больно. Заранее прошу за это прощения. Девчонки, держите его! Жданка, свет!
Зажги сразу две, а то не видно ничего! А уж потом и водички дадим, неотравленной. Яд денег стоит, а водички нам не жалко. Она тут бесплатная. Можем даже накормить. С ложечки. Уж такие мы изверги, всегда рады унизить ближнего.
– Делайте что хотите, – прошептал крайн, – глаза бы мои на вас не глядели.
Глава 13
– Что делать будем? – спросил Варка, глядя в темноту раннего зимнего утра. Спросил тихо, чтоб не потревожить спящего крайна. – Навоз у дядьки Антона кончился.
– Зато вонь осталась, – поморщилась Ланка, понюхав рукав рубашки.
– Просто так он нас кормить не станет, а работы у него больше нет.
– Я запасла кое-что, – подала голос Фамка, – но надолго не хватит.
– Побираться пойдем, – радостно предложила Жданка, – куда легче, чем работать, и доходу больше.
– Фи, – донеслось из Ланкиного угла, – в нашем роду никогда…
– А в нашем – сколько угодно, – сообщила Фамка, – только не подадут тут нам ничего. У вашего Антона снега зимой не выпросишь. Во всех этих Язвицах-Дымницах тоже, небось, бедствуют.
– Смотря кто пойдет. Вот если мы с Варкой…
– Ага. Вам подадут. Под зад коленом. А потом догонят и еще дадут.
– Это если мы будем просто клянчить.
– А что вы будете делать?
– Петь, – по голосу было слышно, что Жданка улыбается.
– Правильно, – восхитился Варка, – как я сразу-то не подумал?
– Да, – сказала Ланка, – если Ивар будет петь, тогда конечно…
– Ну и где же вы будете петь? Под окном у дядьки Антона? – не унималась Фамка.
– Вниз пойдем, в деревни спустимся. Сейчас везде посиделки, солнцеворот скоро. Жданка, колядки знаешь?
– Еще бы.
– Тебя, Ивар, причесать надо, – деловито сказала Ланка, – умыть, одежду почистить.
– И тогда они ему сами все принесут. Даже петь не придется, – пробормотала Фамка.
Когда рассвело, насильно причесанный и кое-как умытый Варка влез в безразмерные стеганые штаны. Свои лицейские панталоны он отдал Жданке. Совет крайна насчет девок был усвоен твердо. Драные лохматые шапки, овчинные безрукавки поверх заношенных рубах – все выглядело достаточно жалко.
Увлекшись сборами, они не сразу заметили, что за их суетой исподтишка наблюдает крайн. Наблюдает с глубочайшим неодобрением, хуже того, с отвращением. Поймав Варкин взгляд, он закрыл глаза.
– Ну, мы пошли, – бодро сказал Варка, – сегодня особенно не ждите, может, там заночевать придется.
– Эй, – остановил его на пороге скрипучий голос, – в Дымницы не спускайтесь. На дорогах опасно.
Идите в Починок-Нижний, найдите там тетку Таисью. Скажете ей – младший Лунь вернулся.
– Она вам поможет? – обрадовалась Жданка.
– Она поможет вам. Расскажете ей всю правду. Сделаете, как она велит.
– А она кто? – забеспокоился Варка, который страсть как не любил делать что велят. – Крайна?
– Она – тетка Таисья, – соизволил объяснить крайн и отвернулся к стене.
* * *
Жданка резвилась, как щенок, спущенный с привязи. Пусть день холодный и пасмурный, пусть Фамкины башмаки велики и виснут на ногах как колодки, пусть штаны норовят свалиться и путаются в ногах. Зато все бело от первого легкого снега, дышится свободно, не то что в душной прокопченной лачуге, а рядом Варка, и пробудет рядом с ней целый день, а то и больше, никуда не денется.
С холма они слетели парой вспугнутых серых воробьев, шустро проскочили мимо дома дядьки Антона. На крыльцо выполз сам хозяин и долго смотрел им вслед. Взгляд у него был тяжелый, как колун, но Жданкиного настроения это не испортило. Свобода! Целый день можно бродить где угодно и не видеть перед собой черные постылые стены.
Посвистывать, подпрыгивать и напевать Жданка перестала, только когда они вошли в лес. В лесу она отродясь не бывала. Даже в Садах наместника ей побывать не пришлось. Ее миром были улицы, дома, мостовые, замусоренные площади базаров, грязные портовые тупики и переулки, никогда не утихающий шум и безумная пестрота красок.
В лесу царили два цвета: черный и белый. Черные скелеты обнаженных деревьев и белый снег под ними. На снегу черные точки упавших шишек и черточки сломанных веток. Да еще колея, две черные линии на белой дороге.
Починок-Верхний исчез за спиной, дорога поворачивала, черные стволы смыкались плотней и плотней. Тишина стояла такая, что закладывало уши. Вокруг их одинокой хижины никогда не было так тихо. Там, на вершине холма, никогда не умолкал ветер. И краски там были поярче: бурая трава, серые скалы, густо-синяя тень на снегу, кусты, усыпанные оранжевыми ягодами…
– Вар, – шепнула Жданка, – чего это они страшные такие?
– Кто?
– Деревья.
– Почему страшные? – Варка бодро шагал рядом, прямой, спокойный, прекрасный, как принц, даже в мерзкой лохматой шапке.
– Черные. Вроде елки, а иголок нету. Одни шишки на ветках торчат. Может, тут пожар был?
– Ну, курица, ты даешь. Лиственницы это. Зима же идет.
– А-а, – сказала Жданка. Про лиственницы под мостом никто ничего не рассказывал, но раз Варка считает, что все в порядке, значит, так оно и есть.
Колея круто пошла вниз. Лес густел, темнел, под деревьями появились низкие ползучие кустики с ярко зеленевшими на снегу круглыми листочками, потом голые кусты повыше и погуще. Наконец показались и обычные лохматые елки.
Дорога крутила, ныряла в распадки, потом снова начинала карабкаться вверх, виляла, огибая особенно толстый ствол, крутосклонный овражек или болотину с темными озерками замерзшей воды. Жданке стало ясно, что они заблудились и вообще никогда никуда не придут. Колючие ветви сошлись над головой. Здесь снега почти не было. Под ногами непривычно пружинила опавшая хвоя. Жданке вспомнился неприятный взгляд дядьки Антона. Теперь ей казалось, что эти пустые глаза глядят в беззащитную спину из-за каждого ствола.
– Вар, а звери здесь есть?
– Есть, наверное.
«Звери – это дичь, – пронеслось у него в голове, – а дичь – это мясо». С некоторых пор Варку не покидало ощущение, что сейчас дичью является он сам.
– Вар, а можно я тебя за руку возьму?
– Можно, но лучше не надо.
– Почему?
– Идти неудобно будет.
Ельник оборвался, потянулись густые путаные кусты, колея испортилась, начались глубокие колдобины, покрытые льдом. Лед оказался тонким, трещал под ногами, и Варка велел пробираться с краю. Не хватало еще промочить и без того холодную обувь.
Так они карабкались, скользя и цепляясь за тонкие ветки, и вдруг кусты кончились. Открывшийся вид был огромным, как новый, неведомый мир. Сбоку и слева сквозь туман смутно просвечивали горные вершины.
Жданке казалось, они спускались так долго, что ниже уже некуда. Но просторная долина между двумя расходящимися грядами лесистых холмов лежала далеко внизу. Белые пятна полей, черные или синеватые – леса.
