Энергетика тут, прямо скажем, бешеная. Люди свистят и улюлюкают, поддерживая любимых гонщиков. Некоторые даже подготовили плакаты на ватманах и размахивают ими во все стороны. По словам Никиты, официально ставки здесь делать нельзя. Однако особо азартным никто не мешает договариваться о денежном призе в обход организаторов.
Спустя пару минут две хорошо знакомые мне машины — красная и темно-серая — неторопливо подъезжают к старту. Не нужно быть знатоком, чтобы понять, что Никита и Тимур — обладатели, пожалуй, самых дорогих автомобилей в этой тусовке. Их начищенные бока даже в ночи сверкают глянцем, а идеальные геометрические пропорции вызывают приступ эстетического трепета даже у неискушенных зрителей.
— Вау, смотрите! Вот это жир! — вопит невысокий мальчишка, стоящий подле меня. — Мажоры подъехали!
Публика в нетерпении. Парни сравнивают технические характеристики стартующих машин, девчонки довольно повизгивают. И только я одна испытываю необъяснимую тревогу. Не покидает предчувствие чего-то неминуемого, неизбежного… Я понимаю, что это всего лишь гонка и, что бы ни говорил Никита, никакого глобального смысла в происходящем нет, но все же на душе как-то неспокойно. Словно маленький червячок сомнения пробрался мне под кожу и с настойчивостью голодного дятла долбит по мозгам, навевая смутные опасения. Тук-тук. Тук-тук.
— Еще! Еще чуть ближе! — организаторы выстраивают машины на линии старта с точностью до сантиметра.
На дороге показывается девушка в неприлично коротких шортах. Грациозной походкой от бедра она шествует мимо стоящих автомобилей и становится перед ними.
— Готов? — она обращается к Алаеву.
В ответ он моргает ей фарами.
— Готов? — переводит взгляд на Никиту.
Тот тоже подтверждает свою готовность.
Я стою достаточно близко, чтобы рассмотреть лица каждого из них. Оба сосредоточены и предельно серьезны.
Девушка в шортах резко поднимает руки вверх, разводит их по сторонам и дает отмашку. С визгом шин и ревом моторов соперники срываются с места и уходят в подернутый сумрачной дымкой горизонт.
Поначалу обе машины движутся параллельно, но затем одна их них начинает отставать. Когда по барабанным перепонкам ударяет рев толпы, знаменующий окончание гонки, я вздрагиваю. Неужели все закончилось так быстро? По ощущениям, прошло лишь несколько мгновений…
Кусая губы, всматриваюсь вдаль, и разочарование едкой вязкой субстанцией затапливает грудь. Потому что, вопреки моим надеждам, Никита пришел к финишу вторым.
Глава 31
Лера
Сорвавшись на бег, лечу к противоположному краю трассы. Никита выходит из машины и, раздраженно хлопнув дверью, ударяет кулаком о крышу. Даже находясь на расстоянии сотни метров, я вижу, как он расстроен. Хочется поскорее оказаться с ним рядом. Обнять, поддержать, утешить.
Алаев тоже показывается из тачки. Наверное, доволен собой невообразимо! Пока бегу, меня посещает саркастическая мысль, что людям с его уровнем самооценки вредно выигрывать. И без того гигантское эго может раздуться до вселенских масштабов и лопнуть. Хотя лично я не против, чтобы у Тимура что-нибудь лопнуло. Но лучше не эго, а глаз, например. Или селезенка.
Возможно, я воспринимаю случившееся слишком близко к сердцу, но победа Алаева задевает меня так, будто я сама ему проиграла. Как же злит, что этот напыщенный индюк получил очередной повод потешить свое гипертрофированное самомнение!
— Никит! Я здесь! — подскакиваю к парню и, развернув его к себе, заключаю в объятия.
Я не знаю, что нужно говорить в подобных ситуациях. Правильные слова никак не приходят на ум, поэтому я решаю воспользоваться языком тела. Обхватываю щеки парня ладонями и приникаю к нему губами. Думаю, поцелуй лучше меня расскажет о моей безусловной поддержке.
— Ну и кто кого разделал по кусочкам? — слуха касается насмешливый голос Тимура.
Ох, чует мое сердце, сейчас нам всем будет несладко.
Никита нехотя разрывает наш тактильный контакт и вскидывает взгляд на соперника. Я ожидаю, что он ответит Алаеву какой-нибудь хлесткой фразой, но вместо этого парень выдавливает из себя некоторое подобие улыбки и довольно ровным тоном произносит:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Поздравляю.
