так, как они рассчитывали.
— Много их было? — Павел Федорович слушал меня с раскрытым ртом, а то — настоящий детектив времен развитого социализма! Можно из этого еще и сюжет для книги смастерить.
— Достаточно. В милиции вам предоставят данные, я думаю.
— Как же ты сам-то жив остался, и что с семьей?
— С семьей все в порядке, я успел, буквально через час жену пустили бы по банде…
Тут Дерунов аж карандаш сломал в руке. Хруст раздался как выстрел, я же не дернул и бровью.
— Сам получил пулю в плечо, сквозное, ничего, зажило нормально.
— А я смотрю, ты руку бережешь, видимо, привык, не замечаешь уже, я видел такое, у нас много фронтовиков трудится, у некоторых такие же рефлексы и поведение. Ну, парень, ты меня просто сразил. Сколько тебе лет, что через такое прошел? Да еще твои возможности…
— Двадцать три. Мои возможности и открылись, когда был при смерти, от большой потери крови. Тогда, очнувшись, я и начал осознавать, что знаю куда больше, чем до ранения.
— Эмоциональная встряска… — пробубнил Дерунов.
— Наверное, — пожал я плечами и заметил, сам для себя, что и правда одно плечо берегу. Так что, можно сказать, пожал только одним.
Расстались мы совершенно по-дружески. Дерунов пожал мне руку, обещал позаботиться об оформлении и напомнил о фотографиях. Чтобы не откладывать в долгий ящик, я сразу с завода и поехал в фотостудию, где успешно сфотографировался. Фотограф предупредил, что работы много и готовы мои карточки будут только послезавтра, на что я спросил в ответ о срочности. Предложили доплатить за срочность сверху тридцать процентов, легко согласился, стоило это копейки. Отправив меня погулять, фотограф назвал необходимое ему время. Таким образом у меня появилось два часа, и надо было куда-то себя пристроить. Рядом находился Мытный рынок, туда я и направился. О, блин, в эти времена он был в ужасном состоянии. Сказывалось то, что этому рынку лет, наверное, как самому городу, много то есть. Обшарпанные строения внутри, какие-то люди странные мотаются туда-сюда, продавцы неопрятного вида, короче, сбежал оттуда быстрее мысли. Пошел искать, где можно перекусить, и нашел… Пельменную. Господи, как я до сих пор в нее не сходил, а? Ведь я просто обожаю пельмени, а уж вкус советских памятен из детства.
Заказав полуторную порцию, попросил разделить ее на две тарелки и одну подать с маслом, а вторую со сметаной. Посмотрели как-то косо. Из-за лишней тарелки, что ли? Вот это тоже немного напрягало в Союзе. А именно отношение в общепите и магазинах. На лице у многих продавцов-подавальщиц выражение такое, как будто ты у них милости пришел просить, а они размышляют, подать тебе копейку или нет. В будущем бесила назойливость всяких официантов, менеджеров в магазинах, а тут наоборот. Ну вот почему у нас народ все время бросает в крайности? Неужели официант не может, просто улыбнувшись, вежливо выслушать, а затем спокойно подать заказ и получить расчет? Или это мне так «везет»? В Москве, вон, тоже питались в общепите, скажу честно, ничем не лучше, чем в нашем маленьком провинциальном городке. Меню разнообразней, а вот обслуживание… Да, я понимаю, что все люди разные, у всех свои проблемы и прочее. Но ведь ты приходишь на работу все же для того, чтобы работать, так уж будь любезен, забудь на время о своих проблемах, ведь человек перед тобой в них не виноват.
Заставив себя забыть о неприятных моментах в общении с официантами, спокойно поел, не досаждали даже три мужика, сугубо рабочей наружности, что вдруг решили выпить «водовки» посреди бела дня и закусить пельмешками. Ну, а что, вполне культурно, не на лавочке без закуси, а даже солидно, что ли.
Пельмени отлично упали в пустое брюхо, и я довольный пошел на набережную Волги. Захотелось просто посидеть и отдохнуть после сытного обеда. Погода стояла отличная, солнышко светит, легкий, уже вполне теплый майский ветерок обдувает лицо, и хочется просто жить. Блин, ну почему мы созданы для того, чтобы постоянно что-то решать, работать, добывать, доставать, превозмогать? Почему человек обязательно должен быть занят настолько, что не замечает жизнь, пролетающую мимо. Вспоминаются истории родственничков, у которых что-то запоминающееся было исключительно во время какого-нибудь сабантуя. Ни один не рассказывал, как ездил на рыбалку и наслаждался видами рек и озер, только пьянки. Я-то понимаю, в принципе, откуда это. Люди все время работают, у них нет времени смотреть вокруг и, как бы сейчас сказали, филонить, тунеядничать. Тут у всех к двадцати пяти уже есть семьи, дети, нужно много работать, чтобы их содержать. Хотя, если признаться, уже успел оценить, что зарплаты здесь вполне хорошие. Может, сказывается ценообразование, на все госцена и она не меняется с годами. И этот период назвали застоем? Да это стабильность! Вот так бы сейчас назвали это время люди из будущего, привыкшие, что зарплаты каждый месяц хватает на меньшее. Точнее, не хватает никогда. Здесь люди, ну, кто не пьянствует, конечно, даже копить умудряются, и на машины, и на дачи, да мало ли на что. Вон, я уже рассказывал о лодках и причале. Так вот, в бедном Союзе, в котором, как заливают в будущем либеральные личности в уши не особо грамотных людей, ничего у народа не было, ходили в одних портках всю жизнь и света белого не видели, даже в нашем, далеко не самом богатом городке причал стоит, а на нем и личные лодки, с моторами, яхты парусные, деревянные лодочки, сдающиеся в прокат. Господи, да такого даже в двадцать первом веке не будет. Где-то в областном центре еще может быть, но не в таких городках, как наш. А тут… Вон, я отсюда вижу причал, до него по прямой с километр, наверное, куча лодок, люди суетятся. Где-то там и моя стоит, надо хоть мотор перебранный из гаража принести и повесить, да опробовать наконец. Общался с рыбаками лодочниками, думаете, все сплошь инженеры с заводов? Да там кого только нет, даже художник один затесался.
Получил фотографии, ну, рожа вполне себе узнаваемая, в смысле я-то уже забыл даже, как выглядел в двадцать лет, приятно это осознать, что тебе годков скостили. Время еще было, на часах Спасо-Преображенского собора недавно пробило пятнадцать часов, успеваю на завод.
В отделе кадров пришлось подождать. Когда сдавал паспорт и фотографии, застопорились на отметке о судимости. Начальница ушла звонить, скорее всего, Дерунову, ведь это он отдал распоряжение оформить меня.
Минут через пятнадцать начальник отдела кадров вплыла в кабинет,
