правил, основываясь на общественном договоре[271].
Вопрос об отношении Макиавелли к религии трактуется по-разному. Сейчас большинство авторов сходится на том, что он был типичным христианином[272]. Роберто Ридолфи, автор знаменитой биографии флорентийца, особо выделял его религиозность и христианское сознание, подчеркивая, что тот был антиклерикалом, но не атеистом[273]. Той же точки зрения придерживается Маурицио Вироли, давший даже любопытное расширенное определение понимания Бога Макиавелли[274]. Эту же точку зрения поддерживает и Георгий Чистяков[275], ссылаясь на религиозную работу «Слово увещевательное к покаянию».
Хотя встречаются и противоположные точки зрения, вплоть до ассоциирования автора «Государя» с язычником. Высказывалось мнение, что для Никколо религия – будь то христианство или древнеримское язычество – эквивалентна морали. Это что-то вроде социальной основы, которая регулирует общество[276]. Действительно, в политических трудах Макиавелли не было места сверхъестественному.
Он был не только искренне верующим человеком, но и считал религию крайне важным феноменом, поскольку она составляет существенную часть цивилизации. С точки зрения флорентийца она также является важнейшим элементом любого государства. В то же время ему приходилось словесно выступать против переживающей моральный кризис католической церкви. В этой связи не могли не сказаться уроки Савонаролы.
Макиавелли был убежден, что религиозные представления глубоко укорены у населения, поэтому видел в них важное орудие, которое нужно использовать для государственного управления[277]. Автор «Государя», однако, считал, что значение религии падает. Кроме того, он использовал больше психологические и исторические аргументы в пользу религии, чем ее теологическое обоснование[278]. И вообще он больше верил в секуляризацию взглядов и интерпретации истории, нежели в ослабление их религиозного характера[279]. Вообще проблеме религиозности Макиавелли посвящено немало публикаций[280]. Точки зрения исследователей по этому поводу, как уже указывалось выше, довольно сильно разнятся. Упомянем здесь мнение, что в политической концепции автора «Государя» религия не занимала центральное место. Однако он видел в ней необходимый элемент управления государством[281].
По «Государю» было бы неверно судить о религиозности (или ее отсутствии) автора данного труда. По большому счету, этот фактор не имеет значения для анализа данной работы, потому что он на ней не сказывается. Говорят, что Макиавелли отделил Бога от политики. Наверное, было бы возможно сказать, что он вывел имя Бога из размышлений о логике политики. В свое время это не понравилось многим. Их последователи есть и в нашу эпоху. Однако сделанное им уже свершилось, и изменить это невозможно. Оригинальность Макиавелли находится в его концепции мира, его прагматическом христианстве, его радикальном пессимизме[282]
В этом же отрывке Макиавелли дает одну из трактовок термина фортуна. «Наидостойнейшие» обладатели нового государства получили только возможность применить свои дарования, не более того. Судьба, таким образом, не была к ним милостива, а они не оказались удачливы. Она всего лишь дала им возможность, случай, перспективу. Без них, правда, не было бы подвигов этих «наидостойнейших», но никаких подарков судьбы они не получали.
Вообще восприятие Макиавелли фортуны менялось от работы к работе и от страницы к странице. Есть точка зрения, по которой в «Государе» он признает, что она определяет по крайней мере половину половины человеческой судьбы[283]. Тот факт, что в противопоставлении фортуны и virtù первая только предоставляет возможность для реализации доблести, родило представление о новом подходе, когда фортуна выглядит как контролируемая сила[284].
На деле отношение Макиавелли к фортуне всегда было очень сложным. Обратимся еще раз к его стихотворному опыту в этом отношении.
Где взять слова, какие выбрать струны,
Чтоб о Фортуне в песне рассказать,
О том, как все зависим от Фортуны
и, на себе неся ее печать,
вдруг начинаем видеть в мрачном цвете
то, что привыкли розовым считать?
Поверь, Джован Батиста, нет на свете
Страшней ее ударов ничего, —
Запомни хорошенько строки эти.
Коварнейшее это существо
издревле сильных от природы било,
свое доказывая торжество,
и только исключительная сила
Фортуне может дать победный бой, —
Иначе будет все, как прежде было.
(пер. Е. М. Солонович)
Иными словами, здесь имеет место смешение откровенного пессимизма в отношении власти фортуны над человеком с робкой надеждой, что противостоять ей все же возможно. Правда, обладая «исключительной силой». Естественно, что последняя может принадлежать только героям. Как раз таким, о которых идет речь в данной главе «Государя». Вообще в работах Макиавелли мы находим триумф имманентной концепции фортуны. Она всегда является оппонентом, а успех – целью действий человека[285].
Моисей не убедил бы народ Израиля следовать за собой, дабы выйти из неволи, если бы не застал его в Египте в рабстве и угнетении у египтян. Ромул не стал бы царем Рима и основателем государства, если бы не был по рождении брошен на произвол судьбы и если бы Альба не оказалась для него слишком тесной. Кир не достиг бы такого величия, если бы к тому времени персы не были озлоблены господством мидян, а мидяне – расслаблены и изнежены от долгого мира. Тезей не мог бы проявить свою доблесть, если бы не застал афинян живущими обособленно друг от друга. Итак, каждому из этих людей выпал счастливый случай, но только их выдающаяся доблесть позволила им раскрыть смысл случая, благодаря чему отечества их прославились и обрели счастье.
У Юсима этот отрывок звучит, на мой взгляд, в очередной раз более точно: «Следовательно, Моисей должен был найти народ Израиля в Египте порабощенным и угнетенным египтянами, чтобы он был готов пойти за ним ради освобождения из рабства. Ромулу надо было прийтись не ко двору в Альбе[286] и быть брошенным на произвол судьбы после рождения, чтобы он стал царем Рима и основателем Римского отечества. Киру необходимо было застать среди персов недовольство властью мидян, а мидян слабыми и изнеженными вследствие долговременного мира. Тезею не пришлось бы проявить свою доблесть, если бы он нашел Афины сплоченными. Случайные стечения обстоятельств оказались для этих людей счастливыми, а их необыкновенная доблесть помогла им воспользоваться случаем, что привело их отчизну к славе и процветанию».
Здесь можно задуматься над мнением, что «Макиавелли соединяет идею Ветхого Завета о коммунальном соглашении и лидере-пророке с политическими аспектами мессианизма»[287]. Возможно, тут что-то есть, причем если исходить из логики не только этого отрывка, но
