— Каттолика! — вызвал Бентивольи четвертого из заговорщиков.
И тут же, словно по команде, все вскочили, в том числе и Джизмонди, повинуясь стадному чувству. В отдалении послышались голоса, за дверью — тяжелые шаги, бряцание оружия.
— Нас предали! — прокричал кто-то, и тишина, мертвая тишина повисла над столом.
Могучий удар обрушился на дверь, и она распахнулась. В комнату вошел закованный в латы офицер, за ним — трое пехотинцев с пиками наперевес, мечами на поясе.
На полпути к столу офицер остановился, оглядел всю компанию. Улыбнулся в густую бороду.
— Господа, сопротивление бесполезно. Со мной пятьдесят человек.
Бентивольи выступил вперед.
— По какому праву вы навязываете нам вашу волю? — спросил он.
— По приказу его светлости герцога Валентино, — ответил офицер, — которому известны все подробности вашего заговора.
— И вы пришли, чтобы арестовать нас?
— Всех до единого. Мои люди ждут вас во дворе.
И тут же Джизмонди, как, впрочем, и все остальные, понял, что во дворе их ждут не просто солдаты, но виселица, на которую всех их незамедлительно вздернут за измену.
— Какая подлость! — воскликнул стоявший рядом с Джизмонди. — Неужели нас не будут судить?
— Во двор, — повторил офицер.
— Только не я! — другой голос, совсем юный. — Я — патриций и меня нельзя повесить, как какого-то пастуха. Если я должен умереть, то под топором палача. Это мое право.
— Неужели? — усмехнулся офицер. — Во дворе мы во всем и разберемся. Не задерживайте меня, господа…
Но заговорщики продолжали бушевать, а один призвал обнажить кинжалы и умереть в бою, как должно мужчинам.
Лишь Джизмонди спокойно стоял, сложив руки на груди, улыбаясь под маской. Пришел час его триумфа, час расплаты за недавние страхи. В то же время он опасался, что заговорщики решатся-таки на вооруженное сопротивление, а в завязавшейся схватке могло достаться и ему. Но тут Бентивольи в очередной раз удивил его.
— Господа! — громовой его голос перекрыл шум, все замолчали. — Мы проиграли эту партию. Так давайте признаем наше поражение и смиримся с той участью, что ждет нас.
Да и был ли у них выбор? Как они могли противостоять, без брони, вооруженные лишь кинжалами, пятидесяти вооруженным до зубов солдатам?
И в наступившей тишине один из заговорщиков выступил вперед.
— Я иду первым, о братья мои, — и он поклонился офицеру. — Я в вашем распоряжении, мессер.
Офицер махнул своим солдатам. Двое отложили пики, подошли к добровольцу, схватили его и вывели за дверь.
Джизмонди улыбался в предвкушении занимательного зрелища, что ожидало его во дворе.
Вновь и вновь возвращались двое солдат. И с каждым их уходом число заговорщиков сокращалось на одного человека. Один тщетно пытался сопротивляться, другой закричал от страха, когда ему выкрутили руки, но в большинстве своем все держались достойно, готовые встретить смерть с высоко поднятой головой. Солдаты знали свое дело, и через десять минут в комнате осталось лишь четверо: Бентивольи, возглавляющий заговор, имел праве выйти во двор последним, двое мужчин, не садившихся за стол, но постоянно сопровождающих Бентивольи, и мессер Бенвенуто, ожидающий своей очереди и посмеивающийся про себя.
Солдаты вошли в комнату и остановились, выбирая следующую жертву. Офицер указал на Бенвенуто. Тот сам шагнул к солдатам, но когда те схватили его, вырвался и повернулся к офицеру.
— Мессер, мне нужно вам кое-что сказать.
Офицер так и впился взглядом в маску.
— Ага! Вы тот, кого мне велено найти. Назовите мне ваше имя.
— Я — Бенвенуто Джизмонди.
Офицер кивнул.
— У меня нет права на ошибку. Вы — Бенвенуто Джизмонди и… — он замолчал, вопросительно глядя на стоящего перед ним.
