И то, что я вижу, мне чертовски нравится. Лера бесится. Тонкие пальцы чуть сильнее сжимают вилку, а плотно сомкнутые губы белеют. Неужели ей не плевать? После прошлой ночи я уж было решил, что Грановской вообще нет дела ни до кого, кроме ненаглядного Матвеева. Ну, раз даже целуясь с другим, она его не забывает. Но сейчас понимаю, что все не так просто. Леру триггерит тема моих якобы отношений с Веро, и мое уязвленное самолюбие мрачно ликует.
— Так позови ее в гости, — не унимается отец. — Скажем, во вторник? — поворачивается к жене. — Лиз, как ты на это смотришь? Вероника и Тимур со школы дружат.
Мотивы родителя лежат на поверхности. Очевидно, в скором времени ему потребуется протекция Ланского, вот он и решил подготовить почву для сотрудничества, прикрываясь интересом к личной жизни сына. Фарс, шитый белыми нитками. Но, если честно, я нисколько не удивлен. Слишком хорошо знаю отца.
— Да я только за, — наигранно радуется Елизавета. — Здорово будет познакомиться с девушкой Тимура.
Разумеется, Ланская мне не девушка. Вот уже полгода как. Но сказать об этом сейчас значит лишить себя возможности полюбоваться разгневанной Лерой. А в гневе она так красива…
— Хорошо, я приглашу Веронику, — отзываюсь, приторно улыбаясь. — Во вторник будет отлично.
— Чудесно! Тогда я приготовлю что-нибудь особенное! — Елизавета брызжет энтузиазмом. — Может, утку по-пекински? — оборачивается к дочери. — Лер, поможешь?
— Эм… — Грановская прокашливается. — Боюсь, у меня не получится присутствовать на семейном торжестве. На вторник были планы.
— Какие же? С Никитой куда-то идете?
Ну надо же. Она и матери про Матвеева рассказала. Выходит, у них все серьезно. Но раз так, какого черта нужно было целоваться со мной? Зачем приходить ко мне в комнату и кормить меня ложными надеждами, если у самой внутри не екает?
Все-таки женщины — такие суки. Иррациональные и беспощадные. А я, как дебил, на ее уловки повелся… Думал, реально что-то чувствует. С щенячьим восторгом ей в глаза смотрел. Чуть было душу перед ней не вывернул… А она что? О Никитосе в этот момент думала. Дрянь.
— Да… Да, с Никитой, — после небольшой паузы отвечает Грановская. — Вы уж извините, отменить не могу, — переводит взгляд на меня. — Тимур, надеюсь, ты не обидишься, если я пропущу ужин с твоей девушкой.
От ее интонаций за километр разит презрением. Лера умеет кусаться. И причинять боль тоже умеет. Как никто на свете.
— Ну что ты, Лер, какие обиды? — залпом добиваю кофе и с пронзительным звоном опускаю чашку на блюдце. — Все, я пошел.
Срываюсь с места и взбегаю вверх по лестнице, обратно в свою комнату. Башка трещит от противоречий, а в груди жжет, будто туда кислоту залили. Штормит. По-детски хочется к маме. Чтоб посочувствовала, обняла, по голове погладила.
Мне погано по многим причинам, но в основном потому, что ночной поцелуй с Грановской ошибочно показался мне чем-то настоящим. Он был круче, чем самый грязный, самый развратный секс. Ярче, чем триумф от выигранной гонки. Приятней, чем забористый кайф от запрещенных веществ. Он был идеальным.
И оттого вдвойне мерзко, что в нем не было ни капли искренности.
Я думал, что насыщусь ей и отпущу. Думал, что полегчает… Но по факту — лишь усугубилось. Потому что чем ближе я подпускаю к себе Леру, тем сильнее ее хочу. До боли, до помешательства, до ломоты в костях. И я ненавижу себя за это желание. Трехэтажным матом крою.
Господи… Я реально тронулся умом… Ведь это ОНА! Лера-холера. Моя чертова сводная сестра. Заноза в заднице. Кость в горле. Объект ненависти и первопричина всех неприятностей.
Когда мои предпочтения успели перевернуться с ног на голову? Когда черное в моей душе поменялось на кроваво-красное? Когда я угодил в капкан болезненной зависимости от девушки, которуюдолженпрезирать?
И самое главное: как мне оттуда выбраться?
