлют выкуп, можете быть спокойны, он так и сделает, а, может быть, прибавит еще и по пальцу, чтобы сильнее подействовало.
Я прекрасно понимаю, что Миранда нуждается в хорошем уроке, который научил бы ее не заводить знакомства направо и налево бог весть с кем, но раз уж она попала в такую переделку, при мысли о том, что ее красивые зубы будет выдирать проходимец вроде Бонни Малоса, мне становится не по себе, и меня беспокоит, что еще с ней может произойти. У меня уже есть кое — какая идея, как влезть в их осиное гнездо, и к тому же хорошенький маленький значок, который может оказаться там вредным для моего здоровья.
Сидя с бумагами Сигеллы в кабинете директора тюрьмы, я вижу перед собой на стене дощечку, и она напоминает мне, что точно такая же есть в здании ФБР в Вашингтоне. На ней высечены фамилии многих специальных агентов, погибших при исполнении служебных обязанностей, и у меня ощущение, что в конце списка вскоре появится и моя фамилия. Это совсем не кажется мне смешным, даже наоборот. Но я все равно буду продолжать действовать, и ничто меня не остановит; правда, мысль, что меня могут убить из — за того, что этой бездельнице Миранде пришло желание заигрывать с гангстерами и прочими подонками, меня не устраивает и я не собираюсь позволять им это сделать.
Я быстро освободился от этих очень неприятных мыслей при помощи смеси из напитков, доставленных мне Гидротом, после принятия их мир выглядит куда привлекательнее!
Я заказал себе отличный завтрак, после которого готов играть свою важную роль.
На меня надели наручники и повезли на Боз-стрит. Там ко мне подошел флик, взял меня под руку и повел к месту для обвиняемых.
В зале суда было много народа, так как лондонцам интересно было посмотреть на этого бандита, о котором писали все газеты. На скамье свидетелей я увидел Херрика, Гидрота и Ларри Мак Фи. У всех были очень строгие лица. Я также заметил юрисконсульта посольства, который сидел рядом с ними. Я смотрел на всех этих парней с самым неприязненным видом, как это делают в фильмах гангстеры, и только что не плевал в их сторону.
Итак, сеанс кино продолжается. Встал какой — то парень и стал говорить, что я совершенно жуткий тип, хуже меня им в лапы еще никто не попадался. Когда он кончил, все решили, что я научился своему ремеслу у Аль Каноне, а на скамейках люди готовы были поверить, что сейчас я вытащу автомат из своей ушной раковины.
Магистр, как здесь называется судья, ничего не говорит, только слушает. Он сидит на кончике кресла, наклонив голову, спокойный и невозмутимый, и так как никто не кричит, как это бывает у нас в США, ему не приходится пользоваться своим молотком, чтобы восстановить спокойствие.
В конце концов этот парень сел, а те двое, что арестовали меня на Джермен-стрит, свидетельствовали в том, что я ношу револьвер, и что он был при мне в момент задержания. После этого стал адвокат, которого наняла Конни, и который сидел рядом с Кранцем. Он делал все, чтобы обелить меня и нанес обвинению серьезный удар.
Прежде всего он сказал, что те 15 тысяч долларов, что я обменял, — я обменял открыто, а если бы я знал, что эти деньги краденные, то в банк бы их не понес. Он добавил, что я совсем не гангстер, а просто жертва обстоятельств, и несмотря на то, что обстоятельства против меня, я просто деловой человек, хорошо известный в Канзас Сити. Что я приехал сюда поправить здоровье, и что если я ношу оружие, — то это еще ничего не значит, потому что, как все это знают из газет, в США ношение оружия — самая обычная вещь. Он сказал, что несмотря на то, что у меня при себе не было разрешения на право ношения оружия, такое имеется у меня в США, и оружие мне нужно для самозащиты, так как мне угрожали много раз.
Он добавил, что ни в коем случае не против того, чтобы меня отправили в США, так как моя единственная мечта вернуться на родину, чтобы опровергнуть обвинения, выдвинутые против меня.
Тип, который выступал в мою защиту, сказал в заключение, что на время выполнения формальностей, связанных с моим отъездом в США, меня можно было бы выпустить из тюрьмы под значительный залог при условии, что я буду каждый день являться в полицию для регистрации.
Судья обратился к Херрику с вопросом, не возражает ли он насчет освобождения меня под залог, и тот ответил, что возражений не имеет, если сумма будет достаточно велика.
