В общем, задача была предельно ясна и предельно проста: люди, везущие хлеб, должны на рассвете увидеть над собой звезды на крыльях. Когда возле них появятся чужие самолеты и вынырнут из рассветной мглы свирепые фрегаты, ребята на грузовозах должны услышать над головой гул турбин и знать, что ничего не случится — как должны будут это знать и на мостиках чужих кораблей. На сей раз ничего не случится. Хлеб и игрушки придут к адресатам.
Шорох, треск в наушниках, биение далекого радиоимпульса и в помехах — знакомый хрипловатый голос, летящий за ними и к ним сквозь туман, ночь, сотни километров безжизненного, опасного, черного пространства, гудящего мертвой пустотой:
— Девять пятьдесят третий! «Барьер» вызывает Полста третьего на связь.
Видно бледное — по контрасту с матово-черной маской — в розово-зеленовато-желтых сполохах приборного света лицо правого летчика, его выжидающий взгляд, несоразмерно широкие в летных доспехах плечи.
— Командир, есть связь, — докладывает спокойно-деловитый Щербак.
Кучеров топит большим пальцем в мягкой замшевой перчатке крохотную кнопку на роге штурвала, окаймленную тонкими красными буковками «РАДИО»:
— Я Полста третий. Выхожу в район работы с заправщиком. Прошел четвертую контрольную точку, получил подтверждение. Эшелон десять, скорость по прибору восемьсот. Все в норме на борту, порядок. Как поняли?
— Все понял, все. Танкер встретит вас по схеме. У меня все, до связи.
Глаза встретились во мраке кабины.
«Ну вот, старина, все в порядке. Земля там, где ей положено быть. Нас не забыли. Мы делаем то, что нам положено делать».
«Да, я знаю. За себя я не боюсь, я теперь все смогу. Но... Ты не думаешь?..»
«Нет, дружище, нет. Если б я так думал, тебя б тут не было».
«У нас будет трудная ночь. Командир, я хочу, чтоб ты знал...»
«Я знаю».
«Спасибо, командир...»
— Штурман?
— Есть, штурман. — Машков склонился над маленьким столиком в круге мягкого полусвета в своей почти полностью затемненной кабине в самом носу корабля и сосредоточенно колдует с карманным микрокомпьютером и ветрочетом; глаза блестят поверх жутковатого «рыла» маски. Он косится на приборы, последний раз щелкнув кнопкой компьютера. — Выходим в точку встречи через сорок две минуты. Мо-о-омент... До поворота — восемнадцать минут.
Он не поднимает глаз на небольшую цветную фотокарточку, закрепленную слева над «сапогом» радиолокатора на дюралевых уголках. Снимок все равно во тьме, а он и так знает, как смеется его славная маленькая Птаха.
— Оператор, есть что-нибудь?
Агеев помедлил, вглядываясь в экран круглыми глазками-бусинками, остро поблескивающими в волшебном зеленом свете, льющемся с мерцающего экрана; лицо блестит капельками пота, шлемофон расстегнут и сбит назад — ему жарко.
— Нет, у меня все чисто.
— А пора бы. А?
— Пора, — соглашается Агеев, быстро перещелкивает тумблеры на расблоках, меняя шкалу радара, несколько секунд внимательно изучает экран. — Нет. Пока все чисто, командир.
— Да они, наверно, маленько запаздывают. Заправщик что девица, — вмешивается штурман.
— Ясное дело — у соседа хата всегда кривая, — усмехается Кучеров.
— Да нет. Просто, если разминемся, будет... э-э... Обидно будет. Ведь почти четыре с половиной.
— Чего — с половиной?
— Часа. После дозаправки. Баки-то наши того. Агусеньки.
— Грамотный. Знаю, — отчего-то раздражается Кучеров.
Да, баки скоро «высохнут». Савченко, смешно вытянув шею из нескольких воротов снаряжения, всматривается в ночь. Радар еще не берет, а он уже глаза таращит, оптимист...
— ВСР?
— Аюшки?
Кучеров покосился на неизвестно чему сразу заулыбавшегося Николая.
— Стрелок-радист! Как у тебя там?
— Как в аптеке, командир.
— Ох, Щербак...
— Все великие всегда странны, командир.
Агеев недовольно сопит.
— Женька, разгильдяй! Ты связью работаешь? Наших буренок ищешь? Или опять читаешь про контрабанду?
— Никак нет, командир, работаю.
— Смотря чем...
— Головой — самое крепкое дерево. А сейчас вот вспомнил и радуюсь.
— Ну? — Кучеров сердито косится на улыбающегося Савченко.
— Я сижу верчком, Георгий — спиной, оператор — боком, вы — лицом вперед. А летим все в одну сторону. Во до чего техника дошла!
— Интеллектуал...
— Но дойных коровок нет. Нету буренок.
Агеев мрачновато и с явным неудовлетворением слушает. Кучеров с сомнением тычет большим пальцем за спину:
— Больше ведь дурака валяет, чем такой уж записной юморист. Зачем? Но тут, думаю, прав. Прав?
— Наверняка. А в чем?
— Молодец. Уважаешь начальство — сразу соглашаешься.
Савченко хмыкает.
— И не ухмыляйся. Я про оптимизм. Ибо наш оптимизм...
— Командир! — включается штурман. — Командир! Поворот вправо двадцать, переход в эшелон шесть.
— Ясно, штурман. Я правильно понял?
— Правильно, командир. Выходим.
— Радист! Связь. Есть? Ага... «Барьер»! Вызывает на связь Девять полсотни третий. «Барьер»!
— Слушаю, Полста третий, я «Барьер».
— Идем планово. Разворачиваюсь в точку рандеву. Занимаю эшелон шесть, курс девяносто пять. Дайте подтверждение.
— Правильно идете, подтверждаем.
— Понял, спасибо. До связи...
— Полста третий!
— Да-да, слушаю.
— Как там у вас? — В хрипении наушников слышалась нескрываемая тревога. — Как дела?
Кучеров скептически усмехнулся, переглянулся с Николаем, подмигнул ему и, проворчав: «На-ча-льство... Заботятся!» — бодренько ответил:
— Я Полсотни третий. А какие тут дела в потемках? Снижаюсь. Ничего, натурально, не вижу. — Он чуть улыбнулся, сообразив, как сейчас поморщился строгий Царев на «натурально».
— Принято. И соблюдайте дисциплину в эфире.
— Ясно. Спасибо...
— И смотреть внимательно там!
— Куда тут денешься — смотрим...
— Командир! — сзади по плечу хлопает перчатка Агеева. Кучеров, выворачивая шею, пытается обернуться — за ним на верхотуре операторского насеста видна грузная фигура Агеева. Он тычет большим пальцем влево. Кучеров оглядывается туда — немыслимо далеко, в черной пустоте, остро-слепящей иглой вспыхивает и гаснет белая звезда. Вспышки мелькают в ночи лучами-брызгами.
— «Барьер», я Девять полсотни третий, вошел в район дозаправки. Вижу танкер! Разрешите работать?
— Есть, Полста третий. — Наушники помолчали и почему-то сердито закончили: — Давай! Но осторожней там!
— Да что это такое с вами сегодня... Есть! Работаю.
— Командир! — включился Щербак. — Командир, они на связи. Запрашивают условия.
— А какие условия? — ворчливо возразил Кучеров. — Обычные условия. Пара?
— Пара, командир.
