Вот последнее письмо Дмитрия. Он горит нетерпением, ждет не дождется ее приезда. Открыто встретить ее, считаясь со своим высоким положением, он не может, но при въезде ее в Москву он в наряде простолюдина смешается с толпой и издали будет любоваться ею, чтобы через час прижать к своему сердцу.

Какая встреча! Вся Москва у ног простой польки. Какая величественная, красивая пестрая картина! Несметные толпы народа, бояре в златотканых одеждах, бесконечные красные ленты стрельцов, странные, невиданные, дикие народы и лица разноплеменных народностей, населяющих отныне подвластную ей страну: татар, персов, грузин, турок, лопарей, самоедов, чукчей! Звенят трубы, гудливым стоном разносится над Москвой торжественный перезвон сорока сороков церквей.

Вот она в священном Кремле. Встреча с Дмитрием, сиявшим от счастья; знакомство с его «матерью», ласковой, доброй старушкой; несколько скучных дней в Вознесенском монастыре; наконец, переезд во дворец, коронование и свадьба. Она уже привыкла к роскоши, но новая, которой окружают ее теперь, сводит ее с ума. Во время коронования она вся утопает в сиянии драгоценных камней, которыми расшиты ее брачные одежды. Один головной убор оценивается едва ли не в сотню тысяч рублей. Да, Дмитрий поистине с царской щедростью балует ее. Как она ему благодарна! Неслыханные богатства, высокое положение, которое ей раньше и во сне не могло присниться, умопомрачительная роскошь — все дал ей, скромной паненке, ее Дмитрий. Она его уже почти искренне любит, не может не любить. Пусть он некрасив — он красив для нее своей беспредельной преданностью, страстью, любовью, сводящей и уже сведшей ее с ума. К тому же он смел и невероятно силен: рукой мнет подковы. Пусть у него толстый нос с бородавкой и толстые губы, но лицо его горит энергией, отвагой и виден природный ум. А главное — он сам безмерно любит роскошь и ее окружает роскошью.

Как и она, он любит праздник жизни. И вся ее жизнь теперь, после коронования и брачного обряда, превращается в сплошной праздник: пиры, веселые поездки, танцы с музыкой происходят ежедневно. Ее лучезарное восторженное настроение нарастает с каждым днем. Правда, его портят неясные слухи о каком-то заговоре, о том, что ее муж и «царь» — наглый самозванец. Но разве она, разве кто-нибудь может поверить этим темным и глупым слухам! Аленин, ее неизменный, верный паж, предупреждает уже вполне определенно; она принимает кое-какие меры предосторожности, но серьезно во внушаемые ей страхи не верит. Они оба — «царь и царица» — так могущественны! Что им может угрожать? Однако каждый день ее продолжают предупреждать. Но она отвечает легкомысленными приготовлениями к маскараду, который должен великолепием затмить все предыдущие празднества. Накануне утомленная танцами после домашней вечеринки во дворце, зачарованная волшебным блеском новых драгоценностей, рубинов, топазов, изумрудов, которые Дмитрий решил приобрести у принцессы Анны и которыми она любовалась перед отходом ко сну, убаюканная стоявшими в ушах звуками музыки и словами любви, она безмятежно засыпает. И вдруг среди ночи она просыпается. Дмитрия рядом нет. Вдали слышатся жуткие звуки набата. В ночной тьме стрельчатые окна за шелковыми занавесками окрашиваются кровавым отсветом зарева. Сердце замирает. Непонятный страх охватывает душу. Она приподнимается на локте, прислушивается… Дворец полон странными гудящими звуками… Слышатся торопливые шаги… Вбегает Дмитрий… На нем наспех накинутый комнатный кафтан… Бледное лицо искажено…

— Сердце мое, здрада!..[82] Спасайся!..

