В деликатности нет алгоритмов, и это плохо, потому что это означает, что ей нельзя научиться. Дворец был очень неделикатным местом. Я долго не мог привыкнуть к здешним колючим людям, к упрямому желанию обособиться и презрению к окружающим. Придя сюда, я хотел обрести друзей, но в лучшем случае получил лишь холодную нейтральность. Таков был мир Дворца, так уж он оказался устроен.
Мой короткий разговор с Тамарой, естественно, не возымел никакого действия. Напротив, все стало усугубляться. Через несколько дней в столовой ко мне за столик подсела возбужденная Инга Кузьминична.
— Я возмущена! У меня нет слов! — задыхаясь, говорила она. — Вы представляете, несколько минут назад мне позвонили коллекторы и начали угрожать. Сказали, что я якобы значусь поручителем у одной женщины, которая задолжала крупную сумму денег и просрочила все допустимые сроки выплат. Нужно ли называть имя этой дамы?
— Неужели Тамара?
— Как можно так подставлять человека? Это же низко! Я просто в шоке. После обеда я обо всем расскажу директору.
— Нужно обязательно поговорить с Тамарой, — заметил я.
— Да, безусловно, но мы будем говорить втроем — вместе с директором. Надо уже положить конец этому безобразию.
Вернувшись после обеда в отдел, пусть я особо и не думал про это, но все равно невольно, что называется, прислушивался к шорохам Дворца, ожидая какого-то взрыва. Все казалось, будто вот-вот наша дверь распахнется и кто-нибудь вбежит, чтобы поделиться жутким скандалом. Но, к моему удивлению, ничего похожего не случилось. Более того, ни Максим Петрович, ни Таня в оставшееся до конца рабочего дня время даже ни разу не вспомнили о своей должнице.
На следующей день в столовой теперь уже я подсел к Медунице.
— Как ваш вчерашний разговор? Состоялся? — спросил я.
Инга разочарованно жевала салат.
— Состоялся, — флегматично ответила она.
— Ну и? Чем все закончилось?
— Все закончилось тем, что директор сам одолжил ей денег.
— Как? — искренне удивился я.
— Да, именно так. — Инга сделала глоток напитка из шиповника. — Когда я ему все рассказала, он вызвал Тамару. Та, конечно, сразу все признала, сказала, что не думала вовсе, что история так далеко зайдет, что она в очень непростой ситуации и сбилась с ног, чтобы найти денег. Дальше я решила оставить их наедине, потому как тема такая деликатная… а затем, не подумайте, что я подслушивала, я просто зашла, чтобы передать на подпись бумаги, так вот, я услышала, как Горовиц у нее спросил, сколько ей нужно. «Сто тысяч», — ответила Тамара. «Приходите завтра за деньгами», — сказал на это ей директор.
— Ну и дела, — отреагировал я подростковой фразой.
— А сегодня утром, когда ехала в автобусе на работу, я видела довольно странную сцену. — Инга Кузьминична сделала эффектную паузу. — Я увидела Тамару за рулем дорогой машины с открытым верхом, марку я не знаю, я в машинах не разбираюсь. Рядом с ней сидел красивый брюнет, примерно одного возраста с нашим Порослевым. Я знаю, что у Тамары есть какая-то старенькая машина, а тут вдруг такое. И что это за парень был рядом с ней?
Я пожал плечами, дескать, «кто ее знает, что там у нее».
— Может, гости какие приехали?
Инга недоверчиво покачала головой.
На этом эпизоде слухи о непонятном спутнике Анциферовой не прекратились. Через пару дней Рита сказала, что видела Тамару в торговом центре с неизвестным молодым парнем, которому они выбирали костюм, а затем, уже на выходных, мы с Витькой застали их в «Ветерке».
В ту субботу я уже собирался лечь спать, как мне позвонил Витек. Он звал меня посидеть в баре, чтобы обсудить новый фильм Тарантино, который только что посмотрел в кинотеатре. Я не хотел никуда идти и не пошел бы, не будь причина столь уважительной. Сам я видел этот фильм днем ранее, впечатления были еще свежи, и мне хотелось ими поделиться.
