— Подожди, Юрий Аркадьевич, еще, как говорится, не Юрьев день, — засомневался Буряк.
— Ты на что это намекаешь? — обидчиво спросил Марукин.
— А на то, что пока не поймал Родя и тех, кто бежать ему помогал, не засоряй атмосферу саморекламой.
Марукин сдержал удар и пошел в атаку:
— Это ты по себе, что ли, судишь, Григорий Тимофеевич? Помнится, грозился: от меня Родь не уйдет, я его к ногтю!..
— Да, и по себе сужу тоже, — неожиданно согласился Буряк. — Вроде и опыт у меня приличный, и рассчитываю все. Ан нет! Противника нельзя недооценивать.
— Понятно, понятно… Только — знаешь, что я тебе скажу, Григорий Тимофеевич? Ты пришел и спросил у меня про Костю неофициально. Так вот — пообещай, что никаких неофициальных и параллельных расследований ты устраивать не будешь. А то…
— А то — что? — следователь заглянул Марукину в глаза.
Тот не смутился и продолжал:
— А то от обиды, что тебя отстранили от дел, наломаешь таких дров!
Следователь с трудом взял себя в руки:
— Если вы хотите, Марукин Юрий Аркадьевич, чтобы я не затевал параллельных расследований и не наломал дров, то позвольте участвовать в вашем, официальном расследовании. На правах, так сказать, бесплатного и добровольного помощника.
— Не могу, — развел руками Марукин. — Чего не могу, того не могу.
— Да чего ты не можешь?
— Не могу допустить тебя до дел. Я и тайны следствия-то тебе раскрываю, так сказать, по доброте душевной, — улыбнулся Марукин.
* * *
Женя позвонил Буравину и сообщил о том, что Алеша прыгнул за борт и вернулся на берег. Буравин сначала даже не понял о чем речь:
— Что? Что ты сказал?
— Я сказал, что Лешка вернулся на берег! — повторил Женя.
— Почему? Что случилось?
— Он поплыл Машу спасать! Она прыгнула в воду, хотела его вернуть… и прыгнула первая… Маша хотела догнать судно!
— Не может быть! Это точно? — не верил Буравин.
— Так точно, босс! — отчеканил Женя.
— С ними все в порядке?
— Так точно. Целы-невредимы и, кажется, счастливы.
— А про счастье ты как понял? — поинтересовался Буравин.
— В бинокль видел! Они целовались на берегу! Буравин облегченно вздохнул:
— Ну слава Богу. Счастливого пути тебе, Женька! Буравин отключил связь и улыбнулся: все вышло так, как хотела Полина.
* * *
Ксюха проводила Женю и, печальная, шла домой. Работы нет, муж ушел в плавание, впереди долгое ожидание. Все не так, как хотелось! От этих мыслей ее отвлек звукорежиссер Вадим.
— Ты чего такая убитая? — спросил он ее.
— А отчего мне веселиться? Работы нет, муж ушел в плавание, — пожаловалась Ксюха.
— Так ты еще не знаешь последних новостей? — изумился Вадим.
— Мне не интересны никакие новости и события, кроме собственных. И ничего я знать не хочу.
— Ксюха, балда, все же так клево! — радостно сообщил Вадим.
— У кого клево, а у кого и не очень! Но Вадим просто сиял:
— Точно, точно, ты еще не в курсе! Значит, я буду первым, кто сообщит тебе сногсшибательные новости!
— Вадим, извини, но…
— Никаких но, — перебил Ксюху Вадим. — Пойдем срочно в ближайшее кафе, закажем по чашке кофе и… я тебе такое расскажу! Закачаешься.
— Вадим, ты что, глухой? — рассердилась Ксюха. — Никуда я не хочу идти и слушать ничего не желаю.
Вадим настаивал. Женское любопытство взяло верх — и через несколько минут Ксюха уже сидела с Вадимом за столиком в кафе.
— Ну, вещай. Хватит уже интриговать! — поторопила она.
— Ты знаешь, что вчера было после твоего ухода? Не сразу после эфира, а два часа спустя? Люди как будто очнулись от шока…
— А я думала, что, напротив, повергла публику в шок, — усмехнулась Ксюха.
— Я и говорю. Сначала все были в шоке, потом очнулись и стали звонить. Звонков было немыслимое количество, линия не выдерживала, весь город пытался прорваться на нашу радиостанцию!
— Вашу радиостанцию, — поправила его Ксюха. — Я там больше не работаю, забыл?
— Не забыл! — Вадим продолжал радоваться. — Ты больше не работаешь в том качестве, в котором работала раньше, но…
— И поэтому мне малоинтересно то, что происходило после моего ухода, — заявила Ксюха.
Вадим замолчал и стал пить кофе, хитро поглядывая на Ксюху. Она не выдержала и сказала:
— Ладно, сдаюсь, интересно. Ругали?
— Да ты что, наоборот! — оживился Вадим. — Все только и говорили, что программа «супер», даже из городского отдела культуры звонила тетка, сказала, что наконец-то мы выходим на столичный уровень работы.
— Так и сказала? — обрадовалась Ксюха. — А какая тетка?
Не помню! Помощник мэра по вопросам культуры и спорта, что ли. Визитки по телефону она не прислала. Но сказала: «Побольше бы таких эффектных программ!»
— Я тебе не верю, — покачала головой Ксюха. — Мне программный директор четко сказал: на выход, девочка.
— С того момента, Ксения Комиссарова, все изменилось. И изменилось кардинально. Теперь ты — звезда! Там тебя ждет уже целая очередь гомосексуалистов, проституток, наркоманов, несчастных мужчин и брошенных женщин…
— Не поняла, зачем?
— Они все хотят рассказать свою историю в твоем шоу, — объяснил Вадим.
— Бред какой-то, — передернула плечами Ксюха.
— Не бред, детка, а твой звездный час. Ты же мечтала об этом! И вернешься ты на радио уже в другом качестве, с другим окладом!
— Когда вернусь? — не поняла Ксюха.
— Да сейчас вернешься, сейчас! — радостно завопил Вадим. — Допила кофе? Тогда чего сидим, кого ждем? Пойдем быстрей!
— Нет, не пойду, — Ксюха не разделяла эйфории, охватившей Вадима.
Вадим, уже поднявшийся, чтобы уходить, снова присел на стул:
— Не понял. Почему ты не хочешь вернуться на радио?
— Потому что мне не нравится все это.
— Не нравятся живые откровения в живом эфире? — уточнил Вадим.
— Вот именно. Думаешь, мне было приятно устраивать такое? Я ведь хотела подруге своей помочь. Чтобы она узнала всю правду о кознях, которые против нее другая девушка строила. И чтобы подруга помирилась со своим парнем.
— И что, она помирилась? — поинтересовался Вадим.
— Помирилась, но какой ценой! — грустно заметила Ксюха.
— Ценой твоей популярности, Ксюха, ценой твоего успеха! — снова взбодрился Вадим.
— Нет, нет. Это было непорядочно и непрофессионально, — не согласилась с ним Ксюха.
— Наоборот. Это говорит о твоей победе как хорошей журналистки.
— А как же профессиональная этика?
— Вот по этому поводу я тебе не советую париться, — посоветовал Вадим. — Все журналисты циники, ты же знаешь. Сейчас у подруги твоей все в порядке, значит, и другим людям ты сможешь помочь. Так же, таким же способом. Только по их добровольному согласию, понятно?