— Вот это да! — воскликнула Харли, подойдя к окну.
— Я рад, что тебе нравится.
— Жаль, что я не смогу пожить здесь до следующего утра.
— Действительно, жаль, но тут уж ничего не поделаешь, — тихо произнес Дункан.
— Нечего стоять, пойдем отсюда, — скомандовала Харли, выталкивая его за дверь. — У нас сегодня полно дел; нам надо поторопиться. Начнем с Центрального парка, — сказала она, таща его за рукав к лифту.
— Господи, дай мне силы! — застонал Дункан. Харли и Дункан спустились вниз. Поймав на улице такси, они начали свой вояж. Все это время Дункан старался держаться от Харли на расстоянии не меньше полутора метров; что, впрочем, удавалось ему с трудом. Дункан покривил бы душой, если бы сказал, что полностью контролировал свои чувства, когда находился в номере у Харли.
Он чувствовал себя растерянным, а в голове было полно тревожных мыслей. Чтобы от них отделаться, он учинил себе суровый допрос: «Дункан, что, черт возьми, происходит? Что с тобой? Очнись — ведь это она во всем виновата. Она — избалованная и капризная девица, поп-звезда, которая крутит и вертит тобой как хочет. Это из-за нее ты можешь распроститься со своей карьерой. Это из-за нее у твоего отца подскочило давление, и из-за нее твой брат, у которого сейчас забот полон рот, должен все бросить и тоже взяться за ее поиски».
Дункан испугался того, что Харли ему нравится, что в его душе появляется какой-то дискомфорт, щемящее чувство беспокойства, если ее нет рядом с ним. Он понимал: нужно каким-то образом обезопасить себя от ее пленительного обаяния и чем быстрее он это сделает, тем лучше.
— Итак, мы войдем в Центральный парк через северный вход со стороны Ленокс-авеню и двинемся в южном направлении, — заявила Харли, когда такси отъехало от отеля.
— Ты это серьезно? Хочешь пройти через весь парк? — изумился Дункан. — Да на это и дня не хватит.
— Прямо-таки не хватит? — не поверила Харли.
— Я не вру. Кроме того, моих сил хватит только на полдня, да и то я в этом не уверен.
— Не забывай, что ты на работе. Я столько всего слышала о Центральном парке, что теперь хочу все увидеть своими глазами. Ну хорошо, так и быть: выделю на парк полдня, — достав из сумочки туристическую карту Нью-Йорка, Харли принялась ее изучать. — Мы войдем со стороны Восточной 85-й улицы. Оттуда мы направимся к Обелиску и Бельведерскому замку.
— Ты нарочно хочешь меня помучить, да?
— Кто бы из нас жаловался, — нахмурилась она. — Тебе не стыдно?
Оказалось, что Дункану не было стыдно. Всю дорогу до Шестой авеню он сетовал на судьбу, ныл и пытался ее разжалобить. Когда она потащила его в Бельведерский замок, он недовольно ворчал и тихо чертыхался. Он канючил, когда она поволокла его смотреть на черепах в пруду. Жалобно скулил, когда приплелся к розарию. Но самое ужасное было то, что она ему нравилась все больше, его к ней так и тянуло, а он до сих пор не придумал, как защититься от ее чар.
Раньше Дункан не подозревал, что на свете есть люди, которые могут, не переставая, говорить часами. Теперь он убедился, что ошибался. Харли, не замолкая ни на минуту, всю дорогу весело щебетала о том о сем. То она радовалась, глядя на могучие деревья и ровные газоны, зеленый плющ и яркие цветы, то восторгалась, наблюдая за шустрыми белками и черными дроздами, которые быстро перелетали с дерева на дерево, то умилялась, слушая крикливых голубых соек и заливистых малиновок.
Если она иногда замолкала, то только для того, чтобы весело побегать и резво поскакать. Да-да, Дункан бы сказал, что именно поскакать. Из этого он заключил, что она, видимо, таким образом выражала свою радость и давала выход переполнявшим ее чувствам.
Он никогда не видел более счастливого человека, который бы так искренне радовался жизни и всему тому, что его окружает. В какой-то момент это начало его раздражать, поскольку только сейчас Дункан со всей ясностью понял, насколько он во всем разуверился и очерствел душой. Ему даже стало обидно, он чувствовал себя обделенным.
Харли, которой неведома была усталость, схватила его за руку и потащила через арочный мост, а затем по дорожке в южную сторону парка. На пути им попалось озеро. Харли охнула от восторга, когда увидела белую цаплю, которая, смешно поднимая лапы, ходила вдоль берега по мелководью в поисках добычи.
— Красивая птица, но не более того, — кивнул головой Дункан и противным голосом занудил: — Мясо у нее не такое вкусное, как у другой дичи. Вот утки, к примеру…
— Ну все, с меня хватит! — взорвалась Харли. Она ухватилась за его футболку и с силой толкнула в грудь, прижав к стволу толстого вяза. Дункан от удивления вытаращил глаза. — Мне до смерти надоело твое нытье, Дункан Ланг. Мое терпение лопнуло, ты меня понял? Стоит великолепная погода, светит солнце, день просто чудесный… Надо радоваться, а ты только ноешь и жалуешься. Немедленно прекрати вести себя как последний зануда!
Комизм этой ситуации развеселил Дункана. Глядя в ее голубые, сверкающие гневом глаза, он ухмыльнулся. «Надо же, как мы разволновались! — подумал он. — Она просто прелесть».
— Ты знаешь, что твои веснушки становятся ярче, когда ты злишься?
Харли возмутилась.
— Послушай, малыш, — она еще сильнее прижала его к дереву, — это не я придумала тащить тебя за собой в парк — ты сам ко мне прицепился. Я тебе не позволю испортить мне этот день, тем более что я не знаю, когда еще у меня будет возможность погулять по Центральному парку. Или ты перестанешь хныкать и будешь вести себя нормально, или я тебя утоплю в этом пруду. Выбирай, что тебе больше нравится?
Дункан заискивающе улыбнулся.
— Ты же этого не сделаешь, верно?
— Под горячую-то руку?
Дункан засмеялся. Он был общительным парнем, и знакомых у него было бессчетное количество, но ему не приходилось встречаться с более занятным человеком, чем Харли. Она была уникальной личностью.
Безотчетно сжав ее руку, Дункан вздрогнул и недоуменно уставился на их сцепленные пальцы. Никогда раньше он не испытывал такого удовольствия от прикосновения к женской руке. Просто божественное ощущение, причем гораздо более чувственное, чем то, которое он испытал прошлым вечером.
Он внезапно перестал смеяться. По его телу разлилось томное блаженство. Было бы верхом идиотизма жаловаться в этот момент на то, что у него болят ноги и с него хватит всех этих цветочков и птичек.
— Я буду паинькой, — поклялся он, не находя сил отвести взгляд от небесно-голубых глаз.
— На этот раз я тебе поверю, — тихо произнесла Харли, опустив голову. Она робко попыталась выдернуть руку, но Дункан даже не подумал разжать пальцы.
Дункан почувствовал, как у него в груди учащенно забилось сердце; ему стало легко и радостно, словно Харли вдохнула в него новые жизненные силы и передала ему часть своего счастья. Он тут же вообразил, как целует ее, как прикасается губами к ее груди и ласкает ее тело. Эта соблазнительная картина его необычайно взволновала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