Судья объявил, что согласен меня освободить, если за меня будет внесен двойной залог — десять тысяч фунтов.
Кранц вскочил и заявил, что все будет немедленно улажено.
После этого меня повели в канцелярию, где мне пришлось заполнить целую кучу бумаг. Потом появился Херрик и строго заявил, что я каждый вечер должен являться на Каннон Ров, в противном случае меня арестуют повторно и более уже не выпустят под залог.
Я поблагодарил и вышел. У подъезда я увидел машину, в которой сидела Конни. Она сделала мне знак и улыбнулась. Я подошел к ней.
— Ну, Лемми, — сказала она — садись сюда. Я должна заметить, что ты причинил нам немало забот и неприятностей, и не возражай, что ты теперь сможешь ускользнуть от нас.
Я засмеялся.
— Во всяком случае, вам это стоило десять тысяч билетов по тысяче фунтов, чтобы вытащить меня оттуда, моя дорогая Конни. А в настоящий момент я хочу выпить. На этот случай у меня ничего нет, так как там парни все забрали и отдадут только завтра.
— Хорошо, Лемми, мы устроим это. Но нам нужно отсюда поскорее убраться.
Конни повела меня в ресторан на Пикадилли. По дороге она ничего особенного мне не говорила, но глядя на нее, я подумал, что она необыкновенно мила и спокойна для девицы, разыскиваемой за похищение и убийство законной жены Бонни Малоса.
Во время чаепития, когда я болтал обо всем, что мне приходило в голову, Конни наконец решила поставить точки над "и".
— Выслушай меня внимательно, Лемми. У меня был долгий разговор по телефону с Сигеллой насчет тебя, и несмотря на то, что ты считаешь его нечестным типом, он отлично понял твою позицию. То, что ты говорил, это по существу правда. Ты сам занимался делом похищения Миранды, и тебя вынудили работать на других. Короче, ты пытался обмануть Сигеллу, но он тебя опередил, и вовсе на тебя за это не сердится. Мы держим Миранду, и старый ван Зелден должен будет раскошелиться. Мы готовы ко всему. Ты знаешь, что стоишь того, чтобы тебя продырявили, и если бы речь шла о другом, а не о тебе, Сигелла бы сделал с тобой то, что ты заслужил, и никого на свете это не обеспокоило бы. Но он считает, что ты замечательный парень. У тебя в голове имеются мозги, и действовать вы должны вместе, а после окончания дела Миранды вы двое будете вне всякой конкуренции.
— Скажи-ка, Конни, — начал я — ты не возражаешь против того, чтобы сменить пластинку, потому что ты начинаешь усыплять меня своими колыбельными песенками.
Ты хочешь заставить меня поверить, что твой дружок сделал все, чтобы меня вызволить из тюрьмы, просто так, ни за что, ни про что, так как можешь поверить, он не увидит больше своих сорока тысяч долларов, потому, что у меня есть намерение воспользоваться ими для себя, как только представится такая возможность. Я уже сыт по горло их тюрьмой. Мне не очень все это нравится.
— Не жалуйся, ведь ты сам посадил себя туда — сказала она. — И сначала мы хотели тебя там оставить, но ты прав в одном: Сигелла в тебе нуждается. К то, что он хочет, чтобы ты сделал, я советую тебе исполнить не столько для него, сколько для себя самого.
Потом она рассказала мне про документы. Судя по ее словам, когда Лотти проникла в комнату через окно, там находился Сигелла, который спорил с Малосом и некоторыми другими членами своей банды по поводу того, что следует делать, а бумаги лежали перед ним на столе.
Окончив разговор, он сложил документы в бумажник, и все направились к двери. Малос, Конни и Сигелла выходили последними и, выходя, оглянулись. Лотти в этот момент влезла в окно. Она сразу же начала стрелять, но целилась плохо, и все пули прошли мимо цели. Ей удалось схватить бумажник и выбросить его в окно. Бонни, у которого быстрая реакция и верный глаз, бросился плашмя на пол и всадил в Лотти две пули. Она пыталась сопротивляться и сделала несколько выстрелов, но была в таком плохом состоянии, что все выстрелы пропали даром, в то время как Бонни несколькими выстрелами покончил с ней. Пытались искать Боско, но тот был уже далеко.
