— Да, сэр?
Колл продолжал неудержимо приближаться и остановился прямо перед Гомером. На улице довольно сильно похолодало, и влага, содержавшаяся в его дыхании, превращалась в пар, так что казалось, будто старший суперинтендант изрыгает дым изо рта.
— Что вы еще натворили, черт бы вас побрал? — прокричал Колл.
— Совершено еще одно убийство, — как можно более нормальным голосом ответил Гомер. — Картина та же…
— Я в курсе того, что здесь произошло, идиот! И шеф констеблей тоже в курсе! А к утру об этом станет известно и журналистам! — Произнеся все это на одном дыхании, он сделал паузу, чтобы набрать воздуха для следующей филиппики. В ярком свете дуговых ламп все цвета были размыты до блеклых полутонов, но, даже несмотря на это, было видно, как от переживаний и усталости лицо Колла приняло противоестественный сероватый цвет. — Значит, вы его потеряли? Вы его отпустили, потом потеряли, и он убил еще одного бедолагу!
Это заявление содержало такое искажение фактов, что Райт почувствовал необходимость встать на защиту Гомера.
— Старший инспектор в этом не виноват, сэр, — раздался его голос из-за правого плеча Гомера. — Мы…
Колл перевел гневный взгляд с Гомера на Райта, и тому показалось, что все пушки Наваррона повернулись вокруг своей оси и направили на него свои дула.
— А вас кто спрашивал, сержант?! — заорал он. — И кто дал вам право вмешиваться? А?!
Райт, свалившись ниже ватерлинии и цепляясь за обломки, оставшиеся после этого залпа, открыл было рот, но выдавить ему удалось лишь: «Простите, сэр».
— Тогда проваливайте и займитесь каким-нибудь делом. Почему бы вам не заняться поисками этого негодяя?
— Да, сэр, — кивнул Райт и двинулся прочь, пытаясь сохранить максимум достоинства.
Колл снова повернулся к Гомеру, указывая на разверстую могилу:
— Что здесь происходит? И почему вы не находитесь на месте преступления?
Гомер вдруг почувствовал, что не имеет никакого отношения к тому, что происходит с ним и вокруг него.
— Точно так же, как в предшествующих случаях, тело было вскрыто, а внутренние органы изъяты, — услышал он как бы со стороны собственный голос. — Мозг находился в урне, разбившейся о пол, а остальные органы в часовне обнаружены не были. И после некоторых поисков они были найдены здесь, сэр.
Нельзя было сказать, чтобы Колл полностью прекратил военные действия, но по крайней мере он распорядился, чтобы артиллеристы приостановили стрельбу. Он подошел к краю могилы и заглянул внутрь. Однако со своего места он мало что мог увидеть.
— Где? — осведомился он.
Гомер указал ему кивком, затем глубоко вздохнул и осторожно добавил:
— И это еще не все, сэр.
Колл бросил на него подозрительный взгляд, и пушки снова развернулись, чтобы выпустить новый залп; выражение лица Колла подсказало Гомеру, что цель определена.
— Что еще?
Гомер отошел в сторону, так чтобы Колл смог рассмотреть надгробие. А конкретно — вырубленное на нем имя.
Мелькиор Пендред.
Гомер закрыл глаза — естественная, хотя и малодейственная защитная реакция — в ожидании удара, однако его не последовало. Ни криков, ни оскорблений, ни проклятий, ни тяжелого дыхания. И когда Гомер открыл глаза, перед ним стоял уже не разъяренный дьявол, а опытный полицейский.
Колл с вопросительным видом изучал надгробную надпись.
— Зачем? — после небольшой паузы спросил он, поворачиваясь к Гомеру. — Есть какие-нибудь предположения?
Гомер сам только что узнал о происшедшем, и у него не было времени на выработку какой-либо версии, но он уже давно работал в полиции, поэтому ему не составило труда выглядеть убедительным.
— Существует две вероятности, сэр. Первая заключается в том, что это — отвлекающий маневр, призванный заставить нас думать, что призрак Мелькиора вернулся к жизни.
— Вряд ли нам может прийти это в голову, Гомер.
— Естественно, сэр. Но я знаком с Пендредом, и это как раз из тех вещей, которые могут прийти в голову ему. Не забывайте, что он мыслит совсем не так, как нормальные люди.
Колл переварил это и согласился.
— А вторая?
— Возможно, это последние почести, оказанные Мелькиору. Возможно, он таким образом извиняется перед ним.
— Извиняется? За что?
— Не забывайте, что пострадал за все Мелькиор. А Мартин не произнес ни слова, когда его брат был приговорен к пяти пожизненным срокам.
Колл поднял брови:
— Черт побери, Гомер. Я знаю, что он извращенец, но чтобы настолько… — Его передернуло.
