– Твоя жена?
– Да.
– Хорошенькая.
– Да.
Лорен поставила снимок на место, обернулась к Мэтту. Нельзя сказать, чтоб прошлое оставило отпечаток на его лице, что тюрьма изменила не только внутренне, но и внешне. Лорен не увлекалась физиономистикой. Никогда не верила, что глаза – зеркало души. Ей доводилось видеть убийц с чудесными добрыми глазами. Встречала она и умных образованных людей с тупым, рассеянным или ничего не выражающим взглядом. Ей не раз доводилось слышать аргумент присяжных: «Как только он вошел в зал суда, я сразу понял – этот человек невиновен». Чушь, ерунда собачья.
И все же было что-то в самой позе Мэтта, в наклоне его подбородка, в линии губ… Он был чем-то угнетен, взволнован, напрягся при виде ее. Лорен не знала почему, но то, что с Мэттом что-то не так, было ясно. Интересно, если бы она не знала, что Мэтт отсидел срок и ему пришлось нелегко после благополучного, счастливого детства, уловила бы она в нем напряжение?
Пожалуй, да.
Лорен вспомнила, каким славным мальчуганом был Мэтт – добродушным, веселым, щедрым, и ее пронзила тоска.
– И о чем же ты говорил Лэнсу? – спросила она.
– Спросил, являюсь ли я подозреваемым.
– Подозреваемым в чем?
– Да в чем угодно.
– Что он ответил?
– Уклончиво.
– Ты не подозреваемый, – произнесла Лорен. – Во всяком случае, пока.
– Неужели?
– Это что, сарказм?
Мэтт Хантер пожал плечами.
– Нельзя ли поскорее с вопросами? Я спешу.
– Спешишь? – Она взглянула на часы. – В такое позднее время? Интересно, куда?
– Обожаю поздние вечеринки, – усмехнулся Мэтт и вышел на крыльцо.
– Сомневаюсь.
Лорен последовала за ним. Огляделась по сторонам. На улице – ни души, если не считать двух бродяг, попивающих что-то из коричневых картонных пакетов и напевающих что-то из классики мотауна.[13]
– Это «Искушение»? – спросила она.
– «Четыре вершины», – промолвил Мэтт.
– Вечно путаю их.
Она повернулась к нему спиной. Мэтт развел руками.
– Не очень похоже на Ливингстон? – заметил он.
– Слышала, ты возвращаешься.
– Самый подходящий для семейной жизни городок.
– Уверен?
– Ты не согласна?
Лорен покачала головой:
– Я бы не стала переезжать.
– Это угроза?
– Нет. Просто я, Лорен Мьюз, никогда бы не хотела жить там опять.
– Каждому свое. – Мэтт вздохнул. – Ну что, беседа, надо полагать, закончена?
– Да.
– Вот и отлично. Так что же все-таки случилось с той монахиней?
– Пока не известно.
– Ладно, не морочь голову.
– Ты ее знал?
– Даже не помню, как зовут. Лэнс говорил. Сестра Мэри… как ее там дальше?
– Сестра Мэри Роуз.
– Так что с ней произошло?
– Она умерла.
– Ну и при чем тут я?
– А сам-то как думаешь?
Мэтт вздохнул и прошел вниз, мимо нее.
– Спокойной ночи, Лорен.
– Я вела себя глупо. Прости.
Он обернулся.
– Это касается ее телефонных звонков.
– Что с ними не так?
– Сестра Мэри Роуз сделала один звонок. А вот с кем говорила, никак не получается выяснить.
Лицо Мэтта не выражало ничего.
– Так ты знал ее или нет?
– Нет.
– Согласно записи, звонила она в дом твоей невестки, в Ливингстон.
Мэтт нахмурился:
– Она звонила Марше?
– Марша отрицает, что говорила с ней. Что вообще ей кто-то звонил из школы Святой Маргариты. Я побеседовала и с девушкой, Кайли, которая присматривает за ее детьми.
– Кайрой.
– Что?
– Ее имя Кайра, а не Кайли.
– Да, верно. Мне известно, что ты часто бываешь там. И прошлой ночью тоже находился у Марши.
Мэтт кивнул.
– Значит, решила, что именно мне звонила эта ваша монахиня?
Лорен пожала плечами.
– Очевидно.
Мэтт глубоко вздохнул.
– Что такое?
– Это та часть пьесы, где я должен изобразить глубокое возмущение и заявить, будто ты имеешь предубеждения против бывшего заключенного, пусть даже он полностью отсидел срок и отдал тем самым долг обществу. Я не прав?
Лорен улыбнулась:
– Почему бы не подавить возмущение? И не перейти к простому отрицанию?
– Это ускорит события.
– Так ты не был знаком с сестрой Мэри Роуз?
