— Вы славные ребята… я дорожу этим портфелем, мне его сестра подарила на каникулах… я этого не забуду, — после чего выкатился в коридор.
Они немного смутились, но не жалели, что он узнал о том, что это сделали они.
На следующий день была суббота, в этот день каждую неделю выплачивался один шиллинг на карманные расходы, — важное событие для расточительных юнцов; и велико было негодование мелюзги, когда оказалось, что все деньги изымаются для лотереи дерби.[101] Это важное событие английского года — дерби — в те дни отмечалось в Рагби проведением множества лотерей. Благосклонный читатель, я признаю, что это был предосудительный обычай, который вёл к держанию пари на деньги и другим нежелательным результатам; но если уж наш английский парламент находит нужным объявлять этот день выходным, и многие его члены сами вовсю держат пари, то можно ли винить нас, мальчишек, в том, что мы следовали примеру наших старших? Так или иначе, но мы ему следовали. Сначала проводилась большая общешкольная лотерея, главный выигрыш которой составлял шесть или семь фунтов; кроме того, каждый корпус проводил собственную лотерею, а то и несколько. Обычно всё это делалось добровольно, и тех, кто не хотел отдавать свой шиллинг, никто не принуждал. Но в Школьном корпусе, кроме Флэшмена, было ещё трое-четверо деловых юных джентльменов — поклонников спорта, которые считали, что участвовать в лотерее обязан каждый, а чтобы младшим было легче выполнить эту обязанность, они просто потихоньку забрали все карманные деньги, когда их принесли для раздачи. Возмущаться было бесполезно, так что в ту субботу было куплено намного меньше шариков для игр, а также съедено пирожков и яблок, чем обычно; а после закрытия, когда деньги так или иначе были бы уже истрачены, многие младшие утешились, услышав, как дежурившие в тот вечер фаги выкрикивают в коридорах:
— Господа спортсмены Школьного корпуса, лотерея будет проводиться в холле!
Было приятно слышать, как вас называют «господа спортсмены», к тому же был шанс вытащить фаворита.
Холл был полон мальчишек, и у одного из длинных столов стояли члены спортивной шайки со шляпой, в которой лежали сложенные билеты. Один из них называл фамилии по списку; каждый, чью фамилию называли, тянул билет и разворачивал его; большинство старших ребят, вытянув свой билет, тут же выходило из холла и отправлялось по своим кабинетам или в комнату пятого класса. Вся спортивная шайка вытащила пустые билеты и была поэтому в довольно мрачном настроении; когда подошла очередь старшего четвёртого класса, никто ещё не вытянул ни одного фаворита. Поэтому теперь, когда младшие подходят и тянут билеты, Флэшмен или ещё кто-нибудь из его компании выхватывают их у них из рук и разворачивают. Но ни один фаворит не был вытянут до тех пор, пока не подошла очередь Головастика. Он перемешал билеты в шапке, вытащил один и попытался удрать, но его поймали и развернули его билет точно так же, как у остальных.
— Вот, пожалуйста! Странник! Третий фаворит! — кричит развернувший билет.
— Пожалуйста, отдайте мой билет, — протестует Головастик.
— Эй, постой, не спеши, — встревает Флэшмен, — за сколько продашь Странника?
— Я не хочу его продавать, — возражает Головастик.
— Не хочешь? Слушай, дурачок, ты же в этом не разбираешься, зачем тебе эта лошадь? Он не выиграет, а мне он нужен просто для страховки. Я дам тебе за него полкроны.[102]
Головастик сначала держится, но потом уступает под напором угроз и лести и, в конце концов, продаёт половину за один шиллинг и шесть пенсов, примерно одну пятую рыночной стоимости; но он рад, что выручил хотя бы это, потому что, как он мудро замечает, «Странник, может, ещё и не победит, а шестипенсовик я точно уже заработал».
Скоро подходит очередь Иста, ему достаётся пустой билет. Затем подходит очередь Тома; его билет, как и у всех остальных, выхватывают и раскрывают.
— Нате вам! — кричит развернувший билет, поднимая его вверх, — Чуткий! Ей-Богу, Флэши, твоему юному другу везёт!
— Дай сюда билет, — говорит Флэшмен, прибавляя ругательство, и тянет руку через стол. Лицо его потемнело от злости.
— Что, и тебе захотелось? — говорит развернувший билет, который в глубине души был неплохим парнем и не принадлежал к поклонникам Флэшмена. — Эй, Браун, держи!
И он вручает билет Тому, который тут же кладёт его в карман. Увидев это, Флэшмен тут же направляется к двери, чтобы Том не удрал с билетом, и сторожит там до тех пор, пока лотерея не оканчивается. Наконец, расходятся все, кроме пяти или шести представителей спортивной шайки, которые остаются сверять свои записи и заключать пари, Тома, который боится выйти, пока Флэшмен стоит в дверях, и Иста, который чует беду и не хочет бросить друга одного.
