Мердози выработали для человеческой личности другую точку зрения. Они обратились внутрь ее и открыли какие-то скрытые от нас возможности человеческой души. Они работали с символами, снами, видениями.
Телепатия? Нет, не совсем. Скорее, они овладели техникой передачи чувств. Это могло бы объяснить их господство над животными. И объяснить, что произошло с Чарли и со мной.
А может быть, здесь больше, чем это, намного больше? Это должно пронизывать все аспекты жизни. Они должны обладать возможностями, которых мы не можем даже представить.
Но тем не менее, они были людьми — не сверхлюдьми, не идеализированными созданиями нашего воображения. Они просто другие.
Их вид предполагал, несомненно, известные выгоды, более тесную связь с их сородичами, внутреннее созвучие со всем живым, душевную уверенность и мир. Но эта построенная на снах культура зависела от статичности общества. Пока ничего не меняется, этот вид функционирует — все сны растолковываются, на них можно полагаться и доверять их приказам.
Но что, если они, например, начнут видеть сны о космических кораблях?
Или о чужаках с оружием?
Или о мужчинах и женщинах с удивительными обычаями?
Не явится ли это потрясением культуры, основанной на неизменности? Что делать, если сны больше не дают ответов?
Появление чужаков должно было вызвать холодное отвращение. Оно должно было потрясти самые основы всего их существования. Как можно доверять этим чужакам, если они не предлагают ничего, кроме слов?
Слов недостаточно.
Отношений недостаточно — они могли стать даже роковыми. Заверений в дружбе недостаточно.
Я знаю, что нужно делать.
Путь ясен.
Но могу ли я верить себе? И всем вещам, что сделали меня тем, что я есть?
* * *
Но сдаваться сейчас нет смысла. Это должно быть сделано, и первый шаг надо сделать ему.
Монт провел в пещере еще одну ночь и как следует выспался. Потом он вышел в сияющее утро, поел немного пеммикана, который сам себе сделал, и запил его водой. Теперь он готов.
Он чувствовал какую-то симпатию к маленькой пещере, ставшей для него своего рода символом. По его убеждению было два в корне различных вида людей — один, который чувствовал себя склонным к равнинам, а другой, что находил покой только в горах. Если бы Монт смог прожить свою жизнь снова, то он провел бы ее в горах, где чистый воздух и чувствуешь себя ближе к небу.
Он посмотрел на луга внизу, спускающиеся к речному берегу. Здесь, наверху, несмотря на все случившееся, было спокойно. И воздух менее резок, чем внизу, и не так раздражал горло.
Его взгляд упал на раздавленные части скафандра, все еще лежавшего на краю скалы, и он усмехнулся. Скафандр наверняка ему больше не понадобится.
Монт пошел вниз по тропинке, к реке.
Подумав о выбранной им самим роли человека судьбы, он невольно улыбнулся. Конечно, он не идеальный человек для такой роли, но кроме него нет никого, кто бы сыграл ее. И от этого зависело больше, чем судьбы Валонки и Земли. Это могло оказать влияние на историю всей Вселенной.
Он пожал плечами. Слишком много требовалось от одного-единственного человека, но в конце концов все всегда сводится к тому, что решать должен кто-то один…
Жаль, подумал он вдруг, что нельзя остаться голым. Это могло бы стать убедительным символом.
Но, к несчастью, он ни в коем случае не мог находиться под этим солнцем без одежды. Она ему необходима.
ГЛАВА 16
Монт без происшествий перебрался через реку и направился к поляне, где был их с Чарли лагерь. Он удивился, найдя его таким же, каким они его покинули. Ему почему-то казалось, что лагерь должен измениться точно также, как внутренне изменился он сам. Тот ужасный дождливый день… он, должно быть, на миллионы лет в прошлом, и относится к другому веку.
Монт оставался на поляне ровно столько, сколько понадобилось, чтобы отыскать трубку и табак. Трубку он немедленно набил и закурил, наслаждаясь ароматным дымом. Если бы ему пришлось стоять у стенки на расстреле, он бы и тогда попросил о том, чтобы выкурить последнюю трубку.
Все это было очень странно, так же странно, как сама жизнь. Еще совсем недавно он избегал курить, боясь испугать туземцев. Но сейчас, когда он направлялся к ним, трубка уже не играла больше никакой роли.
Кое-чему за это время он научился.
Внешние проявления ничего не значат!
Монт вошел в лес. Вокруг него сомкнулись большие деревья, что-то, казалось, нашептывая, но это его совсем не беспокоило. Он искал место, где так давно он впервые увидел Вольмэя, предложил ему пищу и познакомился с первым мердозини.
Он нашел темную тропинку меж деревьев, где тогда гремело эхо дождя и ветра.
Он нашел пустое дерево.
Перед ним сидел Вольмэй; его голое тело поблескивало на солнце, пробивавшемся сквозь ветви. Старая голова склонилась на полосатую грудь. Он спал.
Снилось ли ему что-нибудь?
Монт подошел поближе, Вольмэй зашевелился и открыл глаза.
— Привет, Вольмэй!
— Монт! Я только что произносил твое имя, мне приснилось, что ты придешь.
— Ты меня не дождался. Вольмэй улыбнулся.
— Я ждал здесь.
— Я пришел, как только смог.
— Да. Я знал, что придешь. Я желал, чтобы ты пришел. И все-таки я не знаю…
— Что?
— Хорошо ли это. Я старик, и уже не могу ясно думать. Мне уже ничего не приходит в голову. Мне очень жаль… других.
— Все, в прошлом.
— Возможно. — Вольмэй наморщил лоб, и лицо его прорезали глубокие морщины. — Мне жаль всех других. Ведь я лишь одинокий мужчина. — Он казался очень усталым.
— Мы похожи, ты и я. Мы оба пытались сделать самое трудное. Нелегко действовать в одиночку. Намного легче плыть по течению, правда?
— Бывает время, когда надо плыть против течения. Мне сгыд-н0 что потребовалось столько времени, чтобы осознать это. Я боялся.
— Но ты приходил ко мне. А теперь я пришел к тебе.
Старик вздохнул.
— Этого мало.
— Да, нам вдвоем с этим не справиться. Я пришел, чтобы предложить себя.
Старик встал и испытующе посмотрел на Монта своими черными, печальными глазами.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Иногда войны выигрывают не в бою. Люди моего народа открыли эту истину задолго до того, как я родился. Иногда битву можно выиграть только жертвой.
— Это странная идея.
— Вольмэй, твой народ может читать мои мысли, верно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
