И везде, на всех горизонтальных поверхностях сидели люди — в основном, тощие бледные подростки неформального вида, но были и товарищи постарше: я рассмотрел чью-то седую голову и лицо, изборождённое морщинами. Впрочем, вряд ли этот человек был действительно стар, скорее всего, на него так повлиял рок-н-рольный образ жизни. На диване, окружённый девушками, развалился молодой парень с гитарой, на плечи которого опиралась особа, похожая из-за пёстрой одежды и яркого цвета волос на попугая. Посреди комнаты на застеленном газетой журнальном столике громоздились бутылки портвейна и различная посуда — от кружек с отбитыми ручками и гранёных стаканов до хрустальных фужеров.
Стоило мне войти, как все тут же затихли: человек моего возраста, да ещё и одетый, как типичный гопник с окраин, явно не вписывался в подобравшуюся компанию. Демонесса, повернувшись к своим, пояснила:
— Свои. Это Унгерна дружище.
Я всей кожей почувствовал, как атмосфера разрядилась. Люди вернулись к прерванным разговорам, а я огляделся, присматривая себе место. Мрачного долгого взгляда на парочку подростков хватило для того, чтобы те, верно истолковав намёк, освободили жёсткое кресло-кровать. Прыщавый взлохмаченный паренёк в жилетке из дерматина с кучей прицепленных значков протянул мне стакан портвейна, но я знаком показал, что пить не намерен. Краем глаза я заметил, что седой мужик смотрит на меня с подозрением. Он щупал какую-то тощую девицу в малиновом свитере крупной вязки и что-то шептал ей на ухо, глядя на меня и посмеиваясь.
Вечеринка продолжилась с того же места, где её прервали. Парень-гитарист что-то фальшиво наигрывал, но публика, не в последнюю очередь благодаря портвейну, попалась непритязательная — им нравились и музыка, и текст, очевидно, собственного сочинения: только этим я мог объяснить отсутствие ритма, рифмы и откровенную шизофазию.
Шум, музыка, трёп, дешёвый алкоголь… Голова шла кругом. Я мог бы ощутить ностальгию по квартирникам времён моей юности, но сейчас было не до того: как-никак, агент Иванов пришёл сюда не развлекаться, а работать.
Молодёжь вела себя тихо — я удивлялся этому, пока не вспомнил, что такие вот сборища были фактически вне закона. Слева от меня два сопляка в футболках с самодельными яркими рисунками ломающимися голосами обсуждали Ницше, а на них восхищённо взирала чумазая белобрысая девочка лет тринадцати — ещё совсем дитё, боже мой, и куда только родители смотрят? Несколько раз я бросал выразительные взгляды на Демонессу, несколько раз та делала вид, что ничего не замечает — качала головой в такт музыке, жмурилась и подпевала. Пели тихо, вполголоса и от этого были похожи на подпольщиков. Звучали в основном, жуткие «авторские» поделки с рифмой «кровь-любовь-вновь», но один раз парень-гитарист меня приятно удивил, затянув бессмертное: «Границы ключ переломлен пополам». Не удержавшись, я сам начал подпевать и притопывать ногой в такт. Будь я моложе лет на двадцать, то нашёл бы эту вечеринку вполне сносной.
Покинув на время комнату, я направился к туалету, но оттуда слышался недвусмысленный шорох одежды и стоны: пионэрия развлекалась, пока мамы с папами не видят.
На кухне в это время столбом стоял сигаретный дым: группа юношей с серебристыми блямбами мозговых усилителей «Квант» слушала выступление старого лысого мужичка с лицом, похожим на изюм. Перед ним, на липкой усеянной хлебными крошками столешнице, лежала кипа распечатанных на принтере листов.
— …А что у них? Только лагеря. Лагеря и стройные колонны этих… Со значками, галстуками и билетами. Скованные одной цепью, — с тихой злобой в голосе вещал он, блестя стёклами очков в толстой роговой оправе и забыв о папиросе, сжатой в жёлтых грубых пальцах. — Всё, к чему строй прикоснулся, превращено им в дерьмо. Музыка? Невозможно слушать. Литература? Выхолощена. Социалка? Суррогаты и бараки! Они даже собственную революцию убили, выкинули требуху идей и сути, а потом выставили это чучело напоказ!
За спиной послышалось покашливание, и когда я обернулся, то увидел, что в дверях стоял тот самый седой рок-н-ролльщик — на фоне остальных он смотрелся приличнее всего: белая, пусть и несвежая, рубашка с закатанными рукавами и брюки со стрелками. Только проклёпанный блестящими металлическими квадратиками армейский ремень выдавал, что он один из неформалов.
— Что, ментяра, обоссался? — цыкнул он зубом.
— Андрей, ну не надо! — девушка попыталась обхватить его сзади за талию.
— Отвали! — рявкнул мужик.
— Ты что-то напутал, дружище, — я приподнял бровь. — Ментов тут нет.