Вся спортивная шайка собралась вокруг Тома. Боязнь общественного мнения не даёт им просто ограбить его, отобрав билет силой, но любые запугивания или обман, направленные на то, чтобы заставить его продать весь билет или его часть по заниженной цене, считаются вполне допустимыми.
— Ну, Браун, давай, за сколько ты продашь мне Чуткого? Я слышал, что он вообще не побежит. Я дам тебе за него пять шиллингов, — начинает тот, который разворачивал билет.
Том, помня его добрый поступок и особенно желая заручиться чьей-нибудь поддержкой в этом безнадёжном положении, готов принять это предложение, но тут другой выкрикивает:
— Я дам тебе семь!
Том колеблется, переводя взгляд с одного на другого.
— Нет, нет! — кричит Флэшмен, протискиваясь к нему, — предоставьте это мне, а потом разыграем билет по жребию. Так вот, сэр, вы меня знаете. Или вы продадите нам Чуткого за пять шиллингов, или очень об этом пожалеете.
— Я его не продам, — резко отвечает Том.
— Слышите? — говорит Флэшмен, поворачиваясь к остальным. — Это самый наглый юный мерзавец во всем корпусе, я вам давно это говорил. А мы, значит, стараемся, устраиваем лотереи для таких вот, как он, ещё и идём при этом на риск!
Флэшмен забыл объяснить, на какой же именно риск они шли, но его слова попали на благодатную почву. Азартные игры делают мальчиков эгоистичными и жестокими точно так же, как взрослых мужчин.
— Правда, нам всегда попадаются пустые билеты! — закричал один. — Так вот, сэр, вы продадите по крайней мере половину.
— Не продам, — сказал Том, краснея до корней волос. В его сознании в тот момент они все слились с его заклятым врагом.
— Отлично, давайте его поджарим, — кричит Флэшмен и хватает Тома за воротник. Один или двое колеблются, но остальные присоединяются к нему тут же. Ист хватает Тома за руку и пытается оттащить, но его отбрасывают назад, а упирающегося Тома волокут к камину. Его плечи прижимают к каминной доске и держат перед огнём, а Флэшмен натягивает брюки, чтобы было больнее. Бедный Ист страдает даже больше, чем Том; вдруг его осеняет, и он опрометью мчится за Диггсом.
— Продашь за десять шиллингов? — говорит один, которому становится его жалко.
В ответ Том только стонет и пытается вырваться.
— Слушай, Флэши, ему уже хватит, — опять говорит тот же самый и отпускает руку, которую держал.
— Нет, нет, ещё чуть-чуть, — отвечает Флэшмен.
Но бедный Том уже готов; он смертельно бледнеет, и голова его падает на грудь как раз в тот момент, когда в холл вбегает Диггс вне себя от волнения, а по пятам за ним — Ист.
— Ах вы скоты трусливые! — только и может он сказать, отбирает у них Тома и кладёт его на стол. — Господи, он умирает! Скорее принесите холодной воды и бегите за экономкой!
Флэшмен с парой приятелей крадучись уходят; остальным и жалко, и стыдно, одни склоняются над Томом, другие бегут за водой, а Ист мчится за экономкой. Приносят воду, брызгают ему в лицо и смачивают руки, и он начинает приходить в себя.
— Мама, как холодно сегодня вечером, — говорит он слабым голосом.
Бедняга Диггс плачет как ребёнок.
— Где я? — продолжает Том, открывая глаза. — А-а, вспомнил.
И он опять закрывает глаза и стонет.
Слышится шёпот:
— Слушайте, мы тут всё равно ничем не поможем, а сейчас придёт экономка, — и все, кроме одного, потихоньку уходят. Только один остаётся с Диггсом и обмахивает Тому лицо.
Приходит экономка с нюхательными солями, и скоро Том настолько приходит в себя, что может сесть. Поскольку в воздухе стоит запах гари, она осматривает его одежду и вопросительно смотрит на них.
Все молчат.
— Как это случилось?
Молчание.
— Наверняка здесь без какой-нибудь гадости не обошлось, — говорит она, и вид у неё очень серьёзный. — Я буду говорить об этом с Доктором.
Опять молчание.
— Может, отнесём его в комнату для больных? — предлагает Диггс.
— Я сам могу идти, — говорит Том и отправляется туда, поддерживаемый с двух сторон Истом и экономкой. Единственный парень, который не сбежал, вскоре присоединяется к остальной компании, которая находится теперь в смертельном страхе.
