Великий князь взорвался:
— Бежит, бежит барон от Османа, как трусливый заяц. Ты, Митька, дай телеграмму моему державному брату. А я поеду к нему следом.
В Главной квартире императора вечерами играл военный оркестр — царь любил духовую музыку, важно прогуливались свитские генералы и иные чины, дышали на ночь свежим воздухом, обменивались новостями, чаще придворными сплетнями, о которых узнавали из петербургских писем.
Идя на совещание, Милютин приблизительно представлял его ход. Главнокомандующий станет просить пополнения, искать оправдания, государь обещать, а он, военный министр, называть номера войсковых соединений, прибытие которых ожидается на Балканы не раньше октября.
Вчера только Милютин послал телеграмму в военное министерство: готовить эшелоны к отправке.
Вечерело. Бела обозначилась светящимися окошками, огласилась звоном колокольцев возвращающегося с пастбища стада, вдали и поблизости перекликались хозяйки.
На душе Дмитрия Алексеевича потеплело, и какая-то грусть сжала сердце. Набежало и всколыхнуло давнее, пережитое… Давно то случилось с ним. Еще в те годы, когда служил на Кавказе. Довелось ему попасть под Моздоком в терскую станицу. Молодая казачка, хозяйка квартиры, налитая соком, как зрелое яблоко, поила его парным молоком, жарила мясо дикого кабана с острыми приправами, какого ему никогда ни ранее, ни позже не доводилось пробовать.
Всю силу любви познал в те короткие дни Милютин и сладость жизни поведал, искренне сожалел он, что не родился от простой казачки, была бы у него такая жена с ее заботами и волнениями, а он бы пахал землю…
В императорском просторном шатре в массивных шандалах горели свечи, у входа дюжие лейб-гвардейцы несли караул, Милютин вошел вслед за главнокомандующим и начальником штаба. Государь и царевич Александр уже ждали их.
— Прошу садиться, — император указал на стулья, расставленные вокруг стола. И, повременив, пока генералы усядутся, усмехнулся иронически: — Плохой подарок поднесли вы мне ко дню рождения. Меня тревожит сегодня положение под Плевной. Оборот событий после очередного штурма заставляет нас задуматься. — Посмотрел на великого князя и Непокойчицкого.
Главнокомандующий, насупившись, водил пальцем по столу. Все молчали. Наконец Николай Николаевич заговорил:
— В Ливадии, как помните, я настаивал на увеличении численности Дунайской армии.
Милютин подумал: сейчас великий князь потребует дополнительные войсковые соединения.
Главнокомандующий сказал:
— Мы должны получить резерв, который обеспечит нам перевес над неприятелем. Не так ли, Артур Адамович?
— Совершено верно, армия нуждается в пополнении.
— Прискорбно, только под Плевной наши потери составили шесть тысяч солдат, — вставил Милютин.
Главнокомандующий сделал вид, что не слышит. В разговор вступил император:
— Для усиления действующей армии мы приняли решение мобилизовать гвардейский корпус. Исключая кирасир. Дмитрий Алексеевич, что у вас?
— Мы ожидаем прибытия шестидесяти пяти батальонов, двадцати пяти эскадронов и нескольких батарей.
Великий князь махнул рукой:
— Знаю и то, что буду получать их малыми пакетиками…
— Ваше мнение, господа?
— Считаю новый штурм Плевны возможным после тщательной разведки и подготовки. За это время подтянуть подкрепления. Данные разведки проверить через полковника Артамонова, — сказал Милютин. — Не грех укрепить командование.
— Кого имеете в виду? — главнокомандующий насторожился.
— Криденера, ваше высочество.
Уже расходились, когда император остановил Милютина:
— Дмитрий Алексеевич, вы назвали барона Криденера, и я не могу не согласиться с вами. Сколько горя он причинил мне. Говорят, под Плевной отличился генерал Скобелев. Князь Александр Константинович Имеретинский рассказывал, будто там, где наступал молодой Скобелев, турки начали отступать на Софийскую дорогу. Они готовились покинуть город. Ах, барон, барон, — сокрушался Александр.
— Генерал Скобелев, ваше величество, на месте рекогносцировки установил: к западу от реки Тученины фронтом на юг и запад турки не имели укреплений, а посему предложил генералу Криденеру нанести главный удар по плевенскому укреплению именно здесь. При таком ударе мы принудили бы противника выйти из редутов, что нам на руку, даже имея равновесие сил.
