«Ежели убьет русский писатель жителя США, то платить ему 10 рублей,/ если южноамериканца — 20 рублей,/ если араба, индийца, китайца — по 500 рублей или отдать взамен три пишущие машинки с лентой, двумя ластиками и тысячью листов почтовой бумаги сорта А — ГПС[190] в придачу».
Видимо, на моем лице отразился ужас; так как она по-спортсменски отрывисто хохотнула и добродушно проворковала: «Ш-шут-тка. — : Вы — наш гость; уважаемый гость.» (Ничего себе: хорошенькое предписание! Но она): «Это из одного старого романа — середины прошлого века — принадлежащего перу товарища Ивана Михайловича Афанасьева.» Из ее уст громкие имена знаменитостей так и сыпались.
Последний этаж; тут же на стене табличка: «Тише! Соревнования по шахматам!» (Турнир претендентов на звание чемпиона мира. Мы бесшумно проскользнули в зал. На этот раз она из почтения к участникам лишь писала их имена в блокноте, показывая кончиком карандаша на того или иного шахматиста:!)./ А тут были все: Галахов и Кареев; Фортунатов и Вельянинофф-Сернофф; Спасович и Славатинский; созвездие самых блестящих имен! (Поразил меня товарищ Фортунатов — я представлял его себе гораздо старше: подумать только, человеку вот-вот стукнет сто, а он все еще участвует в турнирах, всякий раз занимая второе место! Поистине крепкий еще народ, эти русские: любо-дорого поглядеть — широкоплечий, плотный, с серебряной бородой; ни за что не дал бы ему больше шестидесяти!)/На турнире положение сложилось следующее: первые тридцать четыре места занимали русские, шахматисты из Советского Союза. Затем шли два бывших югослава (которые, похоже, тоже были уже очень и очень в летах; лиц их я не смог разглядеть, так низко склонились они над доской.) Далее — чех и четыре аргентинца./Единственный американец занимал сорок второе место (и на наших глазах проигрывал очередную партию; у него уже не хватало трех пешек.
Я, не произнеся ни слова, сочувственно пожал соотечественнику руку) / (Он встал и подвел меня к окну: «Нас обманывают!» свистящим шепотом произнес он: «Моему противнику на вид не больше двенадцати: в заявке на игру он значится как Стасюлевич! Но того-то я знаю давно — уверяю Вас, это не он! Правда, играет совершенно так же, как он: те же излюбленные начала, те же дьявольские ловушки. Узнал меня сразу же; и что-то понес насчет «курса омоложения!»). / Елена, горделиво-небрежно: «Мы только что подали новую заявку — просим впустить на остров еще четырех гроссмейстеров: отлично!»/ И тут же во взгляде ее загорелась смертельная ненависть: «Хотя обоих наших лучших игроков нет!..» Я с интересом взглянул на человека, сидевшего за первой доской:?: И ведь верно! Это был не Вовейкой, второй по силе шахматист мира! Самого чемпиона нигде не было видно: «Но ведь он и не должен участвовать в турнире». — Она едва сдержалась, чтобы не крикнуть на меня. Но, вспомнив, где мы находимся, прошипела: «Два раза тебе повторять?!»: Великий Рылеев и Вовейкой…» Она взяла себя в руки; и завершила презрительно: «…не присутствуют.»/ В коридор и вниз по лестнице -
На улице: облачное покрывало стало совсем плотным, непроницаемым./И я предложил на ее рассмотрение небольшой планчик: «Я хотел бы лично познакомиться с маститым А. Ф. Ступиным — по крайней мере, хотя бы взглянуть на него.» (Мне всегда нравилась его «Тихая Обь».)/И вот уж совсем неожиданное везение: из читального зала библиотеки как раз возвращались писатели других комбинатов! — «Он среди них. Я сейчас позову его».
И высокая, пышущая здоровьем — кровь с молоком! — блистающая юной свежестью девушка, развевающая по ветру знамя своих светлых волос, выбежала из последней шеренги. И к нам. Горохом посыпались слова — она фамильярно хлопнула меня по плечу и протянула руку:! (Я был несколько ошеломлен; однако поклонился и вежливо ответил: «Очень приятно, госпожа Ступина». (Кажется, переводчица меня неправильно поняла! — Ну, да ладно; я с не меньшим успехом могу нарисовать в своих очерках «гибкую, цветущую супругу престарелого титана»;[191] как и сочинить любую другую подобного рода ахинею. — Они все еще разговаривали смеясь. Бесшабашная девчонка с копной ржаных волос оценивающе разглядывала меня, явно готовая пуститься во все тяжкие; на прощание — еще один удар по левому плечу — и, в два прыжка догнав колонну своего комбината, она уже шагала в шеренге своих товарищей.))./«Госпожа Ступина тоже пишет?»; но Елена лишь смотрела ей вслед, счастливо улыбаясь; качая своей черной, густоволосой, коротко подстриженной головкой (меня, наконец, тоже забрало; я засмеялся с ней на пару; поднял указательный палец и со значением, словно находясь на сцене, произнес: «Ja / tebja / ljubljuh!» В ответ из ее широкого рта раздалось: «Хар-рашо».
