к истории самолетостроения)». М.: «Машиностроение», 1978, с. 202).
Что касается самолета «Ла-9», то Ваше замечание совершенно верное. В первом издании романа оказались две цифровые опечатки, на одну из которых Вы указываете. В последующих изданиях (начиная с 1976 года) эта опечатка, как Вы можете убедиться, уже устранена.
«Ла-7» был выпущен в конце 1943 года, в течение января-апреля 1944 года он прошел Госиспытания и сразу же стал выпускаться в массовом количестве как один из основных наших истребителей в последний год войны.
Насчет психиатрии. «Ивашева» взята из архивного следственного дела, и в деталях ее поведения, изъятых у нее документах и обстоятельствах поимки я ничего не менял.
Замечу, что в архивных фондах военных комендатур и отделов милиции на транспорте хранятся всевозможные подлинные документы военного времени, снятые с трупов умерших, убитых, попавших под поезд и т. п. Среди этих документов мне встречались десятки справок и выписок из историй болезни, выданных на руки психическим больным. Так что Ваше, Борис Сергеевич, утверждение («не могло быть») неверно. Что касается психического состояния Ивашевой, то эта глава рукописи в 1973 году была на просмотре в Институте судебной психиатрии им. Сербского, о чем имеется официальное заключение трех специалистов-психиатров во главе с профессором И. В. Стрельчуком.
Должен здесь заметить, что, судя по Вашему письму, Вы, Борис Сергеевич, полагаете, что «писатель пописывает, а читатель почитывает». Сообщаю, что работа над романом была мною завершена в марте 1973 года, а публикация состоялась в конце 1974 года. Шесть экземпляров рукописи в течение 14 месяцев находились на «консультативном», «экспертном» и других чтениях и изучениях, в которых приняло участие более 30 специалистов, причем издателями было получено 19 (девятнадцать) только официальных экспертных заключений и отзывов.
Так, например, по «авиационным вопросам» имеются заключения авиационного конструктора А. С. Яковлева и доктора технических наук, бывшего в сороковые годы летчиком-испытателем, Героя Советского Союза М. А. Галлая. И, как это ни парадоксально, то, что написано в романе о «Як-3», у его конструктора не вызвало никаких возражений, а у Вас, Борис Сергеевич, — вызвало.
Не вызвало возражений у специалистов и описание фронтовых операций того периода, по этому вопросу имеются официальные отзывы четырех учреждений и управлений Министерства обороны, в том числе бывшего Военно-научного управления Генштаба и Института военной истории МО. По вопросам, связанным с действиями 1-го Прибалтийского фронта, имеются письменные отзывы и бывшего командующего этим фронтом маршала И. X. Баграмяна, и бывшего нач. штаба этого фронта генерала армии В. В. Курасова, читавших рукопись романа в июне-августе 1973 года. Единственно, что вызвало у них возражение и что они назвали «вымыслом», это факт ареста в августе 1944 года немецкого агента, шифровальщика штаба фронта, однако это не вымысел, а факт, зафиксированный в трех томах следственного дела.
Вы пишете, что «решение о перенесении главного удара из района севернее Даугавы на мемельское направление было принято Ставкой ВГК только 24 сентября, а не в середине августа», однако предварительное решение о возможности и целесообразности такого переноса было оговорено и зафиксировано в рабочих документах Ставки 30 июля 1944 года — я сам держал в руках этот документ с росписями — визами генералов А. И. Антонова и А. Г. Карпоносова от 30.07.44 г. и Маршала А. М. Василевского от 2.08.44 г.
Решение о передаче 5-й гвардейской танковой армии 1-му Прибалтийскому фронту действительно было принято «в первых числах августа» (3 августа). Однако остатки соединений этой танковой армии (по словам И. X. Баграмяна и В. В. Курасова, «всего три десятка исправных танков») прибыли в район Шяуляя только спустя две недели, а эшелоны с танками стали прибывать 20 августа.
Вы пишете, что «не соответствует исторической правде утверждение о том, что командованию фронта было рекомендовано при попытке деблокирования группы армий «Север» оттянуть войска на линию Елгава — Добеле». И в данном вопросе я руководствовался только подлинными документами того времени: от рабочих документов Ставки ВГК до шифровок командиру 8-й ГМБр полковнику Кремеру. Во всех случаях, Борис Сергеевич, я руководствовался фактами, зафиксированными в подлинниках исторических, ныне архивных документов.
То же самое должен Вам ответить и насчет Вашего замечания о разграничительных линиях. Я описываю то, что было, то, что зафиксировано в подлинных документах Ставки ВГК, НКО, НКВД и НКГБ 1944 года, а не то, что по теоретическим рассуждениям должно было бы быть».
И на этот раз Владимир Осипович признал ошибки в мелочах, зато, часто вопреки здравому смыслу, отрицал обоснованность более крупных недочетов. Абсолютно прав Богомолов насчет самолета Як-3. Его первый испытательный полет состоялся 8 марта 1944 года, а впервые самолет появился на фронте в конце лета 1944 года, т. е. в период действия в романе был самой свежей авиационной новинкой. Но вот совершенно справедливые замечания насчет ошибок в псевдонимах и званиях командиров Армии Крайовой и времени переименования Гвардии Лю-довой в Армию Людову Богомолов отвергает со стандартной мотивировкой — я, дескать, сам видел это в архивных документах. Трудно поверить, в частности, что в «Смерте» и других советских органах не знали о переименовании Гвардии Людовой в Армию Людову, ведь эта прокоммунистическая организация создавалась при ближайшем советском участии. А вот насчет Е.А. Фильдорфа Богомолов был прав. Тот гораздо более известен был под псевдонимом «Ниль». Правда, к августу 1944 года он давно уже был не полковником, а генералом. Даже в марте 1945 года, в советском плену, последний командующий АК генерал Леопольд Окулицкий называл Фильдорфа псевдонимом «Ниль».
Также Марьенко совершенно справедливо указал, что Павловский никак не мог служить в Красной Армии до 1939 года, поскольку проживал на территории, которая в то время входила в состав Польши. Богомолову пришлось бы очень основательно поменять биографию Павловского, а возможно, и изменить некоторые сюжетные ходы (служба в Красной Армии должна была, в частности, объяснить, когда Павловский стал радистом). Поэтому он отговорился тем, что будто бы взял подлинное следственное дело.
Сложнее всего обстоит дело с временем, когда была задумана Мемельская операция, и когда в Прибалтике появилась 5-я гвардейская танковая армия. В своих мемуарах маршал І4.Х. Баграмян отмечал: «В последние дни августа мы получили директиву Ставки на новую операцию, которая в дальнейшем вошла в историю Великой Отечественной войны как Прибалтийская стратегическая наступательная операция, включившая в себя четыре фронтовые и межфронтовые операции: Рижскую, Таллинскую, Моонзундскую и Мемельскую. Из полученной директивы и из бесед с представителем Ставки мы смогли уже тогда представить себе — правда, не в полном объеме — ее гигантский размах… Штаб фронта тщательно сопоставил наши силы, предназначенные