И Милютин, указав на карте район Плевны, наиболее удобный для наступления российской армии, продолжил:
— Данные разведки Скобелева подтвердили местные болгары. Барон Криденер, однако, не принял предложений, как мне кажется, разумных, за что жестоко поплатился. Штурм плевненских редутов во второй раз дорого обошелся российскому солдату.
— Князь Имеретинский говорил: у Осман-паши английские советники.
— Турецкую армию обучают английские инструкторы, ей продают винтовки и орудия Великобритания и Германия.
— Какое вероломство. Они подписывают с нами договоры, а сами торгуют оружием.
— Нам, ваше величество, необходимо изменить тактику. Рассчитывать только на храбрость российского солдата, значит, нести большие потери.
— Согласен с вами. Прошу помочь великому князю в разработке плана нового штурма Плевны…
Покинув Белу, великий князь Николай Николаевич направился в Булгарени. В коляске главнокомандующего примостился полковник Скалон, его адъютант. Следом скакала сотня драгун. Сорокаверстный путь проделали за пять часов. Скалону хотелось размять ноги, но главнокомандующий всю дорогу молчал. В ночной темени полковнику казалось, что великий князь спит.
Начало светать, вокруг поблекло. Над землей потянулся туман. Драгуны плыли в нем, подобно сказочным богатырям. Стало свежо.
— Митька, плесни-ка чарку, зябко. — И, крякнув, пожаловался: — Державный братец насулил, а Милютин цифирью насытил, а по мне, лучше синица в руке, нежели сокол в небе.
Повздыхал, выругался крепко:
— Ну, Митька, удружил твой дядюшка.
Скалон оторопел. Не иначе, отстранит великий князь генерала Криденера от командования корпусом. Но Николай Николаевич кашлянул в кулак, сказал со смешком:
— Быть бы биту барону, да не хочу потакать военному министру. Он на твоего дядюшку обозлился…
Криденера разыскали в госпитальной палате. Он пил утренний чай, когда ему доложили о прибытии главнокомандующего. От испуга полное лицо генерала побагровело. Скалон подскочил к нему, помог сесть. Криденер жалобно пролепетал:
— Я, ваше высочество, хотел государю к его именинам Плевну поднести.
— Вижу, вижу, голубчик, вы и сами переживаете. Однако ж, барон Николай Павлович, на расправу ты жидок. Но не будем поминать прошлое, генерал, надо подумать, как положение исправлять.
Через заслоны прорвались, сломив сопротивление таборов Халюсси-паши. Ночью турецкие батареи не осмелились обстрелять колонну Гурко, побоялись — снаряды могут лечь в расположении своих.
Не дожидаясь рассвета, Иосиф Владимирович дал команду генералу Рауху 1-й Гвардейской кавалерийской дивизией уходить к Ловче, а коневодам 8-й Гвардейской кавалерийской дивизии укрыть лошадей и начать окапываться. Знал Иосиф Владимирович, скоро за перевал начнутся жестокие бои. Сулейман-паша начнет штурмовать Шипку. Ему необходимо овладеть дорогой к Плевне.
Пехотинцы, драгуны, ополченцы строили оборонительные укрепления, рыли ложементы, ставили фашины.
Гурко, Столетов и другие командиры появлялись среди строивших оборонительную линию, торопили. Часто раздавался голос Гурко:
— Земля каменистая, рук не жалейте, ребята. Хороший ложемент, солдату защита, а турку смерть.
Собрав командиров батарей, приказал:
— Батареи установите, чтобы фланги прикрыть. Турок в лоб попрет, свинца наглотается, так он попробует нас с флангов взять.
Ставили пушки, где генерал Гурко указал. И разгадал замысел Сулеймана-паши. Тот батареи по высотам установил, на вершинах горных, чтоб обстрел не только перевала вести, но и дороги к Шипке.
Вскоре турецкие батареи охватили Шипку подковой. К перевалу поднимались таборы, готовились к удару.
Иосиф Владимирович понимал: силы защитников перевала недостаточные. Того же мнения и Столетов. Его ополченцы заняли оборону среди солдат и драгун.
Ночью Гурко пробудился от ликующих криков. В землянку, отбросив полог, заглянул генерал Столетов:
— Иосиф Владимирович, Брянский полк пришел!
Не проявлявший своих чувств генерал обрадовался. Помощь, хоть и недостаточная, но вовремя. Генерал чуял, Сулейман-паша со дня на день начнет наступление.
Шум в стане русских турки услышали; и после утреннего намаза Сулейман-паша появился на позиции со своим штабом. Он долго рассматривал в подзорную трубу укрепления русских, потом расположения своих батарей, наконец заявил:
