В таком состоянии были дела, когда однажды вечером Ист и Том сидели у себя в кабинете. Они уже приготовились к первому уроку, и Том сидел в мрачном раздумье, размышляя, как юный Вильгельм Телль, о несправедливостях, которым подвергались фаги вообще и сам он в частности.
— Слушай, Скороход, — сказал он, наконец, поднимаясь, чтобы снять нагар со свечи, — какое право имеет пятый класс заставлять фагов себе прислуживать?
— Прав у них не больше, чем у тебя — заставлять прислуживать их, — ответил Ист, не отрываясь от одного из ранних выпусков «Пиквика»,[100] который тогда только начал выходить, и который он с удовольствием поглощал, лёжа на диване.
Том опять погрузился в своё мрачное раздумье, а Ист продолжал читать, то и дело хихикая. Контраст в выражении их лиц мог бы очень позабавить стороннего наблюдателя: один — серьёзный и сосредоточенный, другой просто корчится от смеха.
— Знаешь, старина, я много об этом думал… — опять начал Том.
— Знаю, знаю — о пятом классе. Да ну их всех, ты лучше послушай, как смешно: лошадь мистера Уинкля…
— И я решил, — перебил его Том, — что буду прислуживать только шестиклассникам.
— Правильно, мой мальчик, — закривчал Ист, отрываясь от книги и закладывая палец на том месте, где остановился, — только и наживёшь же ты себе неприятностей, если попробуешь играть в эту игру! А вообще, я и сам за забастовку, если только мы сумеем уговорить остальных, а то житья уже не стало.
— Может, нас поддержит кто-нибудь из шестого? — спросил Том.
— Можно попробовать; думаю, Морган вмешался бы. Только, — добавил Ист после минутного колебания, — понимаешь, нам ведь придётся рассказать ему об этом, а это против школьных принципов. Помнишь, как старший Брук говорил, что мы должны научиться сами стоять за себя?
— Как бы я хотел, чтобы он снова был здесь, — в его время всё шло хорошо.
— Ну да, тогда в шестом классе были самые лучшие и сильные, пятый класс их боялся, и они поддерживали хороший порядок; а теперь у нас шестиклассники какие-то мелкие, пятому классу на них плевать, вот они и творят в корпусе что хотят.
— И вот теперь у нас двоевластие, — с негодованием сказал Том, — одна власть законная, эти хоть перед Доктором отвечают, а вторая незаконная, это тираны, которые вообще не отвечают ни перед кем!
— Долой тиранов! — закричал Ист. — Я обеими руками за закон и порядок, и да здравствует революция!
— Да я не против прислуживать, например, младшему Бруку, — сказал Том, — он славный парень и настоящий джентльмен, я всё что угодно для него сделаю, хорошо бы он был в шестом. Но этот подлец Флэшмен, он же ни разу в жизни ни с кем не заговорил без ругательства или пинка…
— Скотина трусливая, — перебил Ист, — как я его ненавижу! И он это знает, он знает, что мы с тобой считаем его трусом. Вот невезуха, что у него кабинет в нашем коридоре! Слышишь, они сейчас как раз у него ужинают? У них там пунш с бренди, спорим на что хочешь. Вот бы Доктор зашёл и поймал их за этим занятием! Нужно нам с тобой как можно скорее сменить кабинет.
— Сменить или не сменить, а я ему больше прислуживать не буду, — сказал Том, ударив кулаком по столу.
— Фа-а-а-аг! — разнеслось из кабинета Флэшмена по всему коридору.
Мальчики молча посмотрели друг на друга. Уже пробило девять, поэтому фаги, дежурившие в коридоре, уже ушли, и они были ближе всех к пирующей шайке. Ист сел, и вид у него был комичный, как всегда, когда он находился в затруднении.
— Фа-а-а-аг! — донеслось опять.
Молчание.
— Эй, Браун! Ист! Лодыри чёртовы, — проорал Флэшмен, подходя к своей открытой двери, — я знаю, вы у себя, не сметь отлынивать!
Том прокрался к двери и как можно тише задвинул засовы, а Ист задул свечу.
— Смотри, Том, теперь не сдаваться, — прошептал он.
— Можешь на меня положиться, — ответил Том сквозь стиснутые зубы.
В следующую минуту они услышали, как пирующая шайка вышла в коридор и подошла к их двери. Затаив дыхание, они прислушивались к шёпоту за дверью, но смогли разобрать лишь слова Флэшмена:
— Я знаю, эти скоты там!
Затем они потребовали открыть дверь, на что не получили ответа, и тогда начался штурм. К счастью, это была крепкая дубовая дверь, и она выдержала общий вес Флэшмена и его компании. Последовала пауза, во время которой они услышали, как один из осаждающих заметил:
— Они точно внутри. Видите, как дверь держится сверху и снизу? Значит, задвинуты засовы. Замок мы уже давно бы выломали.
При этом научном замечании Ист толкнул Тома в бок.
Дальше последовали атаки на отдельные панели двери, одна из которых, в конце концов, не выдержала ударов ногами и сломалась. Но проломилась она вовнутрь, а выломанный кусок застрял, потому что с внутренней стороны дверь была обита зелёным сукном, и вытащить застрявший кусок снаружи оказалось очень непросто. Тут осаждённые, презрев маскировку, усилили защиту, подперев дверь диваном. Так что после ещё одной-двух неудачных попыток Флэшмен и К? ретировались, изрыгая проклятия и обещания мести.
Опасность ненадолго миновала, и осаждённым оставалось только обеспечить себе безопасное отступление, потому что скоро уже было время ложиться спать. Они внимательно слушали, как компания опять рассаживается по местам, а потом осторожно отодвинули сначала один засов, а потом другой. Постепенно шум пирушки возобновился с прежней силой.