Было уже около полуночи, когда в «Ветерок» пришла Тамара со своим спутником. Они были уже «тепленькие», и, наверное, поэтому Тамара нас не замечала. О чем они говорили, я не слышал, но мне было хорошо видно, как она широко ему улыбается, смотрит маслеными глазами в его глаза. Время от времени Тамара по-свойски клала руку на плечо парню или обнимала его за шею. Парень был красив, но вместе с тем в нем заключалось что-то неприятное, из серии профессионального самолюбования. С первого взгляда я понял, что этот тип — порядочная сволочь.
— Вот, молодец, как отрывается, — сказал Витек, заметив в баре свою начальницу.
— Ты думаешь, это ее племянник? — спросил я.
— Племянник, племянник, чей-то, безусловно, племянник. Ну, шельма, — смеялся Витька.
Мне вдруг стало совестно оттого, что мы оказались внезапными свидетелями столь неформального общения, поэтому, не желая быть обнаруженными этой парочкой, наше обсуждение фильма продолжилось уже на набережной.
«У Тамары завелся молодой любовник», — так шептались во Дворце в середине следующий недели. Уж слишком часто их теперь видели в разных частях города, причем в довольно недвусмысленных ситуациях: то они держались за руку, то сидели в обнимку на скамейке. Тамара, хотя и не выглядела беззаботной, но явно была счастлива. Раньше с Фирузой они — должно быть, из-за своей некоторой грубости и угловатости — напоминали мне двух стареющих лесбиянок, а теперь в Тамаре появилась приятная женственность. И самое главное, наконец подруги перестали ходить всюду вместе, а значит, как минимум у одной из них появилась личная жизнь.
Личная жизнь… Дворец безжалостно отбирал ее у своих обитателей. И это касалось не только наличия мужей или жен, но и серьезных интересов и увлечений вне работы. Больше половины сотрудников были без пары, другая половина жила ограниченными интересами работы. Это было очень печально. Одной из преданных узниц Дворца была как раз Тамара Анциферова. Она изматывала себя и детей бесконечными репетициями: детей — меньше, потому что они менялись, себя — больше. Она продумывала каждую мелочь, будь то костюмы, декорации, свет или музыка. Именно поэтому ее спектакли всегда выходили очень добротными, словно с конвейера, почти полностью лишенными глупых детских ляпов и накладок. И все они как две капли воды были похожи друг на друга, что, впрочем, никакого давно не раздражало во Дворце. «Ну в самом деле, это же режиссерский почерк», — оправдывала подругу Фируза перед каким-нибудь придирчивым родителем.
Правда вскрылась, как это часто бывает, совсем внезапно. Как зимний черноморский шторм, она мгновенно обрушила все наши гипотезы, не оставив камня на камне от такого логично придуманного объяснения поведения коллеги. Всеобщему удивлению не было границ, когда стало известно, что за всем этим не было никакой любовной истории. Но разве мечту нельзя отнести к таковой? По-моему, это и есть самая настоящая любовь, только даже еще более высокая.
Когда все поверили, что Тамара тратит деньги на молодого любовника, она решила раскрыть карты. В обеденный перерыв пригласила всех на чай в актовый зал, чтобы разделить с коллегами «одно радостное событие своей жизни». Все, разумеется, подумали, что Анциферова объявит о помолвке или что-то в этом роде. Предположение почти подтвердилось, когда в зале был замечен тот самый пижон и еще несколько типов, очевидно, его друзей.
Тамара подняла бокал с шампанским и начала свою речь:
— Дорогие друзья, прежде всего я хочу попросить у каждого из вас прощения, особенно у тех, у кого я занимала деньги, кстати, сегодня я все верну. Но я не оправдываюсь, потому что сделала все умышленно и осознанно и, простите, не жалею. Я заключила это глупое пари, что все поверят, будто я завела себе жигало, на которого спускаю огромные средства. Честно скажу, для меня эта роль оказалась сложной, очень далекой от настоящей меня. Мне так стыдно было ее играть… К тому же тема довольно щекотливая в отношении деловой репутации педагога, и я понимала, что хожу по лезвию бритвы… Это мой безбашенный однокурсник Славка, — Тамара показала на мужчину с заметно поседевшей шевелюрой, — это он подбил меня на пари, а рядом с ним — его сын Гена, исполнивший роль того самого альфонса.
