– Мне кажется, ты слишком усложняешь эту историю, – сказал Торп. – У меня нет такого обилия фактов, как у тебя, но я почему-то уверен, что предатели были среди агентов. Одним из них был Рот. Отсюда и все утечки. А не из Лондона или Вашингтона.
Уэст пристально посмотрел на Торпа:
– Неплохое умозаключение. Кстати, официальные выводы тогда на этом и сходились… Однако если предположить, что радиограммы майора Кимберли направлялись под заботливой опекой русских спецслужб, то тем более стоит внимательнее к ним присмотреться. Генри был хорошо подготовленным офицером разведки, к тому же достаточно смелым и изобретательным человеком. Обратите внимание на странную структуру его радиограммы. Зачастую это просто неграмотно по-английски. Почему? А потому, что внутри кодированной радиограммы есть еще код по начальным буквам. – Уэст сделал паузу. – Посмотрите на фразу «Тщательно анализирую любые бредни, осматриваю территорию».
Торп резко выпрямился в кресле:
– Т-а-л-б-о-т. «Талбот»?
– Да, – кивнул Уэст, – официально кличка «Талбот» в документах не существовала, но ее в разговорах употребляли Генри Кимберли, мистер О'Брайен, мистер Аллертон и некоторые другие офицеры. Видимо, из характера вопросов, которые при допросах задавали русские, майор Кимберли сделал вывод о наличии у них высокопоставленного источника в УСС. Радиограмма была его единственной возможностью предупредить друзей.
Аллертон потер подбородок:
– Я видел эту радиограмму, и знал о «Талботе»… Но я никогда не усматривал в этой шифровке… я был плохим разведчиком.
Абрамс задумался. Он почти ничего не знал о шифрах, но именно та строчка, на которую указал Уэст, привлекла его внимание. Шифрование начальными буквами слов напоминало хитрости школьников или молодых влюбленных. Трудно предположить, что ни Аллертон, ни О'Брайен не смогли догадаться об этом сорок лет назад. Абрамс сделал вывод, что они догадались, но не сказали об этом друг другу. Интересно.
Уэст достал трубку и кисет.
– Все изложенное – это, в конце концов, не то, что мы называем «горячей информацией». – Он раскурил трубку и опустил взгляд на лежащее на коленях письмо. – К этому типу информации относится известная многим фраза из письма Элинор Уингэйт: «Но главная цель моего письма – сообщить Вам о бумагах Вашего отца, в которых упоминаются имена людей, возможно, все еще входящих в правительство Вашей страны или занимающих высокое положение в американском обществе… По крайней мере, один из упомянутых людей – известная личность, близкая к Вашему президенту».
О'Брайен повернулся к Абрамсу:
– Что вы думаете по поводу услышанного?
Абрамс подумал, что ниточки во всем этом деле уже старые, какие бы то ни было следы стерты временем, улики только косвенные, а доказательства слишком уж натянуты. Если к ситуации подходить как к обычному уголовному делу, то шансов на завершение у такого дела немного. Преступнику удалось избежать раскрытия, и, даже если бы он был обнаружен, передавать дело в суд бессмысленно. Но если рассматривать все это с точки зрения личной мести, вендетты, то оно, в принципе, может быть закончено. Хотя эта организация и старается избежать слова «вендетта». С подобным явлением Абрамсу неоднократно приходилось сталкиваться, когда он работал в полиции. Разумеется, О'Брайен и Аллертон обставят все не так жестоко, как делает это мафия, но результат будет тот же самый. Он вспомнил о серебряной пуле.
– Мистер Абрамс, так что же вы все-таки думаете?
– Я думаю, на этот раз вы найдете того, кого ищете.
О'Брайен подался вперед:
– Почему?
– Потому что он понимает, что вы опять взяли след. И он убегает. Он убил Карбури. Если прибегнуть к уже применявшейся метафоре, лес сильно поредел за прошедшие сорок лет. Многие животные погибли, вымерли. Следы волка, или оборотня, теперь легче различить. И еще я думаю, что он не остановится перед новыми убийствами.
О'Брайен поднялся и зашагал по комнате. По стенам побежала его тень, отчего казалось, будто изображенные на них воины начали двигаться.
– Да, он будет убивать. Его вынуждают к этому, – задумчиво произнес О'Брайен.
24
Длинный лимузин отъехал от Штаба, огни в котором были уже погашены, развернулся и направился по Парк-авеню на юг. Питер Торп, расположившийся на откидном сиденье, прикурил и обратился к Уэсту:
– Создается впечатление, Ник, что ты уже довольно давно работаешь над этим делом. Судя по всему, ты занялся им задолго до появления – и исчезновения – полковника Карбури. Однако я что-то не припоминаю, чтобы ты говорил когда-либо об этой работе на встречах нашей группы.
