— Готово, господин милосердный гладиатор! Купальная чаша полна!.. Кружечку я заслужил, а?
Конан замахал руками на влетевшего, показывая, чтобы тот не орал как оглашенный, прожевал, что было во рту, проглотил и только тогда смог выговорить:
— Проводишь госпожу гладиаторшу к купальне, тогда получишь. Госпожа ведь желает смыть с себя грязь вагаранских улиц, да?
Варвар глянул на хмурую амазонку, ожидая и на этот раз получит отрицательный ответ. Но нет — та неожиданно кивнула в знак согласия. Поднялась с дивана, прихватив с собой и саблю.
— Если кто нос свой сунет, убью,— сказала она, прежде чем отправиться за услужливо показывающим дорогу Фагниром к комнате, где совершаются в доме купца омовения.
— Очень надо,— пробурчал варвар, наполняя свой кубок вином.— Только этого мне сейчас и не хватает… Странный народ, эти женщины, а уж дикарки — так и подавно.
Вернулся Фагнир, набросился на вино и вместо одной кружечки столь молниеносно влил в себя четыре полных кубка, что пораженный Конан лишь крякнул и развел руками:
— Умеешь, стервец…
* * *
В этот миг на ворота со стороны улицы обрушился град Ударов. Расслабленного, благодушно настроенного варвара как не бывало. Фагнир увидел перед собой обтянутого мускулами, готового к любым неожиданностям, опасного, сильного зверя.
В ворота барабанили все настойчивее, раздавались требовательные крики:
— Открывай, стража!
Толчок в спину вывел перепуганного приказчика из столбняка.
— Откроешь. Поговоришь. Ляпнешь не то — тебя первым зарублю, остальных потом.— В шепоте варвара было нечто, что не позволяло сомневаться: как он сказал, так и будет.
На негнущихся ногах, не успев приговорить еще один кубок с белым кофским, Фагнир двинулся прочь из зала.
— Живее! — Короткое слово подхлестнуло приказчика сильнее казацкой плети. Слуга Махара поспешил, насколько позволяло состояние ног и головы.
Конан, кляня себя за то, что пил и жрал, вместо того чтобы наточить меч, выпрыгнул в боковое окно, обежал угол дома и затаился под высоким широким крыльцом, не доходящим до ворот шагов пять. Из этой засады, если потребуется, в два прыжка он окажется у выхода.
— Живее, лентяи! Подохли там, что ли?
— Иду, иду! — Загромыхал отодвигаемый засов, скрипнули петли распахиваемой калитки.
— Чей дом? Кто таков? — Вопросы сопровождались цокотом копыт и звяканьем оружия.
— Дам всем известного купца Махара. Торговца тканями. Я же — его приказчик по имени Фагнир. А самого купца в доме нет.
— Про сбежавшего гладиатора слыхал?
— А как же! Не под землей, чай, живем.
— Подозрительного ничего не видел?
— Никак нет, господин офицер.
— Увидишь, услышишь — зови нас. Не сможешь позвать — зажигай факел, установи на крыше. Про награду слыхал?
— Никак нет, господин офицер.
— Тысяча золотых тому, кто возьмет негодяя живым, полтысячи за мертвого, триста за помощь. Можешь неплохо заработать, дружок… И лучше не продолжай,— и так от тебя несет, как от винного склада. Не то толпы гладиаторов мерещиться начнут.
Раздался дружный смех не менее чем из десятки глоток, а миг спустя — удаляющийся перестук копыт.
— Расквась мне нос, зуб выбей, привяжи к бочке! — взмолился Фагнир, когда запер калитку, обернулся и увидел вышедшего из-за крыльца гладиатора.— У меня чуть сердце от страха не выскочило. Я протрезвел! Совсем! — Он опять рухнул на колени.
