даже не поставил дат, так мало она прожила на этом проклятом свете.
Могла и жена покоиться рядом, но я оплошал. Когда увидел, как деловито по-мясницки отрубают ей топором голову, то повернулся и пошел прочь. Утром, оправившись от шока, бросился на кладбище, да поздно было. Что ты, говорят, парень, такая неразбериха, мы их сразу закапываем… Где-то в общей, а где? За ночь, знаешь, сколько нарыли…
Светало. Последняя сволота разбредалась прочь от стен тюрьмы, чтобы спрятаться в своих норах до следующей ночи. Я потушил прожекторы и допил остатки водки, хоть и был совершенно пьян. Нужно было еще чуть-чуть добавить, я чувствовал, нужно. Ну ничего, доберу у себя в комнате. Чуть-чуть, чтобы свалиться и забыть обо всем. Я не мог долгое время без перерывов жить в окружавшем меня мире. Это был нечеловеческий мир, и мне постоянно хотелось убежать из него. Что я и делал.
Глава IV. Коля-маля
С тех пор, как он решился на ЭТО, прошел месяц, и весь месяц ему было хорошо. Если в дерьмовом мире, где они жили, хоть что-то можно назвать этим словом «хорошо». Он мог выпить, когда хотел, трахнуть каждый день несколько баб, ни одна из которых не скажет «нет», и мстить…
Теперь он предпочитал работать один. Серега с Димкой не разлучались, А Алексей, и тем более Виктор – сопливые идеалисты – только мешали ему. Они быстро поняли это и не стали навязываться. Днями начали работать по две бригады, когда наставала его, Николая, очередь, но по одному человеку в каждой.
«Чистоплюи хреновы! – говорил себе Николай. – Рубить ноги, руки, головы, вспарывать животы, протыкать груди колами – это правильно, нравственно, законно. А трахать – безнравственно! неэстетично!.. Говнюки!»
Он затормозил возле дома, на парадной двери которого был нарисован белый крест. Загнал «джип» в узкий проулок между двумя зданиями, чтобы не заметил кто-нибудь из парней, если будет случайно проезжать мимо, и быстро юркнул в подъезд. В сумрачном вестибюле остановился, положив руку на автомат, привычно осмотрелся, прислушался. Стояла мертвая тишина, ничто не будило подозрений.
Держа автомат наизготовку, Николай поднялся на второй этаж и остановился перед квартирой номер три. Сердце часто застучало от возбуждения и легкой тревоги.
Приложив ухо к двери, он замер и с минуту, затаив дыхание, слушал. Потом осторожно снял тяжелую сумку с левого плеча и поставил на пол. Придерживая автомат, чтобы не стукнул в дверь, заглянул в замочную скважину.
Как и следовало ожидать, он ничего не увидел. В квартире было темно, как ночью.
Николай помешкал еще некоторое время, снова прокручивая в уме всю схему, и не нашел в ней изъянов. Видимо, это давно зрело в нем, ведь он решился сразу, как только увидел ИХ. Точнее, когда положил тела двух женщин на широкую кровать и раздел обеих.
Старшей было за тридцать, но тело ее не начало еще увядать, это было прекрасное тело зрелой женщины. Полные бедра, желанно раскрывающиеся тебе навстречу, налитые груди, жаждущие мужской руки. На чем не задержи взгляд – все совершенно и ухожено. Высокие скулы и чувственные сочные губы, тени длинных ресниц на щеках и точеный носик. Роскошные плечи и волосы. Он лег на нее и прижал плечи к постели. Они утонули в распущенных волосах, а ее груди поднялись ему навстречу.
Николай перекатился на бок и стал неторопливо ласкать красавицу. Всю жизнь он был неказистым мужичком и таковым ощущал себя. Не на каждую женщину осмеливался поднять глаза, боясь прочесть в ее взгляде пренебрежение или даже презрение. Теперь он мог взять любую, делать с ними, что вздумается. Нынче все они стали его игрушками, а он их властелином.
Единственное, в чем он не был властен, так это в том, чтобы сохранить своим игрушкам жизнь. Хотя бы на время, на то короткое время, которое отпустила им судьба до превращения. Рядом всегда находился кто-то, кто не позволил бы ему пощадить инфицированную.
Сейчас он работает один…
Николай встал и, обойдя кровать, принялся разглядывать вторую женщину. Нет сомнения, они – мать и дочь… Нежный, только распустившийся цветочек. Отбивная под острым соусом и парная телятинка… Он усмехнулся, представив, как обладая одной, станет ласкать другую, как кусая в оргазме плечо дочери, одновременно будет стискивать грудь матери, щипать ее темный сосок…
Вчера он отвел душу – вытворял все, на что было способно его воображение. Потом одел, забавляясь, как кукол «барби», и оставил записку. В ней содержалось предложение остаться в этой квартире, согласиться принадлежать ему. За это Николай обещал кормить своих «барби» и снабжать всем необходимым. Ну а если… Если они будут столь глупы… Их рано или поздно обнаружат и уничтожат. Спасения нет: из города не уйдет никто, люди предприняли необходимые меры. А он гарантирует им защиту и от людей, и от упырей.
Достав из кармана ключ, Николай отпер дверь. Он отворял ее медленно и осторожно, готовый отпрянуть назад, если почувствует хоть малейший намек на ловушку. Но ничто не свалилось ему на голову, никто не бросился на него и не вонзил клыки в грудь. Хотя они знали, что днем напасть некому, они всегда осторожничали. Береженого Бог бережет. Мало ли что…
Поводя влево-вправо дулом автомата, он прошелся по квартире. Заглянул в туалет, на кухню… Вошел в спальню, и довольная улыбка растянула его губы. Женщины лежали в постели, причесанные и накрашенные.
Вернувшись в гостиную, Николай бухнул на стол сумку. Его записка лежала там же, где он ее оставил. Внизу карандашом крупным женским почерком было написано: «Мы согласны».
Два дня он сачковал, отмечая на карте якобы очищенные от тварей дома, а на самом деле нежился в обществе своих «барби». Трахался и пил, пил и трахался. Пьяно хохотал, щупая безвольные тела.
Все складывалось как нельзя лучше: еще месяц назад его одиночные выезды и стремление работать только «чистильщиком» вызвали бы подозрение у ребят, но сейчас, после того, как Серега и Димка сказали, что они будут работать только парой, а Виктор отказался выходить с ним на охоту, все встало на свои места. Хватит давить на него своей моралью, моралью общества, которое перестало существовать! Людей осталось так мало, что каждый мог стать королем отдельного континента, ну или страны, по крайней мере. Хватит поучать и регламентировать! Начальники все повымерли! Туда им и дорога! Как хочу, так и живу! Тем, что я делаю, я никому не причиняю вреда, никому из ребят. А остальное никого
