— Выдержат! — утверждал сэр Джордж. — Они знают, что мы ищем воду… Они понимают, что останавливаться опасно.
Солнце жгло невыносимо; колоссальные мухи яростно жужжали вокруг людей и животных.
— Еще счастье, что они нас не жалят! — заметил Филипп.
— Я подозреваю, что мы отрава для них, — соображал его спутник, — и верблюды тоже.
— Так зачем же они кружатся над нами?
— Они повинуются своему мушиному инстинкту.
Опять наступило молчание, и перезвон трав придавал этому безмолвию что-то фантастическое. Ничего. Только все те же травы, голубые и фиолетовые, с редкими кущами деревьев по временам.
— Что-то там с нашими? — прошептал Филипп, несмотря на жажду думавший о Мюриэль.
Сэр Джордж покачал головой. Он казался невозмутимым, но как уроженец страны с влажным климатом он страдал еще больше, чем Филипп.
— Если понадобится, они выпьют двух-трех коз, — ответил он наконец… — или даже верблюда. У верблюда вообще имеется запас воды… Более двадцати галлонов крови! — И англичанин с вожделением посмотрел на своего верблюда.
— А мы не можем этого сделать, — вздохнул он… — нам нужно добраться до воды.
Долгое молчание. Мысли еле копошились, сухие, тугие и жалкие, в мозгу обоих мужчин. А солнце продолжало их пить…
Внезапно один из верблюдов, подняв усталую голову, как-то странно, нелепо рявкнул. Его товарищ протяжно зафыркал. Оба ускорили ход.
— Что с ними? — проворчал Филипп.
— Я не решаюсь высказать свою надежду, — ответил сэр Джордж.
Дорога стала подниматься. На низком холме они увидели зеленые травы и кустарники. Они переглянулись, ослепленные; испокон века присущий растениям цвет восхищал их сердце. Им казалось, что они вступили в истинную жизнь, в ту жизнь, которой жили бесчисленные поколенья их предков.
Теперь верблюды неслись вскачь. Они взбежали на холм. Хриплый крик, крик избавленья, вырвался из груди Филиппа:
— Вода! Вода!
Это была она, мать-владычица, мать всего живущего; она, вода бытия, вода начала мира!
Река! Она течет, широкая, медлительная, окруженная деревьями, кустарниками и травами. И рассевает в пространстве неиссякаемое плодородие.
Безумие овладело верблюдами. Они летели, как чистокровные скакуны; в пять минут они были уже на берегу и жадно пили, склонившись к реке. Люди спрыгнули на берег и, погрузив в поток свои кружки, утоляли убийственную жажду.
— Это неосторожно! — спохватился, наконец, сэр Джордж.
— Зато как вкусно! — возразил Филипп.
Сэр Джордж предложил ему сероватую облатку:
— От микробов! А-о!
Испуганный англичанин вскочил, протягивая указательный палец по направлению к островку, находящемуся в двадцати метрах от берега, на котором показалось необычайное чудище. Оно походило на крупных крокодилов Древнего Египта: у него были громадные длинные челюсти, чудовищные зубы, короткие лапы и мускулистый хвост, но вместо чешуи все тело и голова были покрыты шерстью, и глаза, сверкающие, как глаза пантеры, не имели ничего общего со стекловидными глазами пресмыкающегося. На макушке головы горел фосфорическим светом третий глаз.
— Что за чудовище! — воскликнул Филипп. — Даже в доисторические времена не было подобного ему ящера.
— По меньшей мере нет оснований утверждать это. Но ведь наша наука так отрывочна…
Чудовище следило за верблюдами и людьми. Инстинктивно последние схватились за ружья. Вдруг крик, похожий на лай, заставил их обернуться. Запрокинув голову, к реке изо всех сил неслась голубая антилопа. Преследовавший ее гибкий хищник с желтоватого цвета шерстью, усеянной мелкими розовыми пятнами, делал тридцатифутовые прыжки. Ростом он был с крупных маньчжурских тигров.
— Ведь это леопард! — пробурчал сэр Джордж.
Отвлеченные страшным хищником, они не заметили, что волосатый крокодил нырнул в реку.
— Берегись! — крикнул сэр Джордж.
Антилопа и вслед за ней леопард бежали к мысу, на котором стояли оба мужчины. Они отступили вверх по течению. Легкие звери уже достигали берега. Леопард ускорил бег, антилопа готовилась броситься в воду, но вдруг остановилась, пораженная ужасом.
На самом краю мыса волосатый ящер выставился из воды, устремив желтые глаза на беглянку. Парализованная страхом, она оглянулась, посмотрела вдаль. В ее смутном сознании закишели образы — там вдали высокие травы, сладость движения и жизни… Здесь — вечная ночь…
Леопард прыгнул и одним ударом мускулистой лапы сразил антилопу. Но волосатый ящер вылезал…
Несмотря на опасность, сэр Джордж и Филипп испытывали дикое любопытство, собиравшее когда-то римлян в цирке.
— Великолепные бестии! — заметил сэр Джордж и посмотрел на свой карабин.
Леопард, держа лапой трепещущую жертву, следил за пресмыкающимся, которое колебалось лишь миг. Открыв громадную пасть, крепко опершись на короткие лапы, оно готовилось к борьбе. Тело его было втрое массивнее, чем у леопарда. Три глаза чудища сверкали. Леопард испустил глухой крик, похожий на рев. Он подкрался сбоку, пытаясь внезапно напасть на противника и вскочить ему на спину…
Но от неповоротливости чешуйчатых предков у крокодила не осталось и следа. Он обернулся, стремительно бросился. Громадная кошка свалилась наземь. Две тяжелые лапы придавили ее, но слишком короткие, они затрудняли движения длинной пасти… Тогда леопард, съежившись, скользя по траве, кое-как высвободился. Испуганный превосходством противника, зверь бросился бежать. Ящер, не удостоив его вниманием, принялся пожирать антилопу заживо, и крики агонии жертвы мешались с радостным хрипом победителя…
Отступая, леопард увидел вдруг Филиппа и сэра Джорджа. Его янтарные глаза с жадностью устремились на обоих мужчин.
— Я целю в голову! — холодно сказал англичанин.
— Это всего лучше! — подтвердил Маранж. — Я поступлю так же.
Леопард колебался. В нем боролись страх, ярость, голод. Но, видя эти странные силуэты, устремленные на него глаза, карабины, казавшиеся продолжением их рук, он уступил и отправился на поиски другой добычи, более робкой и лучше ему известной.
Глава III
ЖИЗНЬ ИЛИ СМЕРТЬ
Смерть витала над караваном. Время от времени к странному перезвону растений примешивалось то блеяние козы, то хрипение ослов, то дикий рев верблюда. Громадные мухи продолжали донимать животных… И черные, несмотря на свою веру в главу каравана, бросали вокруг тусклые взгляды, в которых читались нарастающее возмущение и вспышки безумия.
— Плохо дело! — сказал Курам, только что державший речь к черным. — Некоторые совсем сошли с ума, господин.
