Гертон взглянул на сумрачных людей. У него самого горло жгло, как в огне, а гигант Гютри страдал невыразимо… Лучше всех боролась с жаждой Мюриэль.
— Скажи им, чтобы подождали еще час! — сказал Айронкестль. — Если ничего не случится, мы пожертвуем верблюдом.
Курам понес черным обещание господина, и так как надежда принимала определенную форму, люди воспрянули…
Гертон всматривался в горизонт… Где они? Достигли ли они реки или же бродили, как караван, по пустыне, еще более ужасной от этих в изобилии растущих кустов.
— Отвратительная вещь! — ругался Гютри. — Я решительно не знаю, смогу ли я выдержать еще час. Я галлюцинирую, дядя Гертон. Моя голова полна источников, ручьев, водопадов… Гнусная пытка! Еще час!..
Он вытащил свой хронометр и стал смотреть на него блуждающим взглядом.
Гертон обернулся к девушке.
— За меня не бойтесь, — сказала Мюриэль. — Я и больше часа могу ждать, если понадобится.
Но отсутствие Филиппа пугало и огорчало ее. Не попал ли он в какую-нибудь ловушку в этой таинственной враждебной земле? Забывая о своих страданиях, она думала о человеке, которого ее верное сердце полюбило так, что эта любовь никогда не пройдет.
Прошел еще час. Жестокий свет ослеплял людей и животных. У Гютри было такое ощущение, что он шел через огромную раскаленную печь…
Один чернокожий повалился на землю, испуская жалобные крики. Другой размахивал ножом… Все начали роптать.
И снова Гертон бросал отчаянные взгляды на горизонт… Ничего! Одни только голубые и фиолетовые травы, да гигантские мухи, да нестерпимый перезвон колоколов.
— Неужели же пришла гибель?
И, повернувшись к Мюриэль, с сердцем, разрываемым угрызениями, он простонал:
— Какое безумие заставило меня подвергать опасности эту молодую жизнь?
Чтобы выиграть время, он разрешил устроить привал и велел расставить палатки, говоря:
— Через десять минут мы зарежем верблюда.
Под наскоро поставленными палатками белые и черные искали хотя бы слабой прохлады. Гертон, скрепя сердце, назначил двух черных для выполнения жертвоприношения… Они выступили вперед, вооруженные острыми ножами.
— Стойте! — крикнул Курам.
Припав к земле ухом, он внимательно слушал.
— Я слышу топот, — промолвил он, — топот крупных животных…
Все слушали, затаив дыхание.
Гертон сказал жертвоприносителям:
— Не двигайтесь, пока я не подам знака.
Они стояли подле обреченного животного. Лезвия сверкали, как серебро. Курам продолжал слушать, наклонившись к земле. Еще двое черных последовали его примеру.
— Ну, Курам? — спросил Айронкестль.
— Топот приближается, господин, и я думаю, что это верблюды…
Один из черных подтвердил:
— Да, это верблюды!
Но другой проворчал:
— А может быть, вепри.
— С какой стороны слышится топот, Курам?
Курам указал на тянувшийся с юго-западной стороны пригорок, хотя и невысокий, метров двадцать в вышину, но все же суживающий горизонт.
— Вперед! — сказал Гютри, оседлавший наиболее крупного из верблюдов. — Если это они, я подниму обе руки.
Несмотря на усталость и жажду, животное не отказалось идти. Оно медленно зашагало. Несколько черных, охваченные нетерпением, следовали за колоссом.
Гертон, наведший было бинокль, в тревоге опустил его…
— Только бы не потерпеть разочарования!.. — беспокоился он, видя, как взоры всех обратились на юго-запад.
Тем временем Гютри достиг подошвы холма. Склон был не крут, верблюд взбирался на него без особых усилий.
Черные шли впереди.
Гертон и Мюриэль ждали. С каждым биением пульса отчаяние сменялось надеждой, надежда — снова отчаянием.
Еще несколько шагов. Черные уже наверху. Вот они беснуются, кричат, но нельзя разобрать, радость ли то или разочарование. Но вот Гютри поднимает, наконец, обе руки.
— Это они! — кричит Гертон прерывающимся голосом.
Теперь он снова схватился за бинокль. Гютри смеялся!
— Вода!.. Они нашли воду!
Весь караван прыгал от радости, даже животные. Через несколько минут Гертон был у холма и поднимался по легкой покатости.
Вдали, по пустыне со звенящими растениями, бежали рысью два верблюда. Уже ясно можно было различить Филиппа и сэра Джорджа. Полные мехи подпрыгивали на боках горбатых животных…
Гютри неистово горланил победную песнь, черные исступленно кричали, и все продолжали бежать.
— Это, наконец, вода? — зарычал Сидней, когда был уже близко.
— Вода! — невозмутимо ответил сэр Джордж, протягивая ему флягу. — Там в пустыне течет большая река, как говорил Айронкестль.
Гютри продолжал неистово пить живительную влагу…
Черные выли и прыгали, и смеялись, как дети. Спокойная радость наполняла грудь Гертона.
— Обратил Господь взоры свои на мольбу смиренных и не презрел моления их…
Когда порции были розданы, эти люди ожили, как оживают и зеленеют сухие травы после дождя; даже животные получили хотя и малые дозы, но все же достаточные для того, чтобы дать им силы достигнуть реки.
Утолив жажду, Гертон выслушал без особого удивления рассказ Филиппа и сэра Джорджа.
— Самуэль писал мне об этом! — сказал он. — Этой ночью караван сделает привал на берегу большой реки.
Отчаяния не было и следа. В радости возрождения к жизни первобытное сознание черных, лишь смутно рисующее будущее, уже забыло об испытании, и так как господа снова восторжествовали над коварной природой, их вера стала непоколебимой.
Глава IV
У БЕРЕГА РЕКИ
Караван сделал привал в тысяче шагов от реки. Наступила ночь. Звездный свет отражался от растений и неуловимо струился по пустыне.
Шесть скалистых массивов окружали лагерь, расположенный на полосе красной земли, где росли лишь лишаи, мхи да дикие травы. Огонь бросал сверкающий свет, и шмыгающие во тьме звери останавливались в отдалении и следили за странными существами, двигавшимися среди огней.
Появлялись и исчезали то жабы и громадные ящеры, то медянистые шакалы и приплясывающие гиены, то ощетинившиеся вепри, розовые гиппопотамы и быстроногие антилопы; иногда во тьме вспархивала хищная птица с пушистыми крыльями и, наконец, у самого берега показался лев. Несколько минут он стоял, пристально рассматривая лагерь, затем принялся бродить.
— У него шерсть, как у лисы! — заметил Сидней в то время, как сэр Джордж проверял ружье.
— И какая-то странная походка! — прибавил Филипп.
Верблюды, ослы и козы тревожно принюхивались.
— Он не так велик, как давешний леопард.