Кинул и исчез. Куда спасаться, зачем, от кого? Если нужно спасаться, почему он сам ее не спасает? Вся дрожа от страха, она наспех набрасывает на себя юбку и, наполовину одетая, с растрепанными волосами, кидается опрометью на лестницу в нижние покои дворца и укрывается в погребе… Еще страшнее во мраке и одиночестве… Затем опрометью бежит снова наверх. Толпа уже хлынувших на лестницу бояр ее сталкивает. Она падает и больно ушибает руку. В покоях слышатся выстрелы. Бурным потоком разрастается во дворце грозный шум и гул голосов. Она устремляется наверх в свои покои. Там, вне себя от ужаса, толпятся придворные дамы. Ее второй паж, юноша, почти мальчик, Осмольский, среди них… Аленина нет: она вспоминает, что с вечера он ушел к боярину Роща-Сабурову и, наверно, заночевал у него. Как ни безвыходно положение, она не лишается самообладания, велит запереть двери. Их мгновенно высаживают… Раздается выстрел — Осмольский падает мертвым. Пуля, направленная в него, задевает фрейлину, старуху Хмелевскую, и старуха, раскинув руки и обрызгав ее кровью, падает навзничь. Толпа врывается, набрасывается на женщин с площадной бранью, бесчинствует. К счастью, мятежники ее не узнают. Она успевает укрыться за юбкой Варвы, и ее не трогают. Потом входят бояре и приказывают отвести ее с другими женщинами в отдельный покой.

Какие ужасные часы она провела под замком в полном неведении, что стало с мужем! Проявив силу воли, она подбадривала себя и окружавших. Скоро ее отвели к отцу, и от него она узнала правду о Дмитрии. Она рыдала как безумная и от горя, и от бешенства при мысли, что он оказался таким глупцом, не смог и не сумел закончить блестяще начатое дело, погубил себя и ее. Но нет, что бы ни было, она так легко не сдастся. Она — венчанная царица и останется ею.

Проходили дни, она свыкалась с неудобствами своего подневольного положения и верила, что скоро ее освободят, что скоро вернут ей высокое положение. Но надежды вспыхивали и гасли. Вместе с отцом ее перевели из Кремля сначала в старый дом Бориса, где, в отмщение ее недавнего злорадства, мерещилась ей по ночам тень погубленной Дмитрием несчастной Ксении. Потом к Афанасию Власьеву, ее соседу по брачному пиршеству в Кракове, наказанному и сосланному после гибели Дмитрия. Она все не теряла надежды. Узнав о воцарении Шуйского, она начала мечтать покорить сердце царственного старичка, в то время еще неженатого, и, став его подругой, снова вернуться к престолу. О, лишь бы выпустили ее на волю, она бы сумела прибрать к рукам царя, пленить его и отстоять себя! Но страстному желанию выбраться не суждено было осуществиться: ее с отцом и уцелевшими после роковой ночи поляками сослали в Ярославль. В это изгнание ее сопровождал и придворный аптекарь Стась Колочкович. Слезами и просьбами она выманила у него склянку с ядом, который до сих пор на всякий случай хранится у нее: в нужную минуту он ее выручит. Но, вымаливая тогда яд, она далека была от мысли о необходимости воспользоваться им. Самоуверенность ее не покидала, хотя поводов для надежд на счастливый поворот судьбы почти не оставалось. Она была несчастнее и беднее последнего пахолка, разделявшего ее изгнание. А уж придворный аптекарь Колочкович, несомненно, был богаче ее. Правда, за свои марципанные пиршественные украшения он платы получить не успел, но по крайней мере сохранил все свои духи, снадобья и притирания, тогда как она все потеряла — и драгоценности и наряды. Ей оставили единственное черное платье. И все же она не унывала и быстро смирилась с этими утратами. Ее самообладанию помогало легкомыслие. Да, да, она легкомысленна, но оно и к лучшему: она не умеет близко принимать к сердцу тяжелые испытания. Отец после смеялся над нею: лишенная всех сокровищ, она перед изгнанием из Москвы обратилась к боярам с единственной просьбой — чтобы ей вернули ее маленького чумазого арапчонка, привезенного с собой из Кракова. Она так трогательно просила об этом, что глупую просьбу ее поспешили исполнить. Тогда же вернули ей и заветную шкатулку с письмами, стоящую у нее теперь на коленях.

Глава XI

Со ступеньки на ступеньку

В этой заветной шкатулке, хранившей историю ее жизни, после большой пачки писем Дмитрия — свидетелей ее безмерно счастливой полосы жизни — других хранится немного. Не хочется и перечитывать их, радостного они напомнят не много.

