порядок! – вскричал главный инженер, боясь даже руку протянуть к обугленному нутру четырёхстороннего фрезеровочного станка. – Тут триста восемьдесят, ребят, вы что совсем идиоты!
– По-твоему, что с ним может быть? – Юра Пятипальцев задал самый глупый вопрос который только мог прийти к нему в голову.
– Что? – переспросил Коломенский. – Что с ним могло быть? По моему мнению, ребят, он должен был отлететь вот сюда, – Степан Михайлович провел рукой дугу, завершившуюся точно в том месте куда некоторое время назад упал Август Дмитриев. – Вот сюда…
Коломенский вдруг остановил взор на том самом месте, потом присел и долго разглядывал предполагаемую точку падения ученика электрика Августа Дмитриева. Он даже провел рукой по бетонному полу и потрогал то место где должна была лежать голова пораженного электрическим током человека.
– Ребят, признайтесь, что с ним, – тихо попросил Коломенский. – Может ему «Скорую» вызвать?
– Э… Нет, ни надо «Скорой», – ответил Нилепин. – Не надо…
– Да как ни надо? Ему должно было руки оторвать! Где он?
– Да он это…
– Пацаны, кончайте юлить, это не шутки! Где Дмитриев?
– Ну он в… – Юрка Пятипальцев почесал себе затылок. – Он в туалете.
– Где?
– В сортире.
– Вы издеваетесь, ребят?
– Он попросил никому не говорить… Понимаешь-ли, Степ, он… ну это…
– Чего «это»?
– Он навалял в штаны, братан.
– Чего?
– Ну… в штаны навалял, что непонятного? Через него разряд прошел, он и обделался. Ты бы не обосрался?
– Я бы? – Степан Михайлович похлопал глазами. – А бы сейчас лежал вот тут, на этом месте! – он вновь показал на предполагаемое место падения электрика. – Я был бы уже на том свете!
– А вот он легко отделался! – сказал Пятипальцев.
– Легко обделался, – вторил Нилепин и получил подзатыльник от старшего друга.
– Что он завтра скажет Соломонову? – Коломенский тяжело вздохнул. Нилепин и Пятипальцев воздержались от ответа. – Что он скажет Данилычу? Станок будут чинить за его счет, он это понимает? Он точно живой, пацаны?
– Чудом не убило. Самим не вериться, братан. Только в штаны навалял.
– Охренеть, – только и смог вымолвить Коломенский. – Везет же дуракам. У меня деда от обычной электробритвы убило. Сердце не выдержало, а этот балбес только обосрался…
– А ты сам-то че сюда пришел? – сменил тему Нилепин.
Степан Коломенский не мог сказать друзьям о своем секретном задании и о том, что он ходил закрывать главную заслонку основной вентиляционной системы и ответил, что просто проверял главный вентилятор. Ситуацию спас позвонивший на телефон генеральный директор:
– Степа, а ты где? – ласково поинтересовался Даниил Даниилович.
– Иду, – ответил Коломенский в последний раз покосившись на Пятипальцева и Нилепина.
08:35 – 08:48
Главный бухгалтер, шелестя развивающимися полами белого пальто, прихватив кейс с украденными у самих себя деньгами стремительно вышла из кабинета, она не желала тратить время на прослушивание соломоновской лекции о вреде масонской ложи иллюминатов на сельское хозяйство Российской Федерации, ей хотелось поскорее исчезнуть от сюда, оставить позади и кабинет и весь цех. Оставаться здесь дальше нецелесообразно, следует покинуть помещение, тем более ей стали мерещатся посторонние голоса.
– Пошли, – бросила она Константину Олеговичу и вдруг прислушалась к притворенной двери соседнего с соломоновским кабинетом помещения. Она знала, что это была комната мастеров и сейчас изнутри раздавались звуки. Альбер прислушалась, но быстро отогнала подозрения и поспешила спуститься по лестнице вниз. Если ее слуховые подозрения подтверждались-бы, то за дверью комнаты мастеров должны были быть трое мастеров и у всех были бы мужские голоса, но такого не могло быть.