— И я здесь по указанию герцога Чезаре Борджа.
Офицер удовлетворенно рассмеялся. Одна его рука легла на плечо Джизмонди, второй он сорвал маску. Тот, не понимая, что происходит, повернулся к Бентивольи.
— Ваше высочество знает этого негодяя? — прогремел над ухом голос офицера.
— Нет, — ответил Бентивольи и добавил:
— Слава тебе, Господи.
Бентивольи хлопнул в ладоши, а Бенвенуто слишком поздно осознал, что угодил в расставленные силки. Ибо офицер и вооруженные до зубов солдаты заявились не для того, чтобы арестовать и казнить заговорщиков, но для выявления предателя, того, кто занял место убитого на дороге Эмилия. По хлопку Бентивольи в комнату вернулись все одиннадцать мужчин в масках. Собственно, уводили их не во двор, а оставляли в двух десятка шагов от двери. Там первый из выведенных солдатами, вызвавшийся добровольцем, объяснял остальным, что таким способом Бентивольи пытается выявить предателя.
* * *
На следующее утро Рамиро де Лоркуа, назначенный Борджа губернатор Чезены, пришел к своему господину с кинжалом и замаранным кровью листком бумаги.
Он доложил, что рано утром у стены замка обнаружено тело мужчины, убитого ударом кинжала. Там же нашли и записку, которую Рамиро принес герцогу. Состояла она из трех слов: «Собственность Чезаре Борджа».
В сопровождении губернатора Чезены Борджа спустился во двор, чтобы осмотреть тело. Оно лежало там, где его и нашли, укрытое отороченным мехом плащом, в котором днем раньше приходил Бенвенуто Джизмонди. Рамиро поднял плащ. Герцог глянул на уже посиневшее лицо и кивнул.
— Так я и думал. Вот и прекрасно.
— Ваша светлость знает его?
— Жалкий бродяга, нанятый мною, да видно поручение оказалось ему не по зубам.
Рамиро, черноволосый толстяк взрывного темперамента, громко выругался и заверил герцога, что обязательно найдет и накажет убийц. Но Чезаре покачал головой и улыбнулся.
— Не теряй попусту времени, Рамиро. Но я могу назвать тебе главаря банды, что совершила это убийство. Если хочешь, даже скажу, по какой дороге на рассвете уехал он из Чезены. Но какой в этом толк? Он — болван, свершивший за меня суд, даже не подозревая об этом. И боюсь я его не больше, чем этого бедолагу, — и он посмотрел на Джизмонди.
— Мой господин, я ничего не понимаю! — воскликнул Рамиро.
— Да надобно ли это тебе? — улыбнулся герцог. — Моя воля исполнена. Это достаточный повод для того, чтобы похоронить покойника, а вместе с ним и всю эту историю.
Герцог отвернулся, чтобы оказаться лицом к лицу со спешащим к ним Герарди.
— А, я вижу новости дошли до тебя, — приветствовал его герцог. — Узнаешь, кто это?
Герарди посмотрел на убитого, пожал плечами.
— Но вы могли захватить их всех.
— И в итоге прослыл бы во всей Италии кровавым мясником. Завистливая Венеция, Милан, обожающая позлословить Флоренция, все они начали бы честить меня на всех углах. Нет, пользы от этого было бы чуть, — он взял секретаря под руку и увлек за собой. — А так я как следует напугал их прошлой ночью, — герцог мечтательно улыбнулся. — Им же и в голову не придет, что произошло все случайно, что этот Бенвенуто Джизмонди — обыкновенный грабитель, убивший мессера Креспи, чтобы поживиться дукатами в его кошельке. Нет, они убеждены, что именно я распорядился убить мессера Креспи и вместо него послать на их тайное сборище своего человека. Теперь они знают наверняка, что глаз у меня, как у Аргуса, а посему и думать забудут о заговорах. Их парализует страх перед вездесущностью моих шпионов. После этой ночи ни один из заговорщиков не может почитать себя в полной безопасности, они забьются в свои дома, забыв обо всем, кроме страха за собственную жизнь.
