– Вы знаете, кто убил моего отца? Это ведь не был несчастный случай, разве не так?
– Нет, не был. Те, кто убил твоего отца, организовали убийства еще целого ряда наших товарищей, в том числе родителей твоего нового друга, Питера Торпа. Они почти добрались и до меня. А после войны они чуть не погубили свободный мир. Но мы выяснили все об их деяниях.
Кэтрин задумчиво произнесла:
– Я никогда не думала, что мой отец… Хотя мне всегда казалось, что меня обманывают, я успокаивала себя тем, что он погиб на войне, как другие. А оказывается… Я не мстительна по характеру, но я хотела бы…
О'Брайен кивнул:
– С ними нужно свести и личные, и политические счеты. Так ты с нами?
– Да.
Вечером того же дня Кэтрин позвонила в Берн своей сестре Энн и спросила:
– Ты с ними?
– Да.
– Я тоже.
Сейчас она смотрела на О'Брайена, стоящего у окна. На его лице застыло задумчивое выражение. В этих людях, видимо, есть что-то, что поддерживает в постоянной готовности их ум и тело. Однако они, вероятно, понимают, что тоже смертны. И потому они начали вербовать молодых. Один из них – Николас Уэст. Его принадлежность к их организации внушала ей чувство уверенности. Ведь такой умный и осторожный человек вряд ли ввязался бы во что-то безрассудное или пакостное.
Кэтрин представила себе Питера. Он, судя по всему, не был допущен в сердцевину организации. Инстинктивно Кэтрин подумала, что это решение О'Брайена было, пожалуй, правильным.
Неожиданно в мыслях у нее возникло лицо Тони Абрамса. Он не рвался к ним, и ей это нравилось. О'Брайен тоже предпочитал тех, кто не сразу принимал решение о вступлении в организацию.
Кэтрин подумала о ван Дорнах. Джордж ван Дорн тоже входил в их группу, хотя прямо никогда об этом не говорил. Он не очень нравился Кэтрин, несмотря на то, что она знала мнение О'Брайена о нем, как о весьма неординарной личности. Если бы ее спросили, кто, по ее мнению, мог все эти сорок лет быть предателем, она указала бы на ван Дорна.
Она перебрала в уме Тома Гренвила, Джеймса Аллертона и других, с кем ей приходилось иметь дело за эти годы. В обычной жизни людей оценивают по общепринятым критериям, но в мире секретов и тайн эти критерии не действуют. Никого нельзя понять до конца.
Когда-то О'Брайен сказал ей одну вещь, о которой она сейчас вспомнила:
– Ты должна понимать, что нам не удалось бы уничтожить стольких своих противников и нанести им столько поражений без потерь в собственных рядах. Всегда помни, что в той игре, которую мы затеяли, присутствует элемент серьезного риска. Ты ведь уже была на похоронах нескольких людей, которые умерли не своей смертью.
Сейчас она посмотрела на О'Брайена и спросила:
– Вы думаете, Карбури мертв?
– Конечно.
– Это означает начало чего-то опасного?
– Думаю, да. В воздухе пахнет грозой, мы это чувствуем. Если говорить прямо, то мы располагаем весьма достоверной информацией о том, что в планах русских уничтожение нас к осени.
– Уничтожения кого?
– Нас. Америки. И, кажется, они даже разработали способ уничтожения, который их самих совсем не затронет или затронет в минимальной степени. Это, несомненно, связано с каким-то технологическим прорывом с их стороны. С таким прорывом, который оставляет нас практически беззащитными. Ясно было, что одна из сторон в скором времени совершит скачок через несколько поколений в технологии. До сих пор мы шли с ними почти голова в голову, лишь изредка чуть вырываясь вперед. Теперь же они как-то сумели овладеть современным пространством таким образом, что за несколько месяцев окажутся в следующем столетии. Такое уже случалось в истории: железный пароход «Монитор» расшвырял деревянные корабли конфедератов. Две наши атомные бомбы уничтожили два больших города за доли секунды…
Кэтрин хотела задать мучившие ее вопросы, но слова как будто застряли у нее в горле.
– Мы знаем, что в своих планах они рассчитывают главным образом на человека или людей, которые откроют им ночью ворота. Или на сержанта охраны. Одним словом, на того, у кого в руках ключи.
– На кого-то типа «Талбота»… – задумчиво произнесла Кэтрин. – Мы были так близко к разгадке… Этот дневник, эти бумаги… Что вы имеете в виду? – спросила она, заметив, что О'Брайен сделал жест, как бы отмахиваясь от ее слов.
