Он сгреб не просыпавшегося стражника в охапку, донес его до распахнутого люка и, как на салазках, спустил по лестнице. А за ним таким же образом принялся сплавлять и других обитателей спальни. Чезаре, обладавший значительной силой, помогал ему. Остальные, с автоматами наготове, следили за спящими.
Когда несколько стражников проснулись от шума, то уже поздно было думать о сопротивлении. Грозные лица десантников и дула автоматов объяснили им все без слов. Трясущимися руками стражники стали натягивать на себя брюки, опасливо косясь на каторжников.
Один из них не выдержал и, с самым умильным выражением на лице, предупредил Паоло о чрезвычайно легком спуске гашетки автомата. Волей случая его собственное оружие было сейчас направлено на него же.
Другой, сообразив, в чем дело, заботливо прихватил с собой недопитую бутылку виски и подушку.
Старший надзиратель, подойдя к люку, хотел было запротестовать, но, увидел в подвале капитана Томазо, опустил голову и покорно спустился вниз. Остальные были послушны так же, как начальство.
Наварро и Паоло, осмотрев опустевшую спальню, заметили торчавшие из-под койки ноги в носках, с продранными пятками. Пинком подняв стражника, вздумавшего спрятаться, они прогнали его в подвал и захлопнули крышку люка. Замок механически защелкнулся. Без помощи сверху сидящие в карцере уже не могли выбраться.
Трудная операция была выполнена без выстрела. Это воодушевило десантников.
Поставив Паблито часовым, Мануэль приказал всем переодеться в одежду стражников.
Наварро заглянул в кабинет Томазо. Со стен на него смотрели голливудские кинозвезды и какие-то военные в форме иностранного легиона. Тут же висело фото расстрела связанных арабов. Летчик пристально вглядывался в людей в бурнусах, с презрением глядевших на карателей, направивших на них дула автоматов.
– Вот как умирают! – с уважением прошептал он.
Под большим простреленным зеркалом, между флаконов с одеколоном, пистолетных патронов и бритвенных принадлежностей, стояла солидная бутыль с ромом. Наварро сперва понюхал, а затем, отведав ее содержимое, прищелкнул языком.
– Ямайский ром! – определил он. – Чудесное питье. Я думал, что и попробовать больше не доведется.
В шкафу он обнаружил белье и крахмальные воротнички, а в соседнем отделении висела капитанская парадная форма.
– Пожалуй, она мне подойдет, – решил Наварро.
Он нарядился, как военный щеголь, и закурил сигарету.
Остальные также переодевались в захваченную одежду. Мануэль надел мундир Томазо, висевший на спинке кресла, и направился во внутренние помещения комендатуры. Навстречу ему вышел франтоватый офицер с дымящейся сигаретой в зубах. Выхватив пистолет, Мануэль прицелился в него. Офицер выронил сигарету и крикнул:
– Не стреляй, Мануэль! Какого черта! Это же я.
– Руки вверх или душа вон! – одновременно раздался позади грозный голос Жана.
Наварро поднял вверх руки вместе с бутылью.
Узнав летчика, Мануэль опустил странно потяжелевший пистолет и перевел дыхание, а Жан тут же крикнул:
– Чего же ты поливаешь меня! Опусти бутыль, говорю!
– Приказ есть приказ, особенно когда он подтвержден пистолетом, – ответил Рамон, опуская руки. Увидев на полу лужицу вина, летчик расстроился: – Думал, парни согреются после проплыва, а оно теперь вот где. Твоя доля, Жан, вся здесь.
Собравшись вместе, десантники с трудом узнавали друг друга. У Кончеро был вид обиженного неудачника. Мундир не сходился на его груди, а брюки треснули по шву.
– Все перемерил, ничего нет подходящего, – жаловался он.
Наварро присел за стол и, раскрыв папку со списками личного состава, сказал:
– Ничего, оденем парня без всякой примерки. Так… Вес у тебя какой? Был сто шесть килограммов? Сейчас, значит, не более девяноста. Рост сто восемьдесят семь? А ну, вызвать сюда старшего надзирателя Тумбейроса. Он понадобится и Мануэлю.
Жан поднял крышку люка и крикнул:
– Старший надзиратель, на носках!
– Чего изволите? – высунув круглую физиономию, с подобострастным видом спросил Тумбейрос.
– Принесите сюда вашу парадную форму! – приказал летчик.
Сопровождаемый Паоло надзиратель прошел в кладовую за спальней и вынес разглаженный мундир с брюками. Силач натянул объемистые брюки Тумбейроса и сразу же заулыбался.
– Что ты скажешь, в самый раз! – восхищался он.
Неожиданно очнулся Томазо. Он поднялся по лесенке, держась за голову и заметив, что старший надзиратель стоит в одной ночной рубашке, по привычке рявкнул:
– Почему без штанов? В карцер захотелось? Помогите подняться!
Мануэль распорядился столкнуть ничего не соображавшего капитана вниз и взялся допрашивать надзирателя. Тот на все вопросы не отвечал и только хлопал глазами. Пришлось припугнуть:
– Утопим, если не заговоришь.
Трясясь мелкой дрожью, Тумбейрос, наконец, заговорил:
– И… и… я… з-заикаюсь. И… и… н-не соберусь с мыслями. Ночью сюда никто не является. Распоряжения поступают к ужину, а сейчас уже десять часов. Господин майор и медик живут на той стороне утеса. В клубе отдыхают стражники, прибывшие вечером на судне. Что еще изволите?
– Кто может позвонить сюда? – осведомился Наварро, взглянув на черный рупор на стене.
– Никто! Кто же осмелится беспокоить капитана Томазо по пустякам?
– Как отвечаете на вызов?
– «Пост номер два слушает». Очень прошу снисхождения, пощадите меня, господин начальник. Детки у меня… они еще маленькие, не оставьте сироток.
– Вот ради детишек, пожалуй, и следует тебя утопить – с самым серьезным видом сказал Жан.
– Ох, господа, пощады! Я буду верно служить вам, – упав на колени, принялся канючить Тумбейрос.
Его подняли и потащили в подвал. Но стоило открыть крышку люка, как снизу послышался хриплый голос Томазо:
– Послушайте, как вас там, черти, дьяволы! Почему меня посадили вместе с солдатами? Не положено. Немедля переведите в другое помещение, – требовал капитан. – Нарушаете международные законы о содержании военнопленных. Я жаловаться буду!
– А-а, сразу о законах заговорил! Жалуйся старшему надзирателю, – сказал Жан. Подтолкнув вниз Тумбейроса, он закрыл за ним крышку люка.
Десантники стали распихивать по карманам патроны и запасные обоймы к автоматам. Лишь Кончеро, действуя вместо ложки двумя пальцами, молча трудился над раскрытой банкой консервов, с наслаждением уплетая холодные бобы с мясом.
Мануэль вышел на улицу. Внизу, где светился фонарь, у пирса покачивались два морских катера. Они, казалось, только ждали властной руки рулевого, чтобы ринуться в океанскую даль. Никого из команды на катерах не было. Мануэль разыскивал в рубке аккумуляторный фонарь. Он сошел с ним на пирс, повернулся в сторону острова Панданго и трижды включил свет. Это был условный знак – теперь Хосе знал, что комендатура захвачена.