— А теперь бегом! — сказал Ист, распахнув дверь, и выскочил в коридор. Том мчался за ним по пятам. Они бежали слишком быстро, чтобы их можно было поймать, но Флэшмен был начеку и запустил им вслед пустую банку из-под солений, которая чуть не попала Тому в голову и разбилась на мелкие осколки в конце коридора.
— Этот и убить может, если будет знать, что его не поймают, — сказал Ист, когда они завернули за угол.
Погони за ними не было, поэтому они направились в холл, где возле каминов собралась кучка младших ребят. Они рассказали, что случилось. Война за независимость была объявлена, но кто же присоединится к революционным силам? Несколько из присутствующих тут же заявили, что больше не станут прислуживать пятому классу. Один или два стали бочком-бочком отходить и оставили мятежников. Что ещё можно было сделать?
— Я готов идти прямо к Доктору, — сказал Том.
— Так не годится. Ты что, забыл про общешкольное собрание в прошлом полугодии? — сказал другой.
Действительно, на этой торжественной ассамблее выступил глава всей школы и сказал, что было несколько случаев жалоб учителям, и что это нарушение школьных традиций и общественной морали; что по этому поводу было собрание шестиклассников, которое постановило, что подобную практику следует немедленно прекратить, и что любой ученик любого класса, который пожалуется учителю, не обратившись предварительно к кому-нибудь из старост, будет публично бит и подвергнется бойкоту.
— Тогда давайте пойдём к кому-нибудь из шестого. Попробуем к Моргану, — предложил ещё один.
— Бесполезно. Болтовней тут не поможешь, — таково было общее мнение.
— Могу вам дать совет, ребята, — раздался голос с другого конца холла.
Все вздрогнули и обернулись, а говоривший тем временем встал со скамейки, на которой лежал, никем не замеченный, и встряхнулся. Это был большой долговязый парень с длинными руками и ногами, которые торчали из слишком коротких рукавов и штанин.
— Не ходите ни к кому вообще. Просто стойте на своём. Скажите, что не будете им прислуживать, и им скоро надоест лупить вас. Я сам испробовал это несколько лет назад на их предшественниках.
— Нет, правда? Расскажи! — закричали они хором, теснясь вокруг него.
— Ну, всё было точно так же, как у вас. Пятый класс заставлял нас прислуживать, а я и ещё несколько отказались. И мы победили. Хорошие парни прекратили сразу же, а подлецы сначала продолжали, но потом испугались.
— А Флэшмен здесь тогда уже был?
— А как же! Был, поганый сопливый нытик и ябеда. Присоединиться к нам он боялся и вместо этого подлизывался к пятому классу, предлагал им свои услуги и подговаривал против нас.
— Почему же ему не объявили бойкот? — спросил Ист.
— О-о, подлизам никогда не объявляют бойкот, они слишком полезные. Кроме того, ему ведь без конца присылают из дома большие корзины с вином и дичью, так что он завоёвывал благосклонность подачками и подхалимажем.
Без четверти десять прозвенел звонок, и младшие мальчики отправились наверх, продолжая обсуждение по дороге и с благодарностью отзываясь о своём новом советчике, который опять растянулся на скамье у камина. Этот странный представитель школьного племени носил фамилию Диггс, а также прозвище «Мусорщик». Из-за высокого роста он казался старше, чем был на самом деле, и к тому же был очень умный — один из лучших учеников пятого класса. Его родные, ориентируясь, по-видимому, на его возраст, а не на рост и положение, которое он занимал в школе, до сих пор ещё не позаботились одеть его во фрак, и даже куртки всегда были ему малы; кроме того, он обладал особым талантом уничтожать свою одежду и всегда выглядел потрёпанно. С Флэшменом и его компанией он не водился. Они насмехались у него за спиной над его одеждой и манерой поведения, он это знал и платил Флэшмену той же монетой, задавая ему при всех разные неприятные вопросы и вообще обращаясь с ним пренебрежительно. С другими старшими у него тоже не было особой дружбы, очевидно, их отталкивали странности, которых у него хватало; так, помимо прочих своих недостатков, он ещё и вечно сидел без денег. Он привозил с собой в школу не меньше, чем все остальные, но умудрялся мгновенно всё потратить, и никто не знал, как. А так как он отличался ещё и крайней беспечностью в таких вопросах, то занимал у всех, у кого только мог, а когда долгов набиралось много, и на него начинали давить кредиторы, устраивал в холле аукцион, на котором распродавал всё своё имущество вплоть до учебников, подсвечников и письменного стола. После такого аукциона кабинет его становился не пригодным для обитания, и он неделями жил в холле и в комнате пятого класса, делал домашние задания на оборотной стороне старых писем и на случайных бумажках и вообще непонятно как умудрялся готовиться к урокам. Он никогда не обижал младших, и они относились к нему хорошо, хотя и с некоторой долей сочувствия, и называли его «Бедняга Диггс», потому что не могли совсем не обращать внимания на внешность и на насмешки, даже если они исходили от их врага Флэшмена. Однако он был совершенно безразличен как к насмешкам старших, так и к жалости младших, и с видимым удовольствием продолжал жить своей собственной странной жизнью. Рассказать так подробно о Диггсе необходимо, потому что он не только оказал Тому и Исту добрую услугу, о которой будет рассказано дальше, в их теперешней войне. Вскоре после этого он перешёл в шестой класс и выбрал их своими фагами, и освободил от уборки кабинета, чем заслужил себе вечную признательность и с их стороны, и со стороны всех, кто с интересом и участием следит за их историей.