Уэст, сидевший на втором откидном сиденье, возился со своей трубкой.
– Важность и сложность этого дела, отрывочность и расплывчатость данных предполагают нецелесообразность его обсуждения с ветеранами УСС, независимо от того, отошли ли они от дел или занимают какое-то положение в ЦРУ или администрации.
Торп улыбнулся О'Брайену и Аллертону и добавил:
– Разумеется, присутствующие здесь составляют исключение.
Уэст отвел взгляд.
– Нет, не составляют.
Торп снова улыбнулся.
– Мы тебя явно недооценивали, Ник.
Уэст как будто не заметил его реплики.
– Единственный человек, с которым я обсуждал это дело до сегодняшнего дня, – Энн. Собственно, мы и познакомились в связи с этим обсуждением.
Тони Абрамс внимательно взглянул на Уэста. Он подумал, что Ника многие действительно могли недооценивать. Вся его внешность не внушала ни малейшего опасения, если рассматривать ее с точки зрения примитивных инстинктов. Но ум у него был опасный – опасный для предателей, ничтожеств, позерствующих середнячков типа Питера Торпа. Интуитивно Абрамс ощущал, что Торп боится Уэста.
Лимузин медленно пробирался в плотном потоке машин. В салоне повисло молчание. Наконец его прервал О'Брайен:
– Я не верю, что КГБ, прилагающему столько усилий, чтобы проникнуть в администрацию, спецслужбы и министерство обороны США, не удалось добиться здесь каких-то успехов. Половина из присутствовавших сегодня на вечере, включая двух бывших и нынешнего директоров ЦРУ, вполне подходят под определение Элинор Уингэйт «близок к администрации и президенту». – Он огляделся. – Я не похож на сумасшедшего?
Кэтрин наблюдала за ним с восхищением. Как ловко расставляет он ловушку! И хотя дело о дневнике от начала до конца выдумано, реакция тех, кого О'Брайен испытывает, будет настоящей. Так же вполне реальной была гибель или исчезновение Карбури, равно как и гибель людей в Бромптон-Холле. О'Брайен показал себя мастером мистификаций.
– Вопрос в том, как далеко сумели продвинуться эти советские агенты и какую цель они преследуют, – сказал Уэст.
О'Брайен покачал головой.
– Могу только сказать, что в воздухе пахнет грозой. Я думаю, что русские изобрели все-таки способ добиться своей конечной цели.
– Вы имеете в виду ядерный удар? – спросил Торп.
– Нет. – О'Брайен сделал жест, как бы отметающий это предположение. – Поскольку ядерный удар немедленно вызовет массированную акцию возмездия с нашей стороны, русские вряд ли считают этот вариант оптимальным.
– Тогда что же? – спросила Кэтрин. – Биологическое или химическое оружие? – И поскольку О'Брайен не ответил, продолжила: – Какое отношение к этому может иметь полковник Карбури и письмо леди Уингэйт?
– Судя по всему, лицо или лица, названные в дневнике в качестве русских агентов, зачем-то нужны Советам в осуществлении их плана, – сказал наконец О'Брайен. Он пожал плечами. – Нам не хватает фактов.
«Типичный полицейский прием, – подумал Абрамс. – Подозреваемому говорят, что знают все о нем и его сообщниках, а затем отпускают, чтобы проследить за его действиями и контактами. Следовательно, можно предположить, будто О'Брайен и вправду считает, что в этом лимузине находится лицо, связи которого тянутся в Москву». И все же у Абрамса возникло впечатление, что в своих заявлениях О'Брайен несколько переигрывает. Слишком много ответов на незаданные вопросы. Слишком все гладко. И слишком спокойно он выглядит, хотя получается, что и сам О'Брайен может быть одним из подозреваемых на роль «Талбота».
Вообще-то все, что происходит с ним, Тони Абрамсом, какая-то фантастика. У него было такое ощущение, словно его подхватил ураган и перенес в сказочный город. Нет, надо сейчас же отправляться домой и лечь спать, а когда он проснется, то от смокинга не останется и следа, не будет никакого похмелья, и во вторник он спокойно пойдет на работу. А Кэтрин Кимберли велит ему доставить какому-нибудь бедному еврею приглашение явиться на фирму по ничтожному делу. И жизнь вновь размеренно, хотя и несколько скучно, потечет по своему привычному руслу.
