— Что случилось, мам? — решился спросить он.
— Ничего.
— Совсем недавно мы так веселились… Ты снова беспокоишься о деньгах?
— Нет, дела у нас идут прекрасно. — Марта вдруг села и спустила ноги с кровати. Она пыталась казаться оживленной, но резкое движение вызвало болевой спазм в левой части головы. — В самом деле, — произнесла она напряженно-бодрым голосом, прижав пальцы к виску, чтобы уменьшить боль, — кажется, моей голове полегче. Может, стоит это как-нибудь отпраздновать?
— Вот здорово!
— На работу мне идти уже поздно, а завтра и послезавтра — выходные. Пожалуй, можно отправиться в небольшой поход. Как идея? Думаешь, Салли понравится?
— Еще бы! Сверхъестественно!
— Вот и хорошо. Тогда доставай из кладовой спальные мешки и скажи Салли, пусть приготовит сэндвичи. А я уложу консервы.
Каждое движение отзывалось в голове невыносимой болью, но она знала, что должна это вытерпеть. Требовалось во что бы то ни стало уехать из города. Ей было легче перенести физическую боль, чем встретиться с Куинном.
* * *
После лэнча Куинн заехал в контору Хейвуда. Эрл Перкинс — молодой человек, которого он уже видел, устроившись в уголке, говорил по телефону. Гримаса на его физиономии свидетельствовала о том, что его язва вновь давала о себе знать. Либо о том, что клиент попался не из легких.
Вилли Кинг восседала за своим столом, элегантная и невозмутимая, в шелковом летнем платье, столь же зеленом, как ее глаза. Казалось, возвращение Куинна ее обрадовало.
— Вы? Что вас заставило вернуться?
— Я полюбил Чикот.
— Чепуха. Его никто не любит.
— Тогда что вас здесь удерживает? Джордж Хейвуд?
Она посмотрела на него так, будто очень хотела рассердиться, но безуспешно.
— Не глупите. Вы что, не слышали обо мне и Эрле Перкинсе? Я в него безумно влюблена. Мы собираемся пожениться и жить долго и счастливо. Все втроем: Эрл, я и его язва.
— Звучит многообещающе, — кивнул Куинн. — Для язвы.
Вилли слегка покраснела и в замешательстве уставилась на свои руки. Они были большие, сильные и, несмотря на ярко-оранжевый маникюр, чем-то напомнили Куинну сестру Благодеяние.
— Вы не могли бы быть настолько любезны, чтобы оставить меня в одиночестве? — жалобно попросила она. — У меня ужасно болит голова.
— Похоже, сегодня все женщины Чикота мучаются от головной боли. Видно, день такой, — вздохнул Куинн.
— Но у меня она в самом деле болит. Ну, пожалуйста, уйдите. Я все равно не в состоянии отвечать на ваши вопросы. Просто не знаю, как меня угораздило попасть во всю эту… эту путаницу.
— В чем вы видите путаницу, Вилли?
— О, во всем, — теперь она рассматривала запястья, каждое в отдельности, будто они были живыми существами, внезапно вышедшими из-под контроля. — Вы когда-нибудь слышали о законе Дженкинсона? Он утверждает, что все люди — сумасшедшие. Теперь можно добавить закон Вилли Кинг: все на свете — путаница.
— Без исключений?
— По крайней мере с того места, где сижу я, их не заметно.
— А вы пересядьте, — посоветовал Куинн.
— Не могу. Слишком поздно.
— Что повергло вас в такое уныние, Вилли?
— Не знаю. Может, жара. Или город.
— Та же самая жара стоит у вас все лето. В том же городе.
— Наверное, мне просто пора в отпуск. Куда-нибудь, где прохладно и туманно и каждый день идут дожди… Пару лет назад я махнула в Сиэттл, думая, что там все обстоит именно так. Знаете, что получилось в результате? Стоило мне туда приехать, и в Сиэттле началась самая сильная засуха за всю его историю.
— Что полностью подтверждает закон Вилли Кинг.
Она беспокойно задвигалась в своем кресле, будто до нее только сейчас дошел совет Куинна переменить место.
— Слушайте, вы в состоянии говорить прямо и серьезно?
— Ни в коем случае, если я могу помочь. Это закон Куинна.
— Нарушьте его хотя бы раз и скажите мне, зачем вы сюда вернулись?
— Поговорить с Джорджем Хейвудом.
— О чем?
— О его визитах в Теколотскую тюрьму, к Альберте.
— Откуда вы откопали эту бредовую мысль? — раздраженно бросила она. — Вы же прекрасно знаете, что Джордж разорвал с сестрой все отношения много лет назад. Я вам говорила.
— Я уже обратил внимание: все, о чем вы мне говорите, неизменно оказывается чертовски далеко от истины.
— Положим, порой я и привираю немного то там, то тут… Но не в данном случае.
