— На этот раз я тебе поверю, — тихо произнесла Харли, опустив голову. Она робко попыталась выдернуть руку, но Дункан даже не подумал разжать пальцы.
Дункан почувствовал, как у него в груди учащенно забилось сердце; ему стало легко и радостно, словно Харли вдохнула в него новые жизненные силы и передала ему часть своего счастья. Он тут же вообразил, как целует ее, как прикасается губами к ее груди и ласкает ее тело. Эта соблазнительная картина его необычайно взволновала.
Дункан выпустил ее руку только тогда, когда они пришли в кафе «Боатхауз», стоявшее на берегу озера, и уселись за столиком друг напротив друга. Хотя для ленча было еще рановато, Харли решила перекусить. После не в меру калорийных блюд ресторана «Торре-да-Пиза» они решили ограничиться минеральной водой и салатом. Харли ежеминутно отвлекалась от еды: то она устремляла задумчивый взгляд на другой берег, то вскакивала, чтобы покормить хлебными крошками ленивых жирных карпов, и без того сытых.
— Не знаю, как тебе объяснить, что все это для меня значит, — произнесла Харли, устремив взгляд на солнечные блики, дрожащие на воде. — Девять лет я жила только в отелях, была занята выступлениями и не выходила из студий звукозаписи. Я не видела ни неба, ни зеленых, живых деревьев, ни цветов, растущих в садах или парках. А сейчас, когда я все это вижу — и где? — в парке, в самом центре Нью-Йорка, то мне…
— Замечательный парк, — с задумчивым видом поддакнул Дункан.
Харли бросила в него салфетку, угодив ему прямо в грудь.
— Черт побери, Дункан, не будь занудой! Ты сидишь с таким мрачным видом, словно устал от жизни и потерял к ней всякий интерес…
— Но это действительно так, — пожаловался Дункан, подняв с колен салфетку и положив ее на стол.
— Прежде всего, ты — человек. Или ты забыл об этом?
— Нет, помню, — слишком уж тихо произнес он, пожирая глазами сидящую напротив Харли. Она первая отвела глаза в сторону.
— Хотя после тех любовных романов, которые у тебя были и которых не счесть, можно действительно во всем разочароваться.
— Ну, положим, сосчитать их все-таки можно, — Дункану почему-то захотелось излить перед ней душу, — но беда в том, что все мои амурные приключения имели мало общего с любовью.
— А сам ты когда-нибудь влюблялся? — набросилась она на него. — А тебя любили?
— Нет, — покачал головой Дункан. — От этого только одни неприятности. Кроме того, зачем мне было брать на душу грех за неразделенную любовь, разбитые сердца. Нет, это жестоко.
— Ты необычайно великодушен, — скептически заметила Харли. — Я подозреваю, что ты никогда не задумывался о таких вещах, как любовь, семья, дети, да?
— Никогда, — хвастливо заявил Дункан. — Однажды я понял, что продолжительные связи не для меня. От мысли о крепких узах меня начинает трясти.
— Непостоянство и ветреность, — резонно заметила Харли. — Интересно только, откуда у тебя это?
— По-моему, это у меня в генах.
Харли поджала губы.
— Ты так думаешь? Хотя все может быть — с твоим-то богатым опытом ты уже, наверное, не раз в этом убедился.
— Всю жизнь я гоняюсь за какими-то химерами, — пожаловался Дункан.
— Ха-ха-ха, — произнесла Харли, меняя интонацию. — С тобой не интересно. Я тебя поддразниваю, а ты даже не реагируешь, шуток не понимаешь.
— Вот в этом ты ошибаешься, — пробормотал он.
Харли поспешила отвести взгляд в сторону. Ее вновь заинтересовали рыбы, поднявшиеся к поверхности воды за хлебными крошками.
После ленча Дункан проявил максимум осмотрительности и даже не подал Харли руку, когда она встала из-за стола. Он решил, что чем меньше будет к ней прикасаться, тем лучше. Когда они почти дошли до южных ворот, Дункан вообразил, что теперь в безопасности и может расслабиться, но просчитался.
— Карусель! — радостно завопила Харли, увидев красный навес карусели у выхода из парка напротив 64-й улицы. — Прокатимся! — она потянула его за рукав.
— Харли, я тебя умоляю…
— Дункан, пожалуйста…
Посмотрев в ее чистые, небесно-голубые глаза, Дункан понял, что просто не в силах ей отказать.
— Господи, ты хочешь свести меня в могилу, — пробормотал он себе под нос и вздрогнул, когда Харли испустила ликующий вопль.
Она подскочила и повисла у него на шее, затем стремглав бросилась к билетной кассе, оставив его стоять с открытым ртом и не заметив, что своими объятиями она вызвала у него в душе целую бурю.
Она купила себе и ему по четыре билета, чтобы покататься вволю. Дункан чувствовал себя полным идиотом, когда покорно устроился на деревянной лошади и карусель под звуки музыки начала плавное движение. Он влюбился. Он понял это, глядя на задорно смеющуюся Харли, недоуменно покачал головой. Чего-чего, а вот этого он от себя не ожидал. Если бы в этот момент его видела графиня Пишо, она бы его не узнала, впрочем, он и сам себя не узнавал.
Когда они наконец-то вышли из парка, для чего им пришлось пройти к другому выходу, поскольку Харли боялась, что Бойд Монро может запросто их увидеть из окна своего номера в «Ритце», она заявила, что теперь собирается подняться на Эмпайр-Стейт-Билдинг.
—Да это же просто смешно, — сказал Дункан. — Всем известно, что из Всемирного торгового центра вид на город гораздо лучше.
— Ну и пусть, — заупрямилась Харли. — Мне, например, нравятся старые здания, а Эмпайр-Стейт-Билдинг был известен, когда Торгового центра с его ужасными башнями еще и в помине не было. Могу поспорить, что ты никогда не поднимался на самый верх.
— Естественно, нет. Мне такое и в голову не приходило. — Он побоялся признаться, что и внутри-то здания никогда не бывал, поскольку Харли могла посчитать это непростительным упущением с его стороны.
Однако, когда они поднялись на Эмпайр-Стейт-Билдинг, у Дункана захватило дух от открывшейся панорамы. Было около четырех часов дня, и весь Манхэттен, освещенный ярким солнцем, лежал перед ними как на ладони. Дункан испытывал странный душевный подъем и ощущение опьяняющей свободы. Он не подозревал, что еще способен так искренне радоваться жизни. Харли удалось сделать настоящее чудо.
— Я знаю, что это звучит странно, — она подтолкнула его плечом, — но Нью-Йорк мне кажется родным городом. У меня такое чувство, словно я наконец-то вернулась домой, словно я всегда жила здесь. Мосс Харт написал в автобиографии, что для того, чтобы жить в этом городе, нужно быть дерзким мечтателем. У меня тоже были мечты, самые невероятные. Мне кажется, что они ко мне возвращаются. Нью-Йорк меня вдохновляет. Разве можно остаться равнодушной, глядя на этот город?
«Не на город, — подумал Дункан, посмотрев на ее счастливое лицо, — а на тебя».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
