Женю. Мы обе проголодались после съемок.
— Чем это вы там шуршите? — вдруг заинтересовался доселе молчаливый режиссер.
Смущаясь, я ответила:
— Это у нас шоколадка! Марк Анатольевич, хотите?
Он отказался, но, повернувшись к нам, спросил у Симоновой:
— Евгения Павловна, а вы любите шоколад?
— Да, люблю, — ответила она.
— А какие у вас еще есть слабости?
И тут моя однокурсница вдруг выпалила:
— Я всегда влюбляюсь в режиссеров, у которых снимаюсь!
Потом она объяснила, что сказала так от отчаяния, чтобы обратить на себя внимание. Но Захаров, ничего не ответив, только слегка улыбнулся. Так он и остался на недосягаемой для нас высоте.
Поле Ромашина
Как-то, войдя в Интернет, как в химчистку — ненадолго и по делу, я вдруг обнаружила там рецензию на единственный фильм Анатолия Ромашина, который он сделал как режиссер. Это было так внезапно, что я испытала эмоциональный шок. Ведь это был фильм, в котором мне довелось сыграть вместе с ним.
Впрочем, вначале о химчистке, где порой происходят прелюбопытные вещи, а не только скандалы по поводу испорченных или потерянных вещей.
В химчистке я ликовала, обнаружив спустя неделю после потери свою перчатку. Она висела на тонкой металлической вешалке, закрепленная красной прищепкой. Это напоминало сюрреалистический этюд: подвешенная за палец маленькая черная перчатка с кожаным треугольничком по краю, на котором рельефными золотыми буквами написано: Prada.
— Господи! Это же моя перчатка! — не веря своим глазам, воскликнула я, когда пришла за готовым заказом.
— Ну и забирайте ее! — ответила индифферентно приемщица. — Она уже пять дней здесь болтается.
— Надо же! А ведь я уже с ней простилась. Везде искала, а про вас забыла. И ведь никто не взял!
— Да кому она нужна. Одна…
— Ну, не скажите, она все-таки красивая, даже одинокая. — Я слегка обиделась за «Прада». — Просто люди у нас честные.
— Да ладно, честные, — не сдавалась приемщица. — Вон день назад мы пледы перепутали. Так тот, который получше, мы сутки с собаками разыскивали. Вызвонили клиента, который его унес, а он отдавать не хочет. «Трофей это мой, — говорит, — не отдам. Если мой плед не нравится новому хозяину, сами деньги ему компенсируйте. Это вы зевнули — вы и платите». И трубку бросил. Вот народ пошел! Совсем оборзели.
Мне не хотелось омрачать мою нечаянную радость жестокой реальностью. Мне больше нравилось думать, что за те пять дней, что меня не было в химчистке, там побывали только честные люди. Неужели честные бывают только в чужих странах?
Кстати, о чужих странах: мне вспомнился случай, как мой муж оставил свой пиджак в туалете ООН в Женеве. Был жаркий день, и о пиджаке он просто забыл. А когда вспомнил в конце рабочего дня и бросился в туалет, то не поверил своим глазам: на крючке весь день отдыхал не только любимый пиджачок, но и все его содержимое.
Надо сказать, что в ООН работали не только честные, но и остроумные люди. В частности, все в том же туалете висело напечатанное на машинке объявление: «Priиre de ne pas jetter les mиgots dans les toilletеs» (ПРОСЬБА НЕ БРОСАТЬ ОКУРКИ В УНИТАЗ). А внизу какой-то остряк от руки сделал приписку: ««Il est impossible de les fumer aprиs!» (ИХ ПОТОМ НЕВОЗМОЖНО РАСКУРИТЬ).
В женском туалете над унитазом тоже красовалась забавная эпитафия: «Здесь покоятся самые изысканные кулинарные шедевры».
Женевское отделение ООН — бывшая Лига Наций находится в восхитительном месте — на берегу самого большого в Швейцарии горного озера. Вода в озере не просто чистая, здесь подойдет превосходная степень: чистейшая.
Однажды в этом озере обнаружили тысячную-претысячную долю присутствия ртути. В Москве такую воду преспокойно пьют! Но в Швейцарии, в Женевском озере — ртуть! Какой-то завод, как выяснилось, что-то сбросил в озеро. И тут такое началось! Такие волнения! Жители Женевы и Лозанны потом долго не могли успокоиться.
Огромный парк с реликтовыми деревьями поднимается от озера в город. Территория ООН — часть этого парка с огромными зелеными лужайками. В нем очень приятно прогуливаться, обсуждая проблемы мировой политики, или просто прилечь после обеда на зеленой лужайке в обеденный перерыв, свернув пиджак под голову, как не стеснялись делать даже руководящие сотрудники. Все вокруг дышит свежестью и внушает чувство безопасности.
Наверное, именно поэтому в панорамическом кафе с видом на озеро и гору Монблан в конце 1970-х проводили свои встречи члены группы Баадер — Майнхоф, когда готовили очередной террористический акт.
Их искала вся полиция Европы, а они обсуждали будущую операцию в здании ООН в Женеве.
Все это поведал мне Алексей, когда я в очередной раз, будучи в Женеве, восторгалась спокойствием этих мест. Тогда, в 60–70-е годы прошлого века, и начался современный терроризм, каким мы его сейчас знаем: взрывы в метро и на рынках с максимальным числом жертв, захваты самолетов и автобусов с десятками и сотнями заложников.
Позже на Ближнем Востоке появились и «живые бомбы» — террористы-смертники, что стало
