Бенвенуто поднялся по нескольким ступеням к крепкой двери, постучал. Она мгновенно открылась и так же быстро захлопнулась за его спиной. Вновь он оказался в кромешной тьме с гулко бьющимся сердцем. Из темноты раздался вопрос, неожиданный, о котором не упоминалось в письме.
— Откуда вы?
Лишь мгновение понадобилось Джизмонди, чтобы подавить охвативший его ужас, и он ответил, как ответил бы Креспи: «Из Фаэнцы».
— Проходите, — открылась еще одна дверь, и поток света чуть не ослепил Джизмонди, глаза которого уже свыклись с темнотой.
Мигая и щурясь, он шагнул вперед, моля святую Анну и Госпожу нашу из Лорето, чтобы маска скрыла страх, исказивший его лицо.
Двенадцать свисающих с потолка люстр, уставленных свечами, освещали просторную комнату. В центре ее за длинным столом сидели семеро заговорщиков, как и он, в масках и плащах. Все молчали.
Дверь за Джизмонди мягко закрылась, вызвав в его воспаленном мозгу неприятную ассоциацию: ловушка захлопнулась. И поддерживала его лишь уверенность в том, что он хорошо выучил урок. Убеждая себя, что бояться нечего, Бенвенуто двинулся к столу и сел на свободный стул, радуясь, что секретность встречи не допускала праздных бесед. После него приходили и другие, так же в полной тишине, и занимали место за столом.
Но вот в открывшуюся в очередной раз дверь вошел мужчина без маски. Высокого роста, с крупным носом, чисто выбритый, со смелым и решительным взглядом. Лет тридцати-тридцати пяти, с ног до головы одетый в черное. Длинный меч бил его по ногам, на правом бедре покоился тяжелый кинжал. Бентивольи, догадался Бенвенуто.
Его сопровождали двое в масках. При их появлении сидящие за столом, числом уже с дюжину, встали.
Джизмонди знал уже достаточно много о заговоре, в водоворот которого его занесло против воли, чтобы понимать, почему Гермесу Бентивольи не нужна маска. Если заговорщики понятия не имели, кто сидит рядом, имя и фамилия их предводителя стояли на письмах, приведших их на эту тайную вечерю.
Бентивольи прошел во главу стола. Один из его спутников принес стул. Но Бентивольи словно и не заметил его, хмуро оглядывая собравшихся. Наконец он заговорил.
— Друзья мои, здесь собрались все, кто получил от меня письмо, хотя для меня это более чем странно, — Джизмонди аж похолодел, предчувствуя, что за этим последует, но не подал и вида, стоя недвижимым среди других.
— Пожалуйста, садитесь, — все сели, но Бентивольи остался на ногах.
— У меня есть веские основания утверждать, что среди нас предатель.
Словно ветер прошелестел над столом. Мужчины поворачивались друг к другу, одаривая сидящих радом испепеляющими взглядами, словно рассчитывая сжечь маску соседа и увидеть прячущееся за ней лицо. На мгновение запаниковавшему Джизмонди почудилось, что все смотрят на него, но он сообразил, что его подвело разыгравшееся воображение. Поэтому он искусно подыгрывал остальным, переводя взгляд с одного из сидящих за столом на другого. Трое или четверо вскочили.
— Его имя! — вскричали они. — Его имя, ваше высочество!
Но Бентивольи покачал головой и знаком предложил им сесть.
— Мне оно не известно, как не знаю я, и вместо кого он пришел, — тут у Джизмонди отлегло от сердца. — Вам я могу сказать лишь следующее. Сегодня утром в двух милях от Чезены мы наткнулись на тело мужчины, убитого, ограбленного, раздетого чуть ли не догола. Тело еще не успело закоченеть, когда мы обнаружили его, а впереди, по направлению к Чезене, скакал, по всей вероятности, убийца. Рядом с телом мы нашли лист бумаги, который я принес сюда. На нем, как вы видите, половина зеленой печати, печати с гербом, который, возможно, неизвестен всем дворянам Италии, но хорошо знаком всем вам, получившим от меня письма и откликнувшимся на них приездом сюда.
Перед тем как продолжить, Бентивольи выдержал короткую паузу.
— Несомненно, бумага эта — обертка, в которой лежало само письмо, касающееся нашего сегодняшнего собрания. Я не знаю, было ли письмо это адресовано убитому, не знаю, кто он и откуда ехал. Но один из присутствующих может просветить всех нас, ибо если убитый — наш товарищ, то вместо него сейчас сидит убийца. Не хочет ли кто из вас объяснить, что произошло на дороге в Чезену?
Он сел, переводя взгляд с одной маски на другую. Но никто ему не ответил.
А у Джизмонди перехватило дыхание. Даже если бы он и хотел заговорить, ни звука не сорвалось бы с его губ.
Молчание затягивалось, и злобная улыбка перекосила лицо Бентивольи.
— Что ж, так я и думал, — тон его изменился, стал резким, отрывистым. — Если б я знал, где вы остановились, то предупредил бы заранее о переносе нашей встречи. Этого мне сделать не удалось, так что остается лишь надеяться, что нас не предали. Но одно я знаю наверняка: человек, которому известны теперь наши намерения, сидит сейчас среди нас, вне всякого сомнения для того, чтобы вызнать как можно больше, прежде чем пойти к тому, кто даст за его сведения хорошую цену. Вы понимаете, о ком я говорю.
Вновь поднялся шум. Горячие голоса выкрикивали угрозы предателю. Джизмонди молча кусал губы, гадая, чем все окончится.
— Двенадцать друзей ждал я в этот час, — воскликнул Бентивольи. — Одного убили, но за столом сидят двенадцать человек. На одного больше, чем следовало бы. Этого одного мы и должны отыскать меж себя.
Он поднялся, высокая, величественная фигура.
— Я попрошу каждого из вас поговорить со мной наедине. Подзывать же я вас буду не по имени, но городу, откуда вы приехали.
И, повернувшись, он зашагал в дальний конец комнаты, под галерею. За ним последовали и те двое, что сопровождали его ранее.
Джизмонди с ужасом смотрел им в спины. Эти двое должны схватить предателя, предположил он, иначе что им делать под галереей. Его прошиб холодный пот.
— Анкона! — громко выкрикнул Бентивольи.
Один из сидящих за столом вскочил, отбросил стул и решительно направился к галерее.
Джизмонди понял, что жить ему осталось считанные минуты. Перед глазами все плыло. Сердце билось так сильно, что едва не выскакивало из груди.
— Ареццо! — второй мужчина встал и повторил путь первого, уже возвращающегося к столу.
За Ареццо последовал Бальоно, то есть Бентивольи вызывал всех в алфавитном порядке. И Джизмонди оставалось лишь гадать, когда придет очередь Фаэнцы, откуда ехал несчастный Креспи. Какие ему зададут вопросы, думал он. Впрочем, некоторые он мог предугадать, они вытекали из содержания письма, и даже дать на них вразумительные ответы. Настроение его чуть поднялось, но страх не отпускал: а вдруг вопросы окажутся другими, и письмо ничем ему не поможет? Могло произойти и такое.