— Я охотно готов допустить, что вы не врали, Вилли, — пожал плечами Куинн. — Вы просто могли быть неверно информированы. Джордж навещает сестру каждый месяц.
— Не верю. Зачем бы он стал притворяться?
— Это один из тех вопросов, которые я хочу ему задать. В полдень, если получится.
— Не выйдет.
— Почему?
Она крепко прижала руки к груди, будто для того, чтобы облегчить внезапный спазм, и наклонилась вперед.
— Его здесь нет. Он позавчера уехал.
— Куда?
— На Гавайи. В последние пару месяцев у него обострилась бронхиальная астма, и доктор решил, что смена климата пойдет ему на пользу.
— Надолго он уехал?
— Понятия не имею. Все произошло так внезапно. Три дня тому назад он пришел сюда и совершенно неожиданно объявил, что уезжает в отпуск. И на следующее утро уехал.
— Он просил вас заранее заказать для него места?
— Нет. Сказал, что сам это сделает, — она поискала в кармане носовой платок и приложила его ко лбу. — Я была буквально в шоке. Я так давно планировала… вы, наверное, сказали бы, мечтала… о Джордже, о том, как мы вместе проведем отпуск… И вдруг — нате вам! Мне — кукиш под нос, а он летит на Гавайи. Один.
— Потому-то вы такая унылая?
— По крайней мере он мог сказать что-нибудь такое: мол, извини, Вилли, в этом году я тебя с собой взять не смогу… Или что-нибудь вроде… А он этого не сделал. И я боюсь. Боюсь, что это конец.
— Богатое у вас воображение, Вилли.
— Не думаю. Бог свидетель, как бы я хотела, чтобы все дело было в этом. Но, увы… Джорджа будто подменили. Он ведет себя, как совсем другой человек. Настоящий Джордж, мой Джордж, никогда и никуда бы не поехал, не определив заранее, на какое время он едет, где остановится… А этот вообще ничего мне не сказал, кроме того, что завтра утром уезжает. Сами видите — у меня есть причина бояться. Я предчувствую, что он не вернется. И все время думаю об О'Гормане.
— Почему? При чем тут О'Горман?
Она снова провела платком по лбу.
— Мало ли что может случиться. Я умоляла Джорджа взять меня с собой. Тогда, если бы даже самолет попал в катастрофу, мы по крайней мере хоть умерли бы вместе.
— Вы становитесь совершенно невыносимой, Вилли. Позавчера не было никаких авиакатастроф. Как раз сию минуту ваш Джордж скорее всего пребывает в окружении загорелых девиц, которые учат его танцевать хулу.
Она холодно воззрилась на него.
— Если вы собирались меня подбодрить, смею вас уверить, вам это не удалось. К черту загорелых девиц!
— С орхидеями в волосах, — голосом кинопровокатора прошептал Куинн.
— У меня во дворе тоже растет орхидея. В любое время, как только мне захочется, я могу воткнуть ее себе в прическу. И загореть могу. И танцевать хулу, если потребуется.
— Если бы пришлось держать пари, я бы поставил на вас, Вилли.
— В самом деле?
— Можете не сомневаться.
— Перестаньте ребячиться, Куинн! — резко потребовала она, тряхнув головой. — Я не ваш тип. Да и вы — не мой. Предпочитаю мужчин постарше, более зрелых — не таких, про которых никогда не знаешь, в какое время ему заблагорассудится исчезнуть или появиться, а таких, которые всегда под рукой. Рая в шалаше я уже хлебнула. С меня хватит. Мне нужны гарантии. А вы… не думаю, что вы и сами знаете, чего хотите.
— Как раз начинаю понимать.
— С каких это пор?
— С тех пор как пару недель назад скатился в самый низ.
— И как глубоко этот ваш низ располагается?
— Мне хватило, — уверил он ее. — Потому что оттуда нет выхода, кроме как наверх. Вы слышали когда-нибудь о Небесной Башне?
— У меня была какая-то очень религиозная тетка, она постоянно употребляла в разговоре фразочки вроде этой.
— Это не фраза, а вполне реальное место в горах за Сан-Феличе. Я побывал там уже дважды и обещал вернуться в третий раз. Кстати, чуть не забыл… скажите, у вас когда-нибудь были прыщи?
Ее тонко выщипанные брови взлетели вверх.
— Вы что, с ума сошли?
— Вполне возможно. Но, как бы то ни было, мне бы хотелось, чтобы вы ответили на мой вопрос.
— Нет, у меня никогда не было прыщей, — произнесла она мягко и слишком отчетливо, будто говоря с идиотом. — Но у моей младшей сестренки были, когда она училась в школе. Она избавилась от них, по шесть-семь раз в день протирая лицо «Лосьоном Нортона» и напрочь отказавшись от всего сладкого и жирного. Это то, что вы хотели узнать?