Глава 35
Тимур
— Как тебе учеба, Вероника? Нравится? — Елизавета старается поддержать светскую беседу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И у нее, надо признать, неплохо получается, потому что Ланская изо всех сил подыгрывает. Улыбается, с энтузиазмом отвечает на вопросы и на все лады расхваливает Елизаветину стряпню.
— Да, очень нравится, — Веро кивает, обнажая ровные зубы. — Преподавательский состав у нас сильный. Столько интересного на парах рассказывают.
— А какие впечатления от коллектива? Успели сдружиться?
— Да мы уже там все друзья и подруги, — посмеивается она, а потом хвастливо добавляет. — А меня еще и старостой группы выбрали.
— О, поздравляю! — одобряет Елизавета. — Помнится, в студенческие годы я тоже была старостой.
— Правда? — вклинивается в разговор отец.
— Да. И в студсовете председательствовала, — женщина одаривает его игривым взглядом. — Неплохо, кстати, справлялась.
— Кто бы сомневался, Лиз. Ты ведь во всем лучшая.
Вмиг делается гадко. Наблюдать за их неприкрытым флиртом — почти то же самое, что наблюдать секс. Хочется вырвать себе глаза и заткнуть ватой уши. Хорошо, что я не изменяю своей привычке и ничего не ем. А иначе бы непременно стошнило.
— Ну а у отца как дела? — батя переводит взгляд на Ланскую. — Все такой же занятой? Отдыхать хоть успевает?
— Редко, — Вероника со вздохом оттрюнивает нижнюю губу. — Все больше на работе пропадает. Говорит, у него там карьерные перспективы… Поэтому на отдых и семью совсем мало времени остается.
— Карьерные перспективы? — на лице старика появляется хищное выражение. Так происходит всякий раз, когда он чует потенциальную выгоду. — Неужели Дмитрий в кресло министра метит?
— Я, если честно, толком ничего не знаю, — девушка пожимает плечами. — Папа редко посвящает нас в детали своей работы. Но мама говорит, что пост министра — лишь вопрос времени.
Бросив наживку, Веро поворачивается ко мне и одаривает масляным взглядом. Она не дура, отлично понимает, как подобные новости влияют на моего отца. И наверняка видит в этом отличную возможность потуже затянуть аркан на моей шее.
— Что ж, надеюсь, у твоего отца все получится, — воодушевленно отзывается батя. — Он как никто другой этого заслуживает.
— Спасибо, Анвар Эльдарович, я передам папе ваши слова, — Ланская сама учтивость. — Может быть, нам стоит как-нибудь вместе поужинать? Вы, Елизавета Ивановна, мои родители и мы с Тимуром.
Вот же лиса продуманная. Вычислила уязвимые точки и давит на них с особым усердием. Вот только я не желаю быть актером в чужом спектакле. Этот вечер — и так слишком большая уступка.
— Не форсируй события, Веро, — говорю я, не дав отцу согласиться.
— А я и не форсирую! — она хмурится. — Чего такого страшного в совместном ужине?
— Ничего. Просто не газуй.
Надувшись, Ланская принимается с остервенением орудовать вилкой, а за столом повисает некомфортная тишина. Ну, то есть, я подозреваю, что присутствующие находят ее таковой. Лично мне по барабану. Я вообще не любитель попусту сотрясать воздух.
К теме знакомства родителей мы больше не возвращаемся. Через пару минут Елизавета ставит чайник и достает из духовки свежеиспеченный пирог. Меня уже давно подмывает свалить в свою комнату и растянуться на кровати, но из-за Ланской приходится сидеть и изображать интерес к тому, что мне совершенно не интересно.
Волнующие меня мысли никак не связаны с происходящим. Они гуляют о-о-очень далеко. Там, где Грановская, возможно, сидит на коленях у Никитоса. Или целует его. Или делает нечто такое, о чем я запрещаю себе думать. А не то моя и без того расшатанная нервная система окончательно даст сбой. Рассыплется в крошку к чертям собачьим.
Интересно, они помирились? На гонках Матвеев казался взбешенным. Может, уже остыл? В любом случае Леры сегодня нет дома. Умотала куда-то в самом начале вечера и до сих пор не явилась. А время, между прочим, уже девятый час. И куда дура Елизавета только смотрит? У нее дочь где-то по ночам шарахается, а она знай свои идиотские пироги печет. Мамаша года, блин.