Там, по ту сторону — красные китайцы? — Я испытывал известные колебания: В конце концов мы все еще не признали Китай. — (С другой стороны, я должен изо всех сил стараться соблюдать объективность!)./Но она разрешила мои сомнения с неожиданной для нее деликатностью: «Пойдемте в профсоюз танцевального искусства, там многие бывают.»
И вот мы уже идем по «Кремлю», гигантскому универсальному магазину, увенчанному куполом: кругом горы товаров: хрустальные бутылки с водкой, бочки с черной икрой. — Восхитительно: женское белье! крошечные трусики, пижамные штанишки; прозрачные комбинации и пеньюары; коротенькие кофточки. («Экономия материалов», заговорщически шепнул мне на ухо прозападно настроенный скептик; к тому же все вещи были только одного фасона. Елена заметила, что одежда мне очень приглянулась.)/«Нельзя ли мне здесь что-нибудь купить?»: «Ради бога, выбирайте! — :Все, что Вашей душе угодно. Ведь Вы — наш гость!»
В одном отделе я купил записную книжку в яркой, в крупную клетку, обложке. В другом — красновато-коричневую цветную ленту для пишущей машинки./В третьем — о, это было интересно! (И поучительно!/Она объяснила мне назначение справочных изданий. — Сплошь однотомники: справочник по правописанию. Народная энциклопедия. Энциклопедический словарь для лиц с высшим образованием, содержащий дополнительные сведения для интеллектуалов: статья «Наполеон» в нем выглядела совершенно иначе, чем в предыдущем лексиконе для простонародья! Если там статья пестрела выражениями вроде «ярмо корсиканца», то здесь скрупулезно приводились имена, даты, числа: такой, столь детально разработанной биографической таблицы я еще ни разу не видел в наших изданиях!) (Правда, «человек из народа» не знал бы, что со всем этим делать: но в этом-то и заключалось различие!: Различие, которого мы, к сожалению, еще не делаем. А равно и не признаем. — Она почувствовала мое невольное восхищение и гордо откинула голову: Матушка Россия!)).
(Однако выбирать товары следует с осторожностью, не набрасываться на них, не то они тут, пожалуй, чего доброго, подумают, что у нас нет карандашей — ведь именно об этом им наверняка все уши прожужжали!)/Затем перекусить в небольшом кафе, тут же в универмаге. — Вареная колбаса, еще теплая, была-?: ну, что ж; вполне приличной. /Рыбное филе? — :пересушенное и старое./Китайский чай мирабель из Туркестана?: собаки есть не будут!
Профсоюз танцевального искусства: сперва в зале была абсолютная темнота; только на сцене работа кипела вовсю. Мы уселись, рядышком, в первом ряду (я решил, раз уж мы сидим так близко друг к другу, еще разок поупражняться в русском языке и произнес единственную знакомую мне фразу; Елена деловито кивнула: дело пойдет!)./Декорации, изображавшие стены дома, стояли разобранными, были навалены как попало (выпуклость, долженствующая изображать вершину холма, выглядела, надо признаться, препротивно.) Искусственное дерево с кричаще-яркой листвой лежало поперек валуна, на коем, по всей видимости, должен был восседать князь Игорь в момент поднятия занавеса./Режиссеры изрыгали проклятия (одного из них при этом не было видно, он находился за кулисами, и в зал доносился только его голос); рабочие сцены свисали с потолка, сидя в веревочных петлях; ассистент режиссера, мальчик на побегушках, в поте лица наводил на сцене красоту; осветитель выбивался из сил.
С закрытыми глазами: китаянка выпорхнула на сцену! Ее желтые ручки казались побегами карликового деревца; ножки мелко семенили, тесно прижавшись друг к другу. Она выглядела совсем девочкой, девичьи бессмысленной была ее блуждающая улыбка (тогда как со спины она производила явно противоположное впечатление; видимо, ей это было хорошо известно, поэтому она старалась как можно реже поворачиваться к зрителям этой частью своего тела): Не-е-т!/Налево?: «Па-да-линн; Па-да-линн» заливалась балалайка; и представительницы гиревого спорта, переодетые комсомолками, выстроились полукругом: празднуя мой мрачный триумф. (У всех одинаковые фигуры: точь-в-точь, как у моей водительницы: «Великолепно»; я застонал, как бы вне себя от восхищения; она удовлетворенно кивнула.)