Вот короткие извещения случайных доброжелателей из Москвы и Польши, подтверждавшие дошедшие до нее еще во время переезда из Москвы в Ярославль слухи и том, что Дмитрий вновь чудесно спасен, что он жив и готовится снова победоносно вернуться на престол. Этим слухам она и хотела, но не могла верить. Правда, она слышала, что на Лобном месте лежал труп, вовсе не похожий на Дмитрия, и что поэтому его лицо было накрыто маской. Но, с другой стороны, было столько неопровержимых доказательств гибели мужа! В этом ее убеждал и сопровождавший в изгнание верный Аленин, который был свидетелем всех страшных событий в Москве. Но как ни неправдоподобны были эти тайком доставлявшиеся ей письменные заверения доброжелателей о чуде спасения Дмитрия, она за эти два невыносимо долгих года жизни в Ярославле только и жила мыслью о возможности такого чуда, о возможности появления… нового Дмитрия, готового ее спасти. Вот краткое, с осторожными намеками письмо, подтвердившее ей появление Дмитрия в Самборе и признание его ее матерью. Этому она совсем поверить не могла, но стала с нетерпением и любопытством ожидать событий. И они наступили. Она вскоре узнала о вступлении Дмитрия из Польши в пределы Московского государства, затем о том, что он благополучно достиг Москвы и расположился станом в Тушине. В августе 1606 года, согласно договору нового московского царя с королем, ее вместе с отцом и соотечественниками решено было отправить в Польшу. Перед отъездом она получила известие о том, что в пути на отряд, сопровождавший ее, будет сделано нападение, которого ей не следует страшиться: если она захочет, ее отвезут в тушинский стан к ожидавшему ее «мужу». Надежда на поворот к лучшему, на близкое спасение заговорила в ней. Убежденная, что мужа в Тушине она встретить не может, все-таки решилась во что бы то ни стало увидеться с тем отважным человеком, который хотел быть ее мужем. Страстное желание вернуть себе корону и высокое положение, которым она так мало пользовалась, страсть к приключениям властно толкали ее в Тушино. Через какие бы опасности, испытания и сделки с совестью, вплоть до утраты стыда и чести, ей ни пришлось пройти, она решила добиться желанной цели. Отец, этот жалкий торгаш ее честью ради своих корыстных целей (о, несмотря на свою привязанность к нему, она давно его раскусила!), конечно, только поддерживал ее решимость. Давно долгожданный день отъезда наступил. В пути произошло нападение, о котором она предупреждена; ее освободили и предъявили грамоту супруга, список с которой лежит здесь перед глазами: нежный супруг нетерпеливо ждет ее и молит о приезде. Аленин в последний раз предупреждает и просит одуматься: ведь сомнений нет, он своими глазами видел мертвого Дмитрия. Минута страшного раздумья и — ух! — зажмурив глаза, она кидается в бездну. Вот роковой день первого сентября, ее свидания с «милым мужем» наедине, в шатре близ Тушина в лагере двоедушного, игравшего в свою пользу коварного соотечественника Яна Сапеги. Это свидание!.. Она и сейчас содрогается при воспоминании о нем. Увидев «супруга», она вскрикнула, зажмурила глаза, в ужасе протянула вперед руки, чтобы оттолкнуть и защититься от него. Перед ней стоял грубый, страшный, отталкивающего вида разбойник, нагло ухмыляясь и дыша чесноком и винным перегаром. Отдаться такому извергу! Нет, нет, лучше смерть! Она в первом порыве отчаяния так и крикнула: «Лучше смерть!» — и, несмотря на все свое самообладание, почти лишилась сознания. В тот день ее оставили в покое, но на следующий за нее снова принялись отец, Сапега и патер-иезуит. Убеждали ее, говорили о величии жертвы ради блага родины и Святой Католической церкви. Доброго, благодушного отца Анзерина уже не было возле нее. Может быть, он дал бы ей благой совет… или, вернее, добродушно-философски утешил бы мыслью о том, что не следует пренебрегать благами и сокровищами мира сего.

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 36 ... 129

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Семибоярщина - Николай Сергиевский бесплатно.

Похожие на Семибоярщина - Николай Сергиевский книги

Заморский выходец - Николай Алексеев - Историческая проза
Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III - А. Сахаров (редактор) - Историческая проза
Бешеный правитель. Начало Империи - Георг Айказуни - Историческая проза
Жены Иоанна Грозного - Сергей Горский - Историческая проза
Лиса. Личные хроники русской смуты - Наталья Уланова - Историческая проза
Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
Аспазия - Автор неизвестен - Историческая проза
Иван Грозный — многоликий тиран? - Генрих Эрлих - Историческая проза
Вольное царство. Государь всея Руси - Валерий Язвицкий - Историческая проза
Волчий корень - Юлия Игоревна Андреева - Историческая проза / Повести

Оставить комментарий