— Так оно и есть, сэр.
Колл помолчал.
— Да. Но есть еще одна вероятность.
— Какая, сэр?
— Что Мартин просто продолжил дело брата. Что в первый раз мы не ошиблись, а Мартин продолжает семейную традицию.
Гомер уже открыл было рот, чтобы возразить, но Колл остановил его:
— Знаю-знаю, это не согласуется с вашей версией, но существуют кое-какие аспекты…
— То есть?
Колл занимал пост старшего суперинтенданта, и половина его обязанностей была связана с политикой, однако Гомер никогда не брал это в расчет. Именно поэтому Колл сомневался в том, что Гомеру когда-либо удастся продвинуться по служебной лестнице. Раздраженный бестолковостью подчиненного, он ответил:
— А вы подумайте, Гомер. Если окажется, что Мартин всего лишь копирует то, чем занимался его брат, то всяческие обвинения в адрес полиции будут сняты. И мы не будем выглядеть болванами, засадившими за решетку невинного человека. Который, позволю себе вам напомнить, там и скончался.
— Настаивая на своей невиновности.
— Да бросьте, Гомер! Или вы собираетесь выпустить на свободу всех преступников, утверждающих, что они невиновны? Напрягите свои мозги.
Гомер, понимая, что играет с Медузой Горгоной, предпочел ничего не отвечать и просто кивнул.
— Ну ладно. — Колл глубоко вздохнул и отвернулся от могилы, которой с радостью занялись судмедэксперты. Ему оставалось только жаловаться на своих подчиненных и отсутствие отчетливых фотографий органов из-за того, что могила слишком глубока.
Мимо раскидистого тиса по мокрой траве к могиле шел Блументаль. Благодаря своему белому комбинезону он едва ли не светился на фоне полночной тьмы.
— Еще раз добрый вечер, старший суперинтендант. Похоже, наш злодей снова взялся за свои безобразия.
— Добрый вечер, доктор, — проворчал себе под нос Колл, проигнорировав последнее замечание Блументаля.
Когда тот подошел к могиле и остановился возле нее, сложив на груди руки с видом чуть ли не радостного предвкушения, Колл в сопровождении Гомера двинулся прочь.
— Эти патологоанатомы такие странные ребята, — заметил Колл, когда они достигли освещенной гравиевой дорожки. — Мне всегда не по себе в их присутствии.
— Я вас прекрасно понимаю, сэр.
Колл собрался с мыслями.
— Надеюсь, я не должен вам напоминать, что нам нужно как можно скорее найти Пендреда.
— Конечно, сэр. К несчастью, в данном случае у нас нет свидетелей. Парочка, обнаружившая труп, никого не видела.
— Значит, придется опрашивать соседей?
— Сейчас уже поздно, но завтра утром мы этим займемся.
— Личность убитого уже известна?
— Патрик Уилмс. Сосед Пендреда.
— К нему кто-нибудь отправлен?
— Да, сэр. — Что, строго говоря, было ложью.
— Хорошо. — Колл погрузился в задумчивость, а затем вновь вскинул взгляд на Гомера. — Это неизбежно попадет в газеты, Гомер. И вызовет такой фурор, как взрыв на водопроводной станции. Поэтому надо найти его до того, как он совершит следующее убийство.
— Не беспокойтесь, сэр, я его найду, — с чистосердечной готовностью откликнулся Гомер.
Женщина, сидевшая рядом с ними в приемном покое, умирала — она совершала переход от жизни к смерти и полному забвению, расставаясь не только с миром, но и с памятью о себе. Елена сразу это почувствовала, ощутив запах тлена и усталости от жизни. У женщины было худое, изможденное лицо, судя по всему, ей было пятьдесят с небольшим, но ее прозрачная желтоватая кожа могла бы принадлежать девяностолетней старухе. Она тяжело дышала, словно каждый вдох насыщал клетки ее тела не кислородом, а болью, словно она вполне могла бы обойтись без этого обременительного занятия. Она сидела откинувшись к стене, ее седые жидкие волосы прикрывали грязный ошметок эмульсионного пластыря; глаза у нее были закрыты, рот полуоткрыт.
Но казалось, Айзенменгер не замечал этого. Он сидел, глубоко задумавшись и уставившись на картинку, висевшую на противоположной стене; этот образчик абстрактного искусства не обладал не только какой-либо художественной ценностью, но и хотя бы сколько-нибудь узнаваемыми формами. Айзенменгер выглядел абсолютно расслабленным, однако Елена слишком хорошо его знала, чтобы в это поверить. Сама же она была настолько напряжена, что чувствовала себя готовой в любой момент сорваться и наброситься на все, что попадется на пути.