В этот момент я был совершенно искренен, потому что к милиции не имел никакого отношения.
— Никакой я тебе, ментяра, не дружище!
— Андрей, прекрати! — не вняла предупреждению девушка. Её возлюбленный сделал резкое движение, раздался звук сочной затрещины, и девчонка отлетела назад, сметая с трюмо флакончики и расчёски. Я сжал кулаки.
— Рассказывай, ага. Я вас, волков, за километр чую!
Из комнаты высунулся с десяток голов, кто-то попытался увести дебошира, но тот снова прикрикнул и малолетки отстали.
— Эй! — он повернулся к Демонессе. — Ты кого притащила, коза?
— Да это Унгерна! Унгерна это! — испуганно начала оправдываться девчонка.
— Ты посмотри на него! — проревел мужик. — Где он и где Унгерн?!
— Мы в Айсберге познакомились, — влез я. — Давай не будем пороть горячку.
— Ага, в Айсберге, — ухмыльнулся Андрей. — И что же вы делали?
— Работали, — я не боялся этого сукина сына, но портить вечер и заводить расследование в тупик не хотелось.
— Работали, — хмыкнул мужик. — И над чем?
— А вот это уже не твоё дело!
— Так и знал, — торжествующе обратился дебошир ко всем присутствующим. — Если бы Унгерн работал над чем-то таким, то он бы мне точно сказал. А он, — Андрей сделал шаг вперёд, — мне ничего не говорил.
Резкое движение руки в направлении моего солнечного сплетения.
Спасибо тренерам по рукопашке: не успев даже толком ничего понять, я перехватил ладонь и быстро выкрутил руку, в которой что-то блеснуло. На зелёную истоптанную ковровую дорожку падает заточенная отвёртка. Зэковская игрушка, я видел уже такие. Вроде как легально и к ношению не запрещено, но на деле — тот же нож. Андрей взвыл и попробовал ударить меня другой рукой, затем засучил ногами, но всё бесполезно — в два движения я крепко зафиксировал его на полу.
Загомонившие малолетки бросились нас разнимать, но моего рыка: «А ну отошли!» — хватило, чтобы они сразу же попятились назад. В коридоре пахло потом, нестираной одеждой и перегаром от портвейна.
— Демонесса! — рявкнул я. — Что за хренов балаган? Какого ты меня вообще сюда притащила?!
— Э, да ты чё? — лицо девушки удивлённо вытянулось.
Подруга Андрея уже поднялась и, взвизгнув «Козёл!», сорвала с крючка куртку, сунула ноги в огромные рыжие ботинки и выбежала в подъезд. За ней устремились подруги — остановить и вернуть.
— Чо-чо? — передразнил я Демонессу и мрачно зыркнул на подростков. — Ничо! Ты поможешь мне найти Унгерна или нет?!
— Да помогу-помогу! — воскликнула девчонка. — Я ж чо тебя и привела: Дрон знает, где его найти! — она ткнула пальцем в лежавшего у меня под ногами скулящего зэка. После слов Демонессы он бросил на меня быстрый испуганный взгляд. Лоб мгновенно покрылся испариной.
— Дура! — заорал он. — Дура! Ты же меня сдала! Зачем ты меня сдала?! Зачем?
Прошло совсем немного времени. Я покинул вечеринку, с которой и без того уже начал разбегаться народ. Не обошлось без драки: какие-то ребята полезли в защиту своего престарелого лидера, но получили по ушам и отстали. Андрей баюкал сломанную руку и шёл вперёд: поднимался по безлюдной тёмной лестнице на двадцатый этаж, ругаясь вполголоса и угрожая, что какие-то «пацаны» меня найдут и «прихлопнут». Мы оба забрались на технический уровень и встали перед дверью, на которой висел замок — огромное старое и ржавое чудовище.
— И что дальше? — Андрей усмехнулся, но настроение у него явно ухудшилось, когда я сорвал замок голыми руками, лишь дужка по полу лязгнула.
С ночного неба лило, как из ведра, и добрая половина Дворца Советов скрывались в облаках. Он и без того выглядел, как что-то нереальное, а сейчас, когда представлял собой огромный столб света, уходивший в облака, — особенно. Шлёпая по лужам и обходя телевизионные антенны, спутниковые тарелки и гудящие коробки вентиляционных шахт, мы с Андреем дошли до края крыши, за которым начиналась тёмная бездна.
— Поговорим.
— Ничего я тебе, ментяра, не скажу, — набычился зэк.
— Тогда полетаем, — пожал я плечами.
— Ага, конечно, — сукин сын вёл себя вызывающе. — Давай. Блефуй, мусорок.
Я двинул Андрею в рожу. Как в кино: «аккуратно, но сильно», отчего мой будущий информатор, издав крик раненой чайки, рухнул на мокрый гудрон крыши. Мои волосы промокли, и вода с них начала стекать вниз — по лицу и шее. Мерзко. Я поднял скулившее тело за ногу: оно оказалось очень лёгким.