– Дневник подготовил я. Твой отец не писал его. Прости. Этот чертов дневник был просто приманкой. Я рассчитывал на то, что, если зверь затаился поблизости, он обязательно выйдет на нее и обнаружит себя. И он это сделал. К сожалению всех тех, кто держал приманку в руках, Рандольф Карбури тоже погиб. Но теперь у нас есть след. След волка, оставленный им в мокрой траве.
Кэтрин поставила свой бокал на подоконник.
– Что же было в том дневнике?
– Я поручил одному нашему специалисту сделать разными чернилами записи, якобы относящиеся к разным годам. Сам дневник был приобретен в Лондоне в одной из антикварных лавок. Слуга, нашедший его в одной из кладовок дома Элинор Уингэйт, был моим человеком. Леди Уингэйт искренне поверила в подлинность записей. В подлинность дневника поверили почти все, кто его видел.
– Но… Кого же вы назвали? Вы назвали настоящее имя «Талбота»?
О'Брайен потер подбородок:
– Как же я назову его? Ведь если бы я знал его имя, то давно бы уже уничтожил предателя. В записях содержатся лишь некоторые намеки. Но если «Талбот» читает сейчас дневник, то чувствует себя очень неуютно. Он догадается, что существуют фотокопии документа, и он наверняка проявит себя в погоне за ними.
У Кэтрин вдруг вырвалось:
– Элинор Уингэйт в опасности!
На лицо О'Брайена легла тень.
– Она мертва. Бромптон-Холл сожжен.
Кэтрин пронзила О'Брайена взглядом:
– Вы знали, что так случится…
– Я отправил одного друга присмотреть за ней и ее племянником. Что же касается Карбури… Он знал, что документ поддельный. Но он все сделал правильно. Он как бы случайно оказался в Бромптон-Холле именно в тот день, когда был обнаружен дневник, и именно он порекомендовал леди Уингэйт написать тебе письмо. Он прекрасно осознавал опасность мероприятия по доставке дневника в Америку. Однако, судя по всему, до конца противостоять этой опасности не сумел.
– Я попыталась прикрыть его.
– Да. Но либо он, либо Элинор сказали кому-то о дневнике. Поэтому полковник мертв.
– Я говорила об этом Питеру.
– Я знаю.
Кэтрин надолго замолчала, затем произнесла:
– Питер мог доложить о дневнике по своим каналам.
– Возможно. И даже очень вероятно, что он так и сделал. Это полезно для выманивания зверя из норы.
– Но погибли люди…
– Что ж, это придает всему мероприятию дополнительную правдоподобность. – О'Брайен посмотрел на Кэтрин. – Я всегда говорил тебе, что наше дело сопряжено с опасностью. Думаю, в ближайшее время эта опасность возрастет. Тебе бы нужно носить с собой пистолет.
Кэтрин кивнула. Она догадывалась, что внутри этой организации, вроде бы занятой любительским шпионажем, оставалось место для насильственных действий. Мандат на них эти ветераны получили еще в УСС, а прошедшие сорок лет не разубедили их в праве силовых методов на существование.
– Я беспокоюсь за Энн, – сказала она О'Брайену.
– Ты беспокойся о себе. Энн лучше тебя представляет реальную опасность, которая ее подстерегает.
– И за Ника. – Она вдруг подумала о нем с таким же замиранием сердца, с каким думают о ребенке, играющем на дороге среди машин.
– Нику опасность угрожает с нескольких сторон. Я нанял для него частных охранников.
Кэтрин посмотрела на О'Брайена. С самого начала их совместной работы у нее было какое-то полудетское ощущение, что он переиграет любого. Но тогда… Тогда выходит, что именно О'Брайен и мог быть самым страшным «Талботом», какого только она в состоянии была себе вообразить.
22
Абрамс и Торп вошли в «Полковничью гостиную». С необычной для него любезностью, Питер принес от бара коньяк для Тони и с улыбкой поднял свой бокал:
– За правду.
Абрамс пить не стал.
Патрик О'Брайен и Кэтрин подошли к мужчинам.
– Нашли что-нибудь в клубе? – спросил О'Брайен.
– Карбури, без сомнения, переоделся для ужина. Мы спросили кое-кого, но никто не видел, как он покидал клуб. Я заставил управляющего проверить сейф. Там ничего не было. Ничего примечательного не нашли мы и в номере.
О'Брайен повернулся к Абрамсу:
– Вы связались со своими друзьями в полиции?
– Да. Я сказал им, что речь может идти о деле государственной важности. Они свяжутся с ФБР. Но им нужна дополнительная информация.
О'Брайен кивнул:
– Сообщите им все, что им потребуется. Но фирму в это дело не впутывайте.
Подошел Николас Уэст, и впятером они поговорили еще несколько минут, затем О'Брайен сделал знак Джеймсу Аллертону, и тот, покинув поздравлявших его знакомых, направился к ним. Он наклонился и поцеловал Кэтрин.