– Нет. Так и запиши: никакой сестры Мэри Роуз я не знаю и знать не хочу. У меня вообще нет знакомых среди монахинь. Я не знаю ни одного человека, имеющего отношение к школе Святой Маргариты. Если, конечно, не считать утверждения Лэнса, что ты в свое время училась там. Только тебя и знаю. И понятия не имею, зачем это сестре Мэри Роуз понадобилось звонить в дом Марше. Если она вообще туда звонила.
Лорен решила сменить тактику.
– А Макса Дэрроу знаешь?
– Он тоже звонил Марше?
– Почему бы не ответить прямо, Мэтт? Тебе знаком Макс Дэрроу из Роли-Хейтс? Да или нет?
Есть! Лорен заметила легкую тень, пробежавшую по лицу Мэтта. И еще – как слегка расширились его зрачки. Впрочем, через секунду он вполне оправился.
– Нет.
– Никогда даже не слышал о нем?
– Никогда. А кто он?
– Узнаешь из завтрашних газет. Кстати, где ты был вчера? До того, как попал в дом Марши?
– Возражаю. – Он отвернулся, закрыл глаза, снова открыл. – Уж очень похоже на полноценный допрос подозреваемого, детектив Мьюз. Считаю, что на сегодня вопросов достаточно.
– Ты отказываешься отвечать?
– Нет, просто ухожу. – Теперь настал его черед смотреть на часы. – Мне пора.
– И, насколько я понимаю, ты не собираешься посвящать меня в свои планы?
– Правильно понимаешь.
Лорен пожала плечами:
– Ведь я всегда могу проследить за тобой.
– Могу сэкономить тебе время. Я направляюсь к зданию «СЦР» в Ньюарке. А вот что буду делать, оказавшись внутри, тебя не касается. Желаю приятно провести вечер. – И он начал сбегать по ступенькам.
– Мэтт?
– Что?
– Тебе может показаться это странным, – медленно промолвила Лорен, – но я была рада повидаться с тобой. Правда, хотелось бы, чтобы встреча произошла в иных обстоятельствах.
– Взаимно, – улыбнулся он.
Глава 24
Невада, думал Мэтт. Лорен сказала, что этот человек из Невады.
Через двадцать минут он уже находился в кабинете Сингл. По дороге прокручивал в уме состоявшийся разговор с Лорен. Одно слово не давало ему покоя. «Невада».
Макс Дэрроу, кем бы он ни оказался, черт бы его побрал, был из Невады. А Оливия просматривала сайт газеты «Невада сан ньюс». Совпадение? Пожалуй.
В кабинетах и коридорах огромного здания было тихо. Сингл сидела за столом в черном спортивном костюме «Найк». Волосы собраны в «хвост». Увидев Мэтта, она включила компьютер.
– Что-нибудь слышала о смерти монахини из католической школы Святой Маргариты? – спросил он.
Сингл нахмурилась:
– Это где церковь в Ист-Ориндже?
– Да. И там же школа.
– Нет, ничего.
– Ну а имя Макс Дэрроу тебе что-нибудь говорит?
– А должно?
Мэтт быстро рассказал ей об импровизированных допросах, устроенных бывшими одноклассниками, Лэнсом Баннером и Лорен Мьюз. Сингл вздохнула и записала что-то в блокнот. Она слушала Мэтта молча и лишь приподняла бровь, когда он упомянул о нахождении веб-сайта со стриптизершами в компьютере жены.
– Что ж, придется заглянуть на эту страничку.
– Спасибо.
Она развернула монитор так, чтобы было удобно смотреть обоим.
– Ладно. Что ты там хотел видеть?
– Можешь увеличить изображение Чарлза Тэлли с моего мобильника?
Сингл задвигала и защелкала «мышью».
– Позволь объяснить тебе кое-что.
– Весь внимание.
– Это программа по увеличению изображения. Иногда творит просто чудеса, а порой выходит муть собачья. Когда снимаешь цифровую картинку, качество изображения зависит от пикселей. Вот почему люди предпочитают камеры с большим количеством пикселей. Пиксели – это точки. Чем больше точек, тем четче картинка.
– Знаю.
– А у камеры твоего телефона с пикселями не очень.
– Да.
– Тогда ты поймешь, что с увеличением изображения четкость станет пропадать. Компьютерная программа использует определенный алгоритм. Да, понимаю, слово туманное. Проще говоря, она как бы домысливает, что должно быть в той или иной точке. Цвета, оттенки, зазубрины, линии и прочее. И от точности такое изображение далеко. Много возникает ошибок и неувязок. Однако…
На экране возникло лицо Чарлза Тэлли. На сей раз Мэтт не заострял внимания на иссиня-черных волосах, на мерзкой ухмылке, вообще на лице. Не важны для него были и красная рубашка, и белые стены. Он знал, что искать.
– Вот, видишь? – сказал он и ткнул пальцем.
Сингл нацепила очки для чтения, сощурилась, присмотрелась.
– Вижу, Мэтт. Вообще-то мы называем это окном.