как она кончает, и пока она это делала, продолжала рассказывать в красках, пока он не кончил.
Ее воображение было чертовски лучше, чем у него.
И ее голос был сладким и хриплым, когда она прошептала:
— Было мило.
Его голос был низким и рычащим, когда он прошептал в ответ:
— Было.
— Боже, я снова начинаю возбуждаться, просто представляя, как займусь с тобой сексом и сделаю все, что только что тебе описала.
Господи. Дасти.
Ему это нравилось.
— В следующий раз, когда у нас будет возможность побыть вместе обнаженными, я возьму инициативу в свои руки, — заявил он.
— Даже не собираюсь с этим спорить, — пробормотала она.
Он ухмыльнулся.
— Майк? — позвала она.
— Да, Ангел?
— Я скучаю по тебе. Знаю, что ты тоже занят, не хочу просить тебя обзванивать все мои контакты, чтобы меня разыскать, но, знаешь, ты можешь звонить по любому моему телефону. Вот почему я дала тебе все свои номера. Так что, когда ты думаешь обо мне, ты можешь дать мне знать об этом.
Черт, ему это тоже нравилось.
— Понял, — тихо ответил он.
— Я знаю, ты понял, имея за плечами брак и все такое. Ты можешь уловить намеки. Но когда я говорю тебе, что я занята и все идет наперекосяк, это не значит, что я слишком занята, что не смогу прочитать твою смс-ку или ответить на твой звонок. Я никогда не бываю слишком занята, чтобы проделать все это. Хорошо?
И, черт возьми, ему это тоже нравилось.
— Хорошо, милая.
— Не беспокойся о Бью, — сказала она ему.
Невозможно было не беспокоиться ему о Бью.
— Хорошо, — согласился он, хотя это было не так.
— И Клариссе — твоей дочке. Ты хороший парень, и я уверена, что хороший отец. Она разберется со своим дерьмом.
В этом он был не уверен.
— Верно. Ты закончила меня успокаивать? — спросил Майк.
— Если только ты не поддавался мне, тогда думаю «да», — ответила Дасти.
Майк снова усмехнулся.
Затем тихо сказал:
— Хорошо, Ангел. Мне нужно сходить в ванную и смыть доказательства нашего секса по телефону, и отправиться в постель.
— Хорошо, дорогой.
Она снова стала задыхаться.
Ей нравилась идея, что он мастурбировал, пока она вела с ним грязные разговорчики, ей это очень нравилось.
Господи, ему это тоже понравилось.
— Пока, дорогая, — прошептал он.
— Пока, красавчик, — прошептала она в ответ.
Майк нажал на кнопку, отключившись. Затем встал, пошел в ванную и привел себя в порядок. Затем он пошел в свою спальню, натянул футболку поверх пижамных штанов, вышел из своей комнаты и двинулся по коридору.
Дверь Клариссы была закрыта. Он открыл ее, просунул голову внутрь и посмотрел в темноте на выпирающее одеяло на кровати.
Он любил свою дочку. Определенно. У него все было идеально, двое — мальчик и девочка. У него рано возникли подозрения, что их мать далека от совершенства, но она родила ему идеальных двух детей.
Но она также рано научила их врать. Это она проделывала, беря их с собой за покупками, превратив все в игру, заставив скрывать от отца то, что купила.
После развода у него было множество разговоров с детьми об этом факте, что в семье никто не должен врать друг другу. Им нужно было научиться в своей жизни, как вести себя с другими людьми и ситуациями, но ложь была последним средством, а в семье это было просто невозможно.
Он понимал, что ни сын, ни дочь, его разговоры не принимали близко к сердцу. Он понимал это, потому что Ноу был уже старшеклассником, и умудрился принять множество дурацких решений, из-за которых его задница оказалась в кипятке. В основном с девушками и на вечеринках. Но он всегда звонил отцу, набирался мужества и, склонив голову, получал наказание. Майк позаботился о том, чтобы эти наказания не были чрезмерными, потому что Ноу признавался во всем.
Кларисса всегда была маленьким информатором отца. Она никогда не лгала, даже когда мать велела ей. Она выдавала отцу мать, не потому что Кларисса была сплетницей и не потому, что Майк допрашивал ее, она просто была близка со своим отцом, вот и все. Они поговорили, и она поделилась с отцом, что не думала, что делает что-то неправильно, ей казалось, что она была права, но это не так. Это было еще одно разочарование, которое он испытал, живя с Одри. Он никогда не показывал, что получил информацию от дочери, иногда ему приходилось идти на все, чтобы защитить Клариссу от реакции Одри. Другими словами, ему тоже иногда приходилось врать.
Но в последнее время с Ризи творилось всякое дерьмо. Она казалась потерянной. Растерянной. Ее привычки изменились. Она стала лениться. Оценки стали хуже. Она принимала сомнительные решения. И он ловил ее на лжи.
Последние, то, что она подошла к его телефону и не сообщила ему о звонке Дасти, но перед этим было и еще два раза.
Его взгляд переместился с ее кровати на темные стены.
Он обратил внимание тогда, что плакаты с вампирами пропали со стены.
В следующем месяце ей исполнится пятнадцать. В пятнадцать Дасти слетела с катушек. Они старались, за выходные, которые провели вместе, не касаться этой темы, потому что выражение лица Дасти ясно давало понять, что она не хочет в нее углубляться.
Тем не менее она была открыта и делилась всем остальным. Так что, возможно, она и не хотела вспоминать подростковый возраст, но он решил, что она затронет эту тему, если почувствует то, через что она прошла, поможет ему справиться с тем, через что должна была пройти его дочь.
Он толкнул дверь, пересек комнату и, используя тени в качестве ориентира, убрал густую массу темно-русых волос с ее лица и шеи и поцеловал дочь в висок.
Она зашевелилась и пробормотала:
— Папа?
— Да, дорогая.
— Все хорошо?
— Просто хочу, чтобы моя девочка знала, что я люблю ее.
— Я тоже тебя люблю, — прошептала она.
— Спи.
— Хорошо.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, папочка.
Папочка.
С ней все будет в порядке.
В конце концов.
Он провел пальцами по ее щеке.
Затем он прошел через комнату, закрыл за собой дверь, пересек холл, открыл дверь в комнату своего сына, Лейла вскочила и направилась к нему.
Затем Майк и собака прошли по коридору
