Самое же главное, ему стало решительно некогда заниматься исследованием темных закоулков своей души: новая деятельность захватила его без остатка. Немало времени отнимала у молодого доктора подготовка к занятиям со студентами, требовавшая изучения первоисточников. Сменив за университетской кафедрой Штаупица, он должен был взять на себя курс толкования Библии. Для начала он выбрал темой своих лекций Псалтирь. «Он прочитал курс лекций по Посланию Римлянам, — пишет Меланхтон, — а затем по Псалтири». Здесь, как и во многих других местах, биограф не удосужился свериться с источниками. Лютер сам составил план своих первых лекций: «Получив докторскую степень, я начал с разбора Псалтири, Послания к Евреям, а затем перешел к Посланию к Римлянам и Посланию к Титу». Именно в таком порядке эти труды и были затем опубликованы: в 1514 году вышли «Диктанты по Псалтири», в 1516-м — «Комментарий к Посланию к Римлянам», в 1517-м — «Комментарий к Посланию к Евреям». «Комментарий к Посланию к Галатам», изданный в 1518 году, был, скорее всего, прочитан раньше «Комментария к Посланию к Евреям».
Нет ничего удивительного в том, что молодой профессор решил начать с Псалтири. Тема эта, скорее поэтическая, нежели научная, не требовала от преподавателя глубоких теоретических познаний. В качестве цитируемых он чаще всего привлекал тех авторов, чьи сочинения успел хорошо изучить: бл. Августина, св. Бернара, св. Бонавентуру. Много позже, составляя предисловия к изданию этих трудов, он обращался к читателю с просьбой проявить к ним снисходительность, поскольку, как он пишет, сочинял их будучи «монахом и заядлым папистом». Кроме текстов своих лекций он в 1513 году опубликовал также работу, посвященную Десяти заповедям. От этого издания, озаглавленного «Praeceptorium Martini Lutheri»[11], не сохранилось ни одного экземпляра.
Приходилось ему читать и проповеди. Вначале его аудиторию составляла только монастырская братия, но начиная с 1516 года к ней добавились и прихожане Виттенбергской церкви. Пыл, с каким он произносил слова, сулившие ему освобождение, сообщал его красноречию искренность и вдохновенность. Порой он слишком отдавался полемическому задору, и тогда тон его делался колким, а то и угрожающим. Первый цикл проповедей, очевидно, составленных на основе уже изданного к тому времени научного труда, который его прихожане вряд ли читали, посвящался Десяти заповедям. Впоследствии ученики Лютера записали текст этих проповедей, перевели их на латынь и опубликовали перевод в 1517 году.
Понимая, что список авторов, на которых он ссылался, необходимо расширить, он много читал. Лютер придерживался установок школы новейшего благочестия, совпадавших с его внутренними убеждениями человека, который верит только личному опыту, и потому презирал рационалистические методы и отвергал авторов-рационалистов. Изучая относительно современных и эмоционально наиболее ярких мыслителей, он открыл для себя творчество немецкого мистика Иоганна Таулера.
Произведения этого доминиканца, жившего в XIV веке и заслужившего от современников прозвища «ясновидца» и «несравненного Доктора», стали для проповедников настоящей золотой жилой. Он сочинил проповеди для целого церковного года, читал их в Кельне и Страсбурге на немецком языке, по-немецки же их и записывал. Перелистывая эти исполненные пафоса и глубокого чувства страницы, отец Мартин искал и находил в них отклик своим собственным мыслям и переживаниям. В проповеди ко дню Богоявления Таулер раскрывал символику мирры, видя в ней олицетворение тяжести испытаний: «Душа в тревоге, душа во мраке. Страдания, истинные страдания, которым страждущий предается без остатка, пожирают его плоть, и кровь, и все его существо. Внутренняя работа куда заметнее меняет самый цвет лица, нежели исполнение внешних обрядов, ибо Бог является в самых чудовищных искушениях, в особенных, чрезвычайных испытаниях, ведомых лишь тому, кто их претерпевает... Бог сам знает, куда Ему являться! Увы! Не понимая, в каком порыве любви дарует нам Бог эту мирру, мы совершаем непростительную ошибку, и никаких слез не достанет, чтобы оплакать урон».
В первое из трех воскресений перед Великим постом Лютер обращался к толкованию слов Иисуса, сказавшего: «Иго мое есть благо, и бремя мое легко». «Это утверждение, — учил он, — вступает в противоречие с опытом тех людей, которые понадеялись на собственные природные силы, доверились своему естеству. Они-то и говорят: «Иго Божье горь-ко, а бремя Его тяжко». Но мы должны верить словам Иисуса, ибо Его устами говорила вечная истина». Во второе воскресенье Великого поста он в свойственной тому времени аллегорической манере комментировал отрывок, в котором говорится о том, что Христос удалился в страны Тирские и Сидонские: «Название страны Тир означает «тревога», а страны Сидон — «охота». За кем же идет эта охота? За человеком внешним, которого преследует человек внутренний. «Из этой-то охоты и рождается тревога и скорбь великая. О, дети мои! Погружаясь в эту тревогу, человек начинает понимать, что охота идет в его душе, а охотник — сам Бог. В такие минуты и является к человеку Иисус, и входит в его душу. Тому же, кто не ведает скорби и не чувствует, что за его душу идет охота, Иисус не является».
Наконец, он вел обширную переписку, и в его письмах той поры находят отражение и мысли о прочитанном, и будничные заботы. Обращаясь к друзьям, он расхваливал им проповеди Иоганна Таулера: «Ни на немецком, ни на латинском я не встречал еще столь святого богословия, столь близкого по духу к Евангелию». Брату Георгу Шпенлайну он писал в Майнингенский монастырь: «Хотелось бы мне знать, в каком состоянии пребывает твоя душа. Быть может, утомившись собственной праведностью, она нашла наконец радость и надежду в праведности Христа? Сегодня немало таких, кто поддается соблазну самодовольства, в особенности же много их среди набожных праведников. Не понимая, что благодать Божья дается нам даром во Иисусе Христе, они тщатся своими силами творить добро, дабы предстать пред Ним счастливыми, в ореоле заслуг и добрых дел. Но это никак невозможно. Когда ты был с нами, то тоже придерживался этого мнения, вернее сказать, этого заблуждения, как, впрочем, придерживался его и я. Еще и поныне я все борюсь против него и все никак его не одолею».
Это письмо помечено 1516 годом. Следовательно, для его автора пока мало что изменилось. Все так же умом он понимал, что спасение его зависит лишь от Бога, и все так же ничего не мог поделать с боязнью, что безжалостная кара Господня настигнет его, вернее, его грехи. Он не ленился лишний раз повторить то, чему учил его Штаупиц: «Если отдохновение души зависит только от наших трудов и наших усилий, то для чего тогда принял смерть Иисус? Лишь отчаявшись в себе и своих делах, обретешь ты мир». Как видим, его по-прежнему занимала все та же проблема. Теоретическое ее решение лежало на поверхности, но вот практическое претворение в жизнь... Проповедуя перед другими, он изо всех сил старался внушить им уверенность, которой сам еще не обладал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