— Зуб оставь себе. Заработал. Идем, запру тебя в погребе. Вот тебе доказательство, что здесь был беглый гладиатор; оправдаешься. На, держи. В подарок и в качестве алиби.— И Конан, сняв с головы, швырнул купеческому слуге бронзовый Шлем, сорванный с убитого туранца.
Киммериец заточил Фагнира в погребе, что равносильно, усмехнулся про себя варвар, заточению кошки среди крынок с молоком, и вернулся в покинутый зал. На пороге ведущего в глубь дома проема Конан увидел мокрые следы босых ступней. Значит, услыхав стук и крики, амазонка выбежала посмотреть, что происходит. Обнаженная, с саблей… Красивое, должно быть, зрелище…
* * *
Ударом в небольшой медный гонг сатрап Хашид вызвал полуобнаженных девушек с опахалами; омываемый ласковыми волнами прохладного воздуха, он откинулся на шелковые подушки и позволил телу расслабиться. Телу, но не уму. На лице его блуждала довольная ухмылка.
Денек выдался жаркий — жаркий во всех смыслах. Несмотря на то что близится вечер, солнце на улице по-прежнему печет немилосердно, загоняя прохожих в прохладу садов и питейных заведений. Лишь стражники жарятся под его испепеляющими лучами, способными, кажется, растопить даже камень. А во дворце тишина и тень, хотя стены вроде бы все еще сотрясаются от недавних криков брызжущего слюной шаха Джумаля — Джумаля взбешенного, Джумаля умоляющего, Джумаля угрожающего, Джумаля убеждающего…
Но это все ерунда. Не о том надо думать, не о том.
Только что, чуть ли не падая перед сатрапом на колени шах просил, требовал, канючил и приказывал. Нет, он, Джумаль, не отказывается от спора, он незамедлительно вручит ему, Хашиду, проигранный смарагд… Смарагд, а в придачу ту самую груду золота, что по весу равна шахскому верблюду вместе с упряжью. Однако взамен Хашид должен предпринять все возможные шаги к тому, чтобы проклятый гладиатор был пойман и доставлен Джумалю. Живым. Он, Джумаль, готов покрыть все издержки, связанные с поимкой беглого раба, и даже назначить особую премию тому, кто притащит негодяя во дворец. Неужели досточтимый Хашид откажется от столь заманчивого предложения? Ведь раба все равно будут искать, так разве денежное вознаграждение не ускорит поиски? Разве груда золота весом с верблюда отяготит личные закрома сатрапа? Вспомни, мой светозарный хозяин, как этот дикарь чуть не лишил жизни твоего гостя золотым кубком! Вспомни, что он убил моего верного телохранителя… и главное — моего сына! Неужели ты откажешься помочь мне? Что стоит жизнь какого-то раба по сравнению с жаждой любящего отца отомстить за любимого сына! А ведь в своей отцовской мести я не остановлюсь и перед тем, чтобы послать сюда свои отборные войска, подумай об этом, мой любезный Хашид!..
Хашид слушал увещания своего сиятельного гостя, снисходительно ухмылялся и молчал. Но в мыслях он стремительно перебирал варианты. Конечно, сатрап и без Джумаля собирался организовать тщательнейшие поиски непокорного раба — виданное ли дело, чтобы беглый пленник разгуливал на свободе! Гладиатора, конечно же, найдут и закуют в цепи, а уж что дальше с ним делать, решим потом. Однако нельзя и упустить возможности вытрясти из мешков шаха как можно больше золота… А еще лучше — поставить его в зависимость от Вагарана: пусть Джумаль по гроб жизни будет считать себя обязанным Хашиду. Поэтому сатрап весьма уклончиво дал понять шаху, что, наверное, приложит все силы, дабы схватить беглеца, и, скорее всего, оный беглец будет пойман. Что же касается передачи беглеца шаху, то, пожалуй, этот вопрос требует самого обстоятельного обсуждения. Приятно было видеть Хашиду, как унижается высокопоставленный гость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
