12/ VIII, 1923
«Я люблю смотреть на тени…»
Я люблю смотреть на тени,На узорчатые тени.Так сверкает день весенний,Так погаснул день последний.
Я люблю ловить дурманыСредь уснувшего Сфаята,И нетронутые раныЗаливать холодным ядом.
Я люблю смотреть на море,На огни у вод залива,Знаю я: в морском простореВсё исчезнет боязливо.
Жду, не требую ответа,Но прощать я не умею.Всё коплю, коплю приметыИ тоской хмельной хмелею.
12/ VIII, 1923
«Нас было четверо. Спокойно…»
Нас было четверо. СпокойноМы шли, окутанные мглой.И забавлялись мы нестройной,Пустой, весёлой болтовнёй.
Но страшно пробивалась думаСквозь звонко-колкие слова.И ночь молчала так угрюмо,В огне пылала голова.
Нам всё казалось так ненужно,И мы средь шумной суеты,Глухому жребию послушны,От жизни прятались в мечты.
Один из нас спросил лениво(Он был старик в семнадцать лет):«Что дальше в этой жизни лживой?» —«Смерть и ничто!» — звучал ответ.
Мы были странно-равнодушны,Глухие тайны затая,Пытаясь этой ночью душнойРешить загадку бытия.
13/ VIII, 1923
«Я вижу весь мой жребий чёрный…»
Я вижу весь мой жребий чёрный —Тоске бесслёзной обречённый.
Я вижу всё, что мне дано,Что мне судьбою суждено.
Всегда одной, всегда ленивой,Мечтать о том, неисполнимом…
Смотреть на неба тёмный сводИ знать, что синий сон пройдёт…
Не раз упасть на камень твёрдый.Просить ответные аккорды…
Искать в запаянном кольцеНесуществующую цель…
Томиться, ждать, ловить мгновенья,И быть всегда, везде последней…
13/ VIII, 1923
«Я помню — мы шли тогда по дороге…»
Я помню — мы шли тогда по дороге,И тёплый ветер нам слал привет.Мы говорили о вере, о Боге.И поняла я, что веры нет.
Мы говорили, что жизнь бесконечна,Но жизнь не наша, а жизнь земли.И было страшно пред бездной вечной,И все желанья меркли вдали.
И мне хотелось сломить упорство,Сломить иллюзии тяжких оков,Разбить надежды печалью чёрствой,Но не было власти, и силы, и слов…
Она шла рядом с улыбкой ясной,В её лице я искала ответ.Но поняла: яд тоски напраснойНа нём никогда не оставит след.
И я пьянела какой-то мукой,Склонившись тихо к её плечу,И чуть слышно сказала, сжимая руки:«Довольно! Больше не хочу!»
25/ VIII, 1923
Жалоба («Все дороги исхожены…»)
Все дороги исхожены,Все рассказы прослушаны,На кого-то похожие,Мои сказки разрушены…
Всё такое обычное,Всё такое понятное,Эти крыши кирпичные,Эти стены дощатые.
Эти вечные жалобыУтомлённого разума…Ничего не желала бы,Не искала напрасно бы…
Только сердце старается,Сказка рано кончается…Ах, ничто не изменится,Ничего не меняется!
27/ VIII, 1923
«Я закрыла тихо ставни…»
Я закрыла тихо ставниИ огонь зажгла.Чуть скрывая страх недавний,Тихо села у стола.
Вечер был, как сон неясный —Разве в первый раз?И печалью безучастнойТрепетал вечерний час.
Где-то пели и молились,Только — всё равно.Тихо звуки доносилисьМне в раскрытое окно.
Бьенье сердца стало чаще,Билась кровь сильней!Только вспомню — снова плачу,Тяжело и горько мне.
Для чего так зло и больноОборвалась нить?Разве этот стон невольныйМожно смехом заглушить?
27/ VIII, 1923
Успенье («Есть мечта, но я её не знаю…»)
Есть мечта, но я её не знаю…Я молчу, своё окно открыв…На дворе весёлый день играет,Слышно пенье и слова молитв.
Я ловлю ласкающие миги,Тихий шум замедленных шагов…От страниц давно знакомой книгиВеет грустной нежностью стихов.
Я сама не знаю, что мне надо, —Отчего такая пустота?Редкий праздник серого СфаятаПоходил на будни, как всегда.
А кругом чего-то не хватало,Будто жизнь тонула в пустоте…Как в насмешку, «праздником» назвалиЭтот скучный и обычный день.
28/ VIII, 1923
Сны («Бледные звёзды сверкали…»)
Бледные звёзды сверкали…Я дрожала в лёгкой дремоте,Лениво мысли молчали.И было молчанье в природе,И было молчанье в печали.
Я подняла ресницы,Приподнялась на подушке.В глазах мелькали страницы,Сама я стала игрушкой,И вокруг — одни небылицы.
Голова была, как пустая,Становилось чего-то жалко…Пронеслась крикливая стая…Надо мною шептала гадалка,Как жемчуг слова роняя.
Горела звезда ВостокаНа тёмно-синем просторе.Веял душный сирокко,И, пенясь, шумело море,Там, далеко…
2/ IX, 1923
Триолеты
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