– Да погоди ты, мать твою! – окликнул догоняющий ее Соломонов. – Ответь, у тебя дома в серванте в пластиковой папочке лежит справка от врача-уролога?
– Чего? – от неожиданного вопроса Альбер даже притормозила на лестнице, не дойдя до цехового пола несколько ступеней.
– Ну ты ходила к урологу?
– Когда?
– В последнее время?
– Для чего ты спрашиваешь?
– Ну так ходила или нет?
– Кость, ты опять начинаешь издалека, да? Говори, зачем тебе это надо знать.
– Тебе что сложно ответить на простой, мать его, вопрос?
– Нет не ходила! – резко ответила Альбер и, посчитав, что странное интервью окончено, преодолела оставшиеся ступеньки и тут же чуть не упала от того, что Соломонов крепко перехватил ей руку, не давая ступить ни шага.
– И мочу на анализ ты не сдавала? – не унимался завпроизводством.
– Представь себе – нет! Удовлетворен?
– Значит ты не можешь утверждать, что у тебя есть какие-либо заболевания мочеполовой системы?
– Кость, тебя это сейчас больше всего волнует? – зашипела на него Альбер, пытаясь безрезультатно вырваться из цепкого мужского захвата.
– Не можешь?
– Не могу! У меня нет никаких заболеваний! Теперь отпусти меня!
– И цистита у тебя тоже нет?
– Цистита? При чем тут сейчас цистит, Костя? Мы теряем время!
– Ответь, мать твою, можешь ли ты утверждать о наличии у тебя такого заболевания как цистит?
– Нет! У меня нет никакого цистита!
– А тогда почему ты, мать твою, бежишь как угорелая! Куда ты бросилась?
– Да потому что я хочу смыться от сюда поскорее! Какого лешего мы тут застряли, надо делать ноги! – Соломонов отпустил Альбер, та вырвала плечо и поправила складки на рукаве. – К тому же мне от нервов чудятся всякие голоса. Я просто хочу поскорее убраться из этого места, у меня предчувствие чего-то страшного. Понимаешь?
– Предчувствие?
– Да.
– Насколько, мать твою, сильное предчувствие?
– Не поняла вопроса, – Оксана Игоревна начинала ненавидеть своего компаньона.
– Ну если считать по десятибалльной системе, где, ноль – это полная нирвана, а десять – это реальное присутствие Сатаны на расстоянии вытянутой руки, то во сколько баллов ты оценишь свое предчувствие?
– Кость, ты нормальный человек? У нас в руках больше семи миллионов, нам надо сматываться от сюда пока какой-нибудь случайный свидетель нас не увидит! – Альбер бросилась к выходу из цеха, но Соломонов опять ухватил ее за плечо и повернул лицом к себе.
– Я задаю вопросы и привык, мать твою, анализировать получаемые ответы.
– Ладно, – нетерпеливо вздохнула Оксана Игоревна. – Допустим – пять!
– Пять? Это мало, можешь расслабиться.
– А сколько, по-твоему, нужно?
– Шесть.
– Шесть?
– Шесть, – подтвердил Соломонов, немного подумав.
– То-есть, если по десятибалльной шкале предчувствий, где ноль – это нирвана, а десять – это реальное присутствие Сатаны на расстоянии вытянутой руки, я бы оценила свои предчувствия в шесть баллов или более, то ты бы забеспокоился и начал действовать оперативнее?
– Я бы прислушался к тебе и, возможно, заглянул за дверь в комнату мастеров, чтобы проверить – а нет ли там кого?
– Ты серьезно? – если бы Альбер не знала Соломонова, то решила бы что тот шутит или издевается.
– А по-твоему зачем я