— Спасибо, брат, — Тимур, судя по безмятежному виду, тоже не намерен кусаться.
Никита быстро опускает ладонь в задний карман джинсов, а затем протягивает ее Алаеву. Тот без промедлений пожимает, а потом тоже погружает руку в карман куртки.
Мне показалось, или Никита что-то ему передал? Деньги?
Слегка нахмурившись, наблюдаю за странным поведением парней, а Тимур тем временем переводит внимание на меня.
— Ну а ты, Лер? Поздравишь победителя?
— Еще чего! — фыркаю, сложив руки на груди. — Я вообще-то не за тебя болела.
— Но я, тем не менее, оказался быстрее.
Чем явственнее Алаев упивается своим триумфом, тем сильнее мне хочется сбить с него спесь.
— Ну и что? Подумаешь, повезло.
— Да брось, не ерепенься, — он разговаривает со мной подозрительно мягко, будто с несмышленым ребенком. — Поздравь меня так же, как поздравила с посвящением в студенты. Тебе ведь самой понравилось.
Теперь понятно, откуда взялся этот обманчиво дружелюбный тон. Негодяй взялся за старое.
Манипулятор хренов! Ненавижу!
— Алаев, чего ты до нее докопался?! — взрывается Никита, которого, очевидно, не меньше моего раздражают недвусмысленные намеки. — Тебе русским языком сказано: отвали!
С этими словами он цепляет меня за локоть и решительно ведет к машине. Перебираю ногами, едва поспевая за быстрым шагом парня. Я рада, что Никита решил прервать эту бессмысленную перебранку. Единственный способ заткнуть Алаева — это дистанцироваться от него.
Когда мы оказываемся в уютном салоне автомобиля, Матвеев тяжело вздыхает и поворачивается ко мне. В его глазах плещется негодование, а меж бровей залегла глубокая складка.
— Лер, я не могу больше притворяться глухим и слепым, — поморщившись, он обхватывает руль и сжимает его так сильно, что белеют кончики пальцев. — Что произошло на посвящении? Почему Тим все время об этом упоминает?
От страха кишки скручиваются тугим узлом, а сердце истерично дергается к глотке. Я знала, что рано или поздно этот вопрос прозвучит, но все равно оказалась к нему неготовой. Меня застигли врасплох, выбили из-под ног твердую почву. И теперь я, стремительно теряя равновесие, лечу в зияющую бездну разоблачения.
— Ты же знаешь Алаева, он вечно какую-то ерунду мелет. Наверное, на посвящении головой ударился, вот и бредит, — предпринимаю жалкую попытку отшутиться, но, вскинув глаза, напарываюсь на холодный неверящий взгляд Никиты и пристыженно замолкаю.
Похоже, в этот раз вариант «прикинуться дурочкой» не прокатит.
— Лер, я жду правды, — осаждает сухо.
Возможно, это даже к лучшему. Пусть Никита узнает о случившемся от меня, а не от Алаева. Ведь рано или поздно Тимур обнажит нашу грязную тайну.
Собираюсь с духом и рассказываю все, как есть. Разумеется, без подробностей. В общих чертах.
Пока я говорю, лицо Матвеева сначала бледнеет, а потом наливается пунцовой краской. Всколыхнувшаяся ярость накладывает на его черты пугающий отпечаток: ноздри раздуваются, а нижняя челюсть угрожающе выдвигается вперед.
Дрожащим голосом заканчиваю свой рассказ, ожидая бурной, максимально импульсивной реакции, но ее, как ни странно, не случается. Никита вообще никак не комментирует услышанное. Не выдает ни звука, ни слова. Молча распахивает дверь и ураганным вихрем вылетает из машины.
Кажется, я знаю, куда он пошел.
Кровь обжигающей волной приливает к затылку. Сердце, окончательно обезумев, бросается на ребра, как на амбразуру. Колотится бешено, рьяно. Того и гляди размолотит кости. В щепки, в крошку.
Может, зря я ему все рассказала?
Как ужаленная выпрыгиваю наружу и несусь следом за Никитой. Опять бегу, насилуя дыхалку. С моим здоровьем лучше воздерживаться от экстремальных нагрузок, но сейчас я об этом совершенно не думаю. Ведь Никита вот-вот настигнет ничего не подозревающего Алаева, вот-вот ударит его